Трехкратный чемпион мира Пеле: Попытка пробить Яшина – наглость с моей стороны!

Екатеринбургское издательство «У-Фактория» напечатало перевод на русский язык «Автобиографии» Эдсона Арантеса ду Насименту, известного во всем мире как Пеле. В ней великий бразильский форвард предстает перед читателем без звездной напыщенности, преклоняе

МЕМУАРЫ ОТ «СОВЕТСКОГО СПОРТА»

«ОН ОЧЕНЬ ДАЖЕ ЧЕРНЫЙ!»

Я родился в бедности, в маленьком домике, сделанном из старых кирпичей. После этой фразы вам может показаться, что этот дом был вполне крепким и надежным, но если бы вы увидели его, то поняли бы, насколько ветхой была наша хибарка. Я горжусь тем, что улицу, на которой стоит наш дом, назвали в мою честь, а на доме теперь висит мемориальная доска и на ней написано, что я родился именно здесь. Но сам дом не сильно изменился, и он выглядит весьма обветшалым. Может быть, только мемориальная доска его и держит, а то бы он совсем развалился. Уже взрослым, приехав в этот дом, я отчетливо представил себе сцену моего рождения, как ее описывала моя бабушка Аброзина, помогавшая моей юной матери Селесте преодолеть страх и боль деторождения. Наконец после долгих усилий крошечный извивающийся младенец, которым был я, появился на свет, и мой дядя Жоржи закричал отцу: «Он очень даже черный!». Возможно, эта новость помогла папе получить ответ на самый главный вопрос: кто я – мальчик или девочка? Удовлетворенный информацией о том, какого я пола, отец подергал меня за тощие ножки и заявил: «Он будет первоклассным футболистом!» Реакцию мамы история не сохранила, но я могу предположить, что она вряд ли была в восторге от такого предсказания.

Мой отец Жоао Рамос ду Насименту, известный под именем Дондиньо, сам был футболистом. Он играл хорошо, особенно ему удавалась игра головой, и даже достиг определенной известности в округе, но зарабатывал на этом очень немного. Поэтому отцу приходилось хвататься за любую возможность подработать, и он вынужден был много времени проводить вне дома. В те времена не было таких премиальных за победы, как сейчас, да и клуб «Трес-Корасоэс», если честно, был обычной командой из маленького городка, не хватавшей звезд с неба. Содержать семью – кроме меня, в этом маленьком доме родился и мой брат Жаир, известный под именем Зока, – на те жалкие крохи, которые он зарабатывал, было очень непросто. Маме мысль о том, что я могу пойти по стопам отца, понравиться никак не могла, потому что она не понаслышке знала о финансовых перспективах, которые сулит карьера футболиста. «Вот доктор, – думала она, – это действительно серьезная профессия!» Увы. Ее мечтам было суждено разлететься в прах. Я рос, все сильнее влюбляясь в игру, как любил ее мой отец. Лучше всего он умел играть в футбол и всегда надеялся, что однажды ему повезет и он сможет сосредоточиться на игре, зарабатывая при этом достаточно для того, чтобы обеспечить нас.

«МЕНЯ ЗВАЛИ ДИКО»

При крещении я получил имя Эдсон Арантес ду Насименту, но все звали меня просто Дико – этим прозвищем меня наградил брат матери Жоржи, который жил с нами и был для меня скорее старшим братом, чем дядей. Все – я подчеркиваю, все – звали меня Дико (а в семье меня по-прежнему так и зовут), и уже намного позже я узнал о том, что я Эдсон.

В годы моего детства футбол был повсюду. Пока я играл с друзьями во дворе или на улице, где-нибудь неподалеку мальчики постарше обязательно гоняли мяч. Мне и моим друзьям тоже отчаянно хотелось поиграть, но попасть в команду было не так-то просто: они говорили, что я слишком тощий. Это правда, я был маленьким и костлявым мальчиком. Впервые какая-то игра была для меня запретной, и одно это заставляло меня с еще большей силой мечтать о том, чтобы принять в ней участие. Мальчишкам, к которым мы так рвались присоединиться, было, наверное, около десяти – всего лишь на несколько лет больше, чем нам, – но они уже считали себя королями улицы. Это не мешало нам, младшим, замышлять бунт. Мы ошивались вокруг поля, и если мяч улетал, не возвращали его, а начинали играть сами. И получали за это немало оплеух и пинков под зад. Правда, мы с моим братом Зокой туда не ходили, боялись, что заметит мама донна Селеста.

