Бубка: Скоро Исинбаева установит новый рекорд
Знаменитый прыгун с шестом Сергей Бубка дал интервью «Известиям», где рассказал о чемпионате мира по легкой атлетике, который недавно завершился в японской Осаке.
вопрос: С решения каких проблем новый первый вице-президент собирается начать свою работу?
ответ: Точный перечень моих полномочий будет известен к ноябрю, к следующему совету ИААФ. А что касается ближайших задач... Мне кажется, имеет смысл изменить формат самых престижных легкоатлетических соревнований — «Золотой лиги». Между отдельными ее этапами должна быть ротация атлетов: пусть кто-то выпадает, кто-то добавляется. Еще нужно обязательно развивать самих спортсменов: сейчас многие из них не имеют образования, не знают своих прав и обязанностей. Раньше, например, спортсмены сборной СССР имели привилегии при поступлении в вузы. Теперь у нас этого нет...
в: Последнее время вы особенно много внимания уделяете развитию одной спортсменки — Елены Исинбаевой. Как оцениваете ее карьеру за те два года, что она живет в Италии?
о: Знаете, Лене приходится очень тяжело. Раньше она жила в родном городе — с мамой, папой, любимой сестрой. Сейчас — одна, да еще в чужой стране. Плюс к этому она кардинально поменяла технику прыжка. Я разговаривал с ее тренером Виталием Петровым (бывший наставник и самого Бубки. —). По его словам, она уже готова снова штурмовать рекордные высоты. Этот прорыв должен был произойти еще летом, но что-то не получилось.
в: А может, не стоило этот огород городить? Жила бы себе Лена и дальше в Волгограде, била бы рекорды по старинке...
о: Да вы что! Вы посмотрите, как она выросла за это время! Стала популярнейшей личностью, научилась говорить, в том числе и по-английски. Сейчас Лена во всем разбирается сама: в финансах, организации и проведении соревнований.
в: Вы сами принимаете участие в делах Лены?
о: Ее дела ведет одна маркетинговая фирма из Монако: прямого отношения к ней я не имею, выступаю только как консультант. Эта фирма принадлежит моим французским друзьям, с которыми я знаком много-много лет. Еще работая в МОКе, я понял: для многих спортсменов очень остро стоит вопрос правовой помощи. И когда с Леной возник разговор на эту тему, я рекомендовал ей своих друзей.
в: Из успешного спортсмена вы очень быстро превратились во влиятельного функционера. Кого или что должны за это поблагодарить?
о: Поблагодарить надо реформу, которая началась в Международном олимпийском комитете в середине 90-х. В то время по инициативе тогдашнего президента МОКа Хуана Антонио Самаранча была создана комиссия спортсменов. В 1996 году я был избран в ее состав, тогда олимпийцы впервые сами выбирали членов комиссии. Это и был мой первый шаг на пути спортивного функционера.
в: Многие знаменитые атлеты не могут найти себе место в обычной жизни, потому что все амбиции они оставили в спорте. Вам никогда не хотелось спокойной жизни, без разлук с семьей и постоянных переездов?
о: Знаете, в свое время я много думал над этим. Действительно, куда делись многие знаменитости после ухода из спорта? Потом понял: они просто не готовили себя к завтрашнему дню. Я всегда старался делать выводы из чужих ошибок. Видел, какие проблемы испытывали с трудоустройством другие, и понял: свой уход нужно готовить. Расцвет моей карьеры пришелся на годы перестройки. Тогда мы начали много выезжать за рубеж, и я смотрел по сторонам и учился. За границей увидел, что многие атлеты параллельно со спортом начинают заниматься бизнесом, и решил пойти по их стопам. В 1990-м создал клуб Сергея Бубки, написал заявление, что отказываюсь от стипендии Госкомспорта, и ушел работать в Центр научно-технического творчества молодежи. Начал организовывать соревнования "Звезды шеста", заниматься менеджментом...
в: Тогдашнее спортивное руководство восприняло этот шаг спокойно?
о: Болезненно восприняло. Был накат, пошла негативная пресса. Как раз в то время Гарри Каспаров поднял вопрос, почему государство забирает наши призовые, начался скандал из-за отъезда Фетисова с Ларионовым, свой голос подали теннисисты. Я же не хотел воевать ни с кем, просто написал заявление и пошел своей дорогой. Но руководству это все равно не понравилось, ведь я подавал пример другим. Скажем, в 1990 году в Сиэтле проходили Игры доброй воли. Меня в состав сборной не включили, сослались на якобы полученную травму. А потом, буквально за несколько дней до старта, заявили — собирайся. Потом-то я узнал, что американцы включили в контракт отдельный пункт: если Бубки не будет, Госкомспорт недополучит значительную сумму денег. Время тогда было сложное, и кто знает, чем бы все это закончилось, если бы не путч 1991 года.
в: В то время вы были за границей?
о: Вылетал из Москвы в Японию. Когда ехал в аэропорт, навстречу по Ленинградскому шоссе шла большая колонна танков. Машин 50—60, которые мололи асфальт в пыль. В аэропорту мы все гадали: выпустят — не выпустят. Но еще больше переживали, что будет дальше. Приземляемся в Токио, меня просят выйти из самолета первым. Оказывается, в аэропорту собралось огромное количество репортеров, которые ждали моих комментариев. Но что я им мог сказать тогда? Сам ведь толком ничего не знал...
в: Вы уже тогда свободно говорили по-английски?
о: Я освоил язык сам. В школе мы учили английский, но после выпуска я на нем так и не заговорил. Позже, уже выступая за сборную, купил самоучитель, начал заниматься с товарищем после тренировок. Поначалу стеснялся говорить, потом привык. Так и выучил.
в: Сейчас вы производите впечатление очень открытого человека. Почему же раньше вас считали замкнутым и даже высокомерным?
о: Я всегда старался относиться к своим коллегам корректно и уважительно. И отношения в секторе у меня были нормальными. Единственный инцидент произошел с Максимом Тарасовым...
в: Что произошло?
о: Это было на чемпионате мира-97, я разминался на тренировочном поле. Подошел Максим, мы поздоровались. Но он захотел пожать мне руку, а я вежливо отказался. Знаешь, сказал, давай руки пожмем на пьедестале. Знал, что он протягивал ладонь не с добрыми намерениями, относительно таких вещей я был уже ученый. Через рукопожатие могла произойти утечка энергии, да и сглаз. Максим обиделся, потом в газетах начал рассказывать о моем высокомерии.
в: Об утечке энергии вам рассказали психологи?
о: Да. Они учили, как упорядочивать мысли, как настраиваться в паузах перед прыжком. Знаете, невозможно расплескивать энергию, а потом каждый раз настраиваться заново. Спортсмен должен быть как сосуд: выдал немного эмоций и снова закрылся. С этой точки зрения работа с психологами была полезной. Хотя я тяжело поддавался их влиянию. У меня очень сильная психика, на нее воздействовать трудно.
