Трагический талант. Эдуарду Стрельцову сегодня исполнилось бы 80 лет
Эдуард Стрельцов считался едва ли не самым ярким отечественным талантом. 21 июля прославленному форварду «Торпедо» и сборной СССР исполнилось бы 80 лет.
ОТ СЛЕСАРЯ ДО ОЛИМПИЙСКОГО ЧЕМПИОНА
Александр Нилин, друживший со Стрельцовым, написал о нападающем пронзительную книгу «Человек без локтей». Он вспоминал, что «Эдуард, стартовавший в без преувеличения высшем обществе выдающихся мастеров, смотрелся не явлением футбола, а волеизъявлением природы. Вроде ветра, ливня или метели. Мощь или, лучше будет сказать, передающееся всем – соперникам, партнерам и, конечно же, публике – ощущение мощи закрывало собой все прочие достоинства семнадцатилетнего игрока».
В 1954-м наставник «Торпедо» Виктор Маслов, вскользь поглядев на игру парнишки из Перова, сразу определил: даровит. Говорят, Эдуард, слесаривший на заводе «Фрезер», пришел к тренеру в нахлобученной на лоб кепке, в ватнике, с деревянным чемоданчиком в руке.
Вскоре о центрфорварде заговорили наперебой и болельщики, и знатоки. Известно, например, что Стрельцова отметил короткой похвалой знаменитый Григорий Федотов: «Я тоже играл. Но как ты, Эдик…»
Торпедовцем он стал в шестнадцать, футболистом национальной сборной – в восемнадцать, сделав хет-трик в дебютном матче со шведами. В девятнадцать Стрельцов должен был получить первую награду – золото Олимпиады в Мельбурне. Но на команду полагалось только одиннадцать комплектов медалей. Коллега Стрельцова, нападающий Никита Симонян предложил отдать свою – бери, заслужил. Однако Эдуард благородно отказался.
В 1957 году 20-летний Стрельцов номинировался на «Золотой мяч» – приз лучшему футболисту Европы, учрежденный журналом France Football. Торпедовец оказался седьмым в списке, но многие были уверены, что скоро он станет первым.
МСТИТЕЛЬНЫЙ ХРУЩЕВ
Очень хочется пофантазировать, точнее, представить. В двадцать лет Стрельцов мог сыграть на чемпионате мира-1958 в Швеции, спустя четыре года – на первенстве планеты в Чили. На следующий турнир в Англии он приехал бы в двадцать восемь. И, вероятно, дотянул бы до Мексики-1970...
Мне не довелось посмотреть на Стрельцова молодого, шустрого, с модным коком на голове. Увидел его уже изрядно потяжелевшим и сильно полысевшим. Однажды, кажется, летом 64-го, меня занесло на какой-то невзрачный московский стадиончик, где проходила встреча первенства города. Мужики из «Торпедо» и их соперники – кто, уже не помню – бегали во весь дух, вздымая облака пыли и безудержно матерясь. Народ у кромки поля покуривал, балагурил, за игрой наблюдал равнодушно, вполглаза. Однако никто не уходил, все чего-то ждали.
Наконец, дождались. Со скамейки запасных поднялся Стрельцов.
Зрители замерли, ожидая мгновенного чуда. Они помнили, как изумительно Стрелец играл и какие надежды подавал. Но мостик в грядущее счастье обрушила злосчастная гульба в мае 58-го, закончившаяся скорым судом и оглушительным приговором.
Известно было, что форвард почти пять лет отсидел, досрочно освободился, работает на ЗИЛе. Гоняет мяч за цеховую команду автозавода и за первую мужскую «Торпедо», в футболке которой я его увидел. За мастеров Стрельцову играть не позволяли, хотя за время вынужденного простоя его яркий талант ничуть не поблек.
Былые грехи в ту пору забывались нескоро. И продолжал властвовать в стране мстительный Хрущев, с чьей подачи Стрельцова и упрятали за решетку.
Про грехи ваш покорный слуга молвил и осекся. А были ли они? Ведь никто так и не узнал правды о том, что случилось той ночью в поселке Правда.
По воспоминаниям Нилина, Эдуард Анатольевич, уже неизлечимо больной, «барахтался в полудреме, полубреду, из которых вдруг вынырнул, спросив безотносительно к предыдущему бормотанию: «Одного не пойму… за что меня посадили?»
БЛАГОСКЛОННЫЙ БРЕЖНЕВ
Вернусь к тому, впервые увиденному мной Стрельцову. С чудом он не спешил. На поле все делал буднично: не спеша передвигался, коротко пасовал, один раз даже ударил, но – несильно, и вратарь спокойно взял мяч.
Самые нетерпеливые уже стали посвистывать, бросать упреки в спину нападающему. Тот поначалу не обращал внимания на дерзости, но какие-то слова его задели. Он резко обернулся: глаза сверкнули обидой.
Не помню уже, что делал потом Стрельцов. Но, судя по тому, что все вокруг кричали, смеялись и неистово били в ладоши, он творил что-то невообразимое.
Осенью 64-го секретарь парткома ЗИЛа Аркадий Вольский пришел на прием к Брежневу, только что вставшему у руля страны. Рассказывая о делах на автозаводе, Вольский изящно, как его протеже, «прокинул» фразу об опальном форварде. Мол, нельзя ли разрешить Стрельцову вернуться в «Торпедо».
Леонид Ильич был любителем футбола и почитателем таланта торпедовца. И потому сочувствующе вскинул мохнатые брови: «Если слесарь отбыл срок, так ему что, нельзя работать слесарем? Можно!»
«А футболисту?» Вольский молчал, но Брежнев прочитал этот вопрос в его напряженном взгляде. И благосклонно кивнул.
ГРУСТЬ В ГЛАЗАХ
Так Стрельцов снова, после семилетнего перерыва надел форму «Торпедо». Только за границу его поначалу не выпускали.
Пожалуй, он даже прибавил. Раньше норовил все сделать сам – пройти, обвести, забить. Теперь же, не утратив искусства дриблера и мощи забивалы, он стал более изящно расцвечивать геометрию атак, вдохновляя партнеров на голевые подвиги. Чего стоит только его пас пяткой! Тот прием был не излишеством, а самым верным и, если хотите, мудрым решением игровой головоломки.
Конечно, он не всегда выходил победителем из футбольных схваток. Случалось, Стрельцова брали в тиски, рвали на нем экипировку, нещадно лупили по ногам. Иногда он, словно потеряв вкус к игре, отрешенно вставал в центре поля, уперев руки в бока.
Стрельцов мог так «отдыхать» чуть ли не весь матч. Но чтобы решить исход поединка, ему было достаточно пару-тройку раз удачно развернуться, оглядеться и одарить партнера хитроумным пасом. Или самому ударить – несильно, щечкой, но – точно.
После второго пришествия в футбол Эдуард Анатольевич вроде всего добился – стал в составе «Торпедо» чемпионом страны, вернулся в сборную. Однако на чемпионатах мира и Европы сыграть так и не удалось.
Форварда щедро награждали комплиментами. Однажды о его игре, сходной с лицедейством, написал журнал «Театр».
Но в глазах Стрельцова все чаще застывала грусть: каждое движение – пусть и под аплодисменты – приближало расставание с футболом. Возможно, все сильнее терзала обида на судьбу, которая поначалу была благосклонной, но вдруг прогневалась. Потом одумалась, стала возвращать долги, но было уже поздно.
Это был воистину трагический талант.