Постепенно цирковые трюки на манговом дереве утратили свою притягательность. Все больше и больше времени мы проводили в мечтах о футболе. У нас, конечно, не было формы и даже места, так что нам приходилось набивать носок бумагой или старыми тряпками, чтобы по возможности придать ему форму шара, и завязывать его веревкой. Время от времени мы находили новый носок и кусок ткани – надо сказать, зачастую эту ткань мы стягивали с оставленной без присмотра бельевой веревки. Мяч становился немного больше, и мы снова завязывали веревочку. В конце концов у нас получилось нечто, напоминающее настоящий мяч.

А вот о поле этого сказать нельзя – свои первые матчи я проводил на престижнейшем стадионе улицы Рубенса Арруды: «стойками ворот» были старые ботинки, с одной стороны там, где улица заканчивалась тупиком, а с другой – где она пересекалась с улицей Сете де Сетембру (названной в честь бразильского Дня независимости); боковые линии проходили примерно там, где начинались дома. Но в то время для меня этот стадион был чем-то вроде «Мараканы», тем местом, где начиналось мое становление как игрока. Там у меня была возможность провести время с друзьями и проверить свои силы в борьбе с ними, там я впервые познал радость от того, что я могу контролировать мяч, заставлять его двигаться туда, куда я хочу, и с той скоростью, с какой я хочу, – а это не всегда получается, когда имеешь дело с мячом из старых носков. И очень скоро игра в футбол перестала быть просто приятным времяпрепровождением, она стала необходимостью.

«МАМА НЕ ПОВЕРИЛА ВЫЗОВУ В СБОРНУЮ»

В течение первого сезона в «Сантосе» я забил тридцать два гола, показав лучший результат в лиге. Я играл хорошо, но все еще отмахивался от людей, которые говорили, что мое попадание в национальную сборную – это только вопрос времени. Мне было всего шестнадцать, а в Бразилии играло множество прекрасных футболистов, и почти все они были старше меня и искуснее меня. И все же в один прекрасный день, навещая родных в Бауру, я с волнением слушал комментатора, рассказывавшего об отборе в сборную Бразилии, которая должна была принимать участие в чемпионате мира 1958 года в Швеции.

Я приказал себе не нервничать и ни на что не надеяться, но, конечно, это мне плохо удавалось. Я напряг слух, чтобы ничего не пропустить. Диктор медленно зачитывал список имен. Сюрпризов почти не было, как вдруг после Маццолы… «Пеле…» – услышал я. Он на самом деле это сказал или я сам выдумал?

Я побежал рассказать маме, которая сначала мне даже не поверила. Но это действительно было так, и замечательный тренер Сильвио Пирилло выбрал меня для участия в матче с Аргентиной на «Копа Рока». Я провел против них две игры 7 и 10 июля 1957 года. Когда я вышел на замену в первом матче, мы проигрывали 0:1. В конце концов мы проиграли 1:2, но единственный бразильский гол забил я, проскользнув мимо Нестора Росси и обойдя Карризо, то есть обыграв двух лучших аргентинских игроков всех времен. В ответном матче в Сан-Паулу мы выиграли 2:0, и я снова забил.

То, что произошло в 1958 году, заложило фундамент моей карьеры и всего того, чего удалось достичь бразильскому футболу. Я не преувеличиваю: Бразилии действительно был необходим этот титул. Мне еще не исполнилось восемнадцати, и вот 24 мая 1958 года я сидел в самолете DС7-С компании «Папайр», который летел в Европу.

«ВАВА ПОЛУЧИЛ ТРАВМУ ОТ НАШИХ ОБЪЯТИЙ»

Первый матч против Австрии в Уддевалле прошел без сучка без задоринки – Маццола вывел нас вперед. Нилтон Сантос в ритме вальса сделал счет 2:0, а на последней минуте Маццола забил третий. Птичка Гарринча сидел на скамейке запасных вместе со мной, так что я не очень огорчался, к тому же мы все были очень рады, что так здорово стартовали.

Три дня спустя мы играли с Англией в Гетеборге, и снова доктор Гослинг сказал, что, несмотря на все процедуры, колено нагружать еще рано. Этот матч оказался труднее, чем первый, и нам пришлось довольствоваться ничьей 0:0 – англичане использовали домашнюю заготовку и выставили против нас четверку крепких защитников, включая «волка» Билли Райта и Дона Хоува из «Вест Бромвич Альбиона». Им удалось нейтрализовать Диди, но Вава попал в перекладину, а Маццола нанес два удара, которые блестяще парировал английский вратарь Колин Макдональд.

И вот подошло время третьего матча – против СССР, – последнего в групповом турнире. Я к этому времени уже на стену лез от огорчения и постоянно упрашивал доктора Гослинга и Марио Америко дать мне шанс. Вечером перед игрой у нас была назначена тренировка, но наш тренер Феола прослышал, что какой-то журналист, ошивавшийся в отеле, передает информацию русским, и в последний момент перенес ее на утро. Сразу после завтрака мы пошли на поле. Я знал, что за мной будут внимательнейшим образом следить, так что действовал осторожно и все же отчаянно хотел произвести впечатление. Я постоял немного на воротах, а потом поиграл на позиции левого инсайда: двигаясь, я снова ощутил уверенность в своем колене, легко бегал и прыгал. Я чувствовал себя хорошо.

Доктор Паулу позже писал, что в этот момент Феола повернулся к нему и сказал: «Слава богу, доктор Паулу, похоже, что наш малыш восстановился на все сто». Паулу спросил, поставит ли он меня в игру, и Феола ответил: «Конечно! Да я давным-давно хотел его поставить!» Доктор Гослинг согласился с этим диагнозом. Казалось, что мне уже ничто не угрожает. Но потом неожиданно вмешался командный психолог, очень эксцентричный человек, у которого было много странных идей. Оглядываясь назад, я осознаю, что он во многом опережал свое время, но тогда, в 1958-м, их просто никто не понимал. Он решил лично оценить мое психологическое состояние и решил, что оно оставляет желать лучшего. Он сообщил Феоле, что мне не хватает моральных сил для такого тяжелого матча и что меня ставить не нужно. К счастью для меня, Феола чаще руководствовался собственными инстинктами, чем мнением экспертов, так что он просто мрачно кивнул психологу и сказал: «Может, вы и правы. Но беда в том, что вы ничего не понимаете в футболе. Если колено Пеле в порядке, он будет играть!»

Когда мое имя появилось в заявке на матч, это вызвало массу вопросов. В свои семнадцать лет я был самым молодым игроком на турнире, и пресса сразу же навострила уши. До этого момента все внимание было сосредоточено на советской сборной – они входили в число фаворитов турнира, к тому же в их команде было несколько игроков мирового класса, в том числе Человек-гора – вратарь Яшин и нападающий Симонян. Кроме того, они выиграли олимпийский турнир в Хельсинки (тут автора явно подводит память: сборная СССР победила на Играх-56 в Мельбурне, а в Хельсинки-52 первенствовали венгры. – Прим. ред.). Русские (как мы их называли) победили Австрию и свели вничью матч с англичанами, точно так же, как мы, – таким образом, на первое место в группе должен был выйти победитель нашей встречи.

Гетеборг, 15 июня 1958 года. Я всегда думал, что из 50 тысяч зрителей на стадионе «Уллеви» было немало тех, кто пришел в полное замешательство, когда на поле вместе с игроками сборных появился маленький чернокожий мальчишка; и еще больше они удивились, когда я снял спортивный костюм, под которым оказалась футболка сборной Бразилии с номером десять на спине. Наверное, многие сочли меня чем-то вроде талисмана – так я выглядел рядом с великанами русскими. Помню, что смотрел на них и думал: «Да, вы большие… Но и большие деревья падают». И меня выпустили на поле не для того, чтобы приносить удачу, я пришел помочь нам победить. Всего за несколько минут до этого Марио Америко закончил в последний раз массировать мое колено и отослал меня со словами, которые навсегда останутся со мной: «Можешь идти, малыш». Я буду вечно благодарен ему за всю ту работу, которую он проделал со мной.

Мы выстроились для исполнения национальных гимнов, и я почувствовал, как поток эмоций захлестнул меня всего до последней клеточки: ради этого делалось все. Ради этого были все тренировки, все болезненные процедуры. Чтобы стать представителем своей страны, сходящей с ума по футболу, на величайшем соревновании. Это пугало и одновременно отвлекало меня: я знал, что должен сосредоточиться на матче.

Наша передняя линия очень сильна: играет Гарринча и в отличной форме Вава. Звучит свисток, и приключение начинается – начинается моя карьера на чемпионатах мира. Гарринча действует очень эффективно, с первых минут нащупывает слабые места в обороне русских, и мне кажется, что мы просто летим, когда он обводит защитника и с силой отправляет мяч в ворота Яшина. Великан не угадывает направления удара, но мяч попадает в штангу. То же самое происходит со мной буквально мгновение спустя. Во второй раз крик «Гол!» умирает у меня на губах. Диди кричит мне: «Расслабься, малыш, будет еще гол, не переживай!»

И как только нам удается осуществить очередной прорыв, Диди передает Вава отличный, совершенно неожиданный пас, и Вава вколачивает его в сетку. Мы все прыгаем на него и вопим от радости. Прошло всего несколько минут, а мы уже ведем в счете.

После этого игра успокаивается, а мое колено начинает все сильнее и сильнее напоминать о себе, хотя я изо всех сил пытаюсь скрыть это. Я играю неплохо, но слишком волнуюсь, слишком сильно хочу сохранить лидерство и мечтаю, чтобы игра кончилась сейчас же. Это вечная ошибка, которая часто оказывается роковой. Я упускаю две возможности забить, которые непременно воплотил бы в жизнь, если бы играл спокойнее. Во второй половине игры русские усиливают давление, но наша защита сегодня неуязвима. В конце концов они бросаются вперед слишком большими силами, и Вава снова обманывает Яшина. На этот раз наше облегчение намного сильнее и радуемся мы дольше – даже, можно сказать, слишком долго: Вава обнимали так крепко, что он получил травму и был вынужден уйти с поля через несколько минут. Но дело сделано. Мы вышли в четвертьфинал Кубка мира и считаемся в нем фаворитами.

В тот вечер после торжественного ужина я ушел к себе в комнату и воскресил в памяти каждое движение и каждый удар. Я был не слишком доволен своими действиями – можно было сыграть намного лучше. Один раз я попытался пробить Яшина и понял, что с моей стороны это просто наглость: в то время он считался одним из лучших вратарей мира. Над этим мне предстояло поработать. Адреналин бушевал у меня в крови, я не мог спать...

«УПРЯМСТВО – МОЙ ГЛАВНЫЙ НЕДОСТАТОК»

И, честно говоря, чем старше мы становимся, тем больше у нас появляется претензий. Мы делаемся строптивыми, и наши желания превращаются в требования. Я знаю, что мой главный недостаток – это упрямство. Не так легко признаваться в этом, но мне уже шестьдесят пять, и я не пытаюсь казаться лучше, чем я есть на самом деле.

Я очень требовательный человек во всем, что касается работы. У меня пунктик насчет расписаний. Если мне не удается соблюдать расписание, я выхожу из себя. И если люди делают что-то неправильно, происходит то же самое. Я доверяю людям, пока они не сделают большую ошибку, а тогда я вычеркиваю их из своей записной книжки, из моего списка друзей… Не думаю, что это говорит о плохом характере, я просто не люблю, когда мной пытаются воспользоваться.

ЛИЧНОЕ ДЕЛО

ПЕЛЕ
Бразильский футболист Эдсон Арантес ду Насименту родился 21 октября1940 года в Трес-Корасоэсе, штат Минас-Жерайс. Трехкратный чемпион мира по футболу (1958, 1962, 1970). В 1956–74 выступал за клуб «Сантос»; в сборной Бразилии играл в 1957–70 (92 игры, 77 голов). За время выступлений забил 1283 гола в 1367 матчах. Ему принадлежат мировые рекорды по количеству хет-триков (92) и покеров (30).В составе «Сантоса» – обладатель Кубка южноамериканских чемпионов и Межконтинентального кубка (1962, 1963).