Валерий Минько: Врачи сказали, что я был между жизнью и смертью

Валерий Минько человек, конечно, уникальный. Другой бы на его месте, такую страшную травму получивши, сломался бы или руки опустил. А он еще 10 лет с одной почкой в футбол отыграл. И на каком уровне — ЦСКА, сборная России! «Преодоление» и «совершенствование» — ключевые слова в этой истории. В истории жизни Валерия Минько. Стоящего футболиста и настоящего мужика. Об своей жизни, прошлой и настойщей, он расскзала в интервью газете «Московский Комсомолец», самые интересные выдержки из которого мы приводим для вас.

* * *

— Сложно сказать, почему я футбол выбрал. Профессионально спортом у нас в семье никто не занимался. Деды воевали, партизанили. Мама — повар, отец — плотник. Оба на Алтай из Западной Белоруссии приехали. Оттуда и фамилия такая — Минько.

Когда школьником был, летом мячик гонял, зимой — шайбу. Обычное дело… В хоккее я, кстати, тоже защитника играл. Хотелось на Фетисова походить. Но отцу больше футбол нравился. И потом мне до футбольной секции ближе было добираться. И тренер — Лутц Анатолий Карлович — рядом с нами жил, через дом. Да и сам я как-то вдруг почувствовал, что на поле у меня лучше получается, чем на катке.

* * *

— Когда понял, что футбол профессией станет? Наверное, еще в школе. Тренер рассказывал, что за это дело люди неплохие деньги получают. Ну и нравилось мне это занятие. А потом… Я ведь отца рано потерял — в тринадцать лет. Автокатастрофа. Мама нас с братом одна воспитывала. Работала не покладая рук, небольшие деньги по тем временем получая, порядка 80 рублей. Хотелось ей как-то помочь, поддержать, что-то самому заработать. Однажды я даже хотел футбол бросить. Меня тогда в команду мастеров барнаульского «Динамо» пригласили, но на первых двух тренировках у меня ну ничего не получалось! Я уже, грешным делом, подумал: не мое это. Домой пришел, говорю маме: «Все, я в армию ухожу! Отслужу, вернусь и на завод устроюсь». Мать в крик: «Да ты что!» Стала Лутцу звонить, тот пришел, поговорили, и я остыл. Решил: буду продолжать. Добьюсь во что бы то ни стало! Я вообще в этом плане человек упертый. Сибиряк

* * *

— Когда меня в ЦСКА пригласили, мать против была. «Какая тебе Москва? Не пущу!». И в слезы. Только я все на своем стоял: «Не отпустишь — сам вещи соберу и уеду». В конце концов уговорил. И уже в 17 лет за ЦСКА в матче первого союзного дивизиона против рижской «Даугавы» дебютировал!

До игры, помню, всю ночь не спал. Волновался жутко. Видимо, не зря… При счете 1:0 в нашу пользу я неудачно передачу отдал, нападающий рижан мяч перехватил и сравнял счет. После матча в клубном автобусе я рыдал. Ветераны подходили, утешали как могли — Дима Кузнецов, Олег Сергеев. В тот момент я и представить себе не мог, что всего через пару лет вместе с этими ребятами стану последним чемпионом Союза...

При этом я свой вклад в ту победу ЦСКА довольно сдержанно оцениваю. Я ведь в 91-м году всего-то матчей восемь провел. Правда, одна игра до сих пор перед глазами стоит. Это когда мы с Сашкой Гришиным (зеленые пацаны!) вышли на замену в Донецке и вытащили ничью. Я отобрал мяч, Сашка Игорю Корнееву пас отдал, и Корень забил. Так 1:1 и закончили. Садырин нас потом в раздевалке отдельно хвалил. А мы по сей день с Сашкой прикалываемся: «Помнишь, как мы с тобой ЦСКА на первое место вытащили?»

Впрочем, у той команды в 91-м году и без того была просто потрясающая заряженность на победу. Ну а смерть Миши Еремина (вратарь армейцев погиб в автокатастрофе) и клятва всего ЦСКА на его могиле («Станем чемпионами в память о Мише!») только еще больше сплотили ребят. Правда, меня в тот момент в команде не было — я в составе молодежной сборной Союза на чемпионате мира выступал. Там-то и узнал эту печальную новость…

И вообще та команда, 90—91-х годов, очень дружной была. «Один за всех, и все за одного!» — таким девизом руководствовались. Ну, или — «Красная Армия всех сильней!» Хотя я лично первое время на всех наших ветеранов снизу вверх смотрел. Татарчук, Брошин, Дмитриев… Звезды!

* * *

— Самая большая победа с ЦСКА? Над великой «Барсой», конечно («Барселона», на тот момент обладатель Кубка европейских чемпионов, после ничьей в Москве — 1:1, дома, выигрывая к 30-й минуте 2:0, в ответ пропустила от армейцев три мяча и не вышла в групповой этап Лиги чемпионов). Это была какая-то фантастика! Тогда ведь в испанских газетах заголовки были: «В Барселону приехал ЦСКА. На футболистов русские непохожи». А после игры уже — «Самоубийство на русской рулетке»...

Конечно, «Барса» была выше нас классом. И правильно Костылев сказал: «Каталонцы сами себе проиграли». Видимо, просто Бог в тот вечер армейскую футболку примерил. Сколько денег за ту победу заработали? Никаких баснословных сумм не было — на сколько договаривались, столько и получили. Это все-таки был выход в основной этап Лиги чемпионов. Другое дело, что деньги эти мы в течение двух лет из руководства выбивали. И то дойчмарками они к нам шли, то французскими франками.

* * *

— Обидные поражения… Первое — от «Марселя» в той же Лиге чемпионов-92. 0:6 нас тогда французы «раздели»! Сейчас, правда, говорят, что ЦСКА в тот вечер отравили, но я лично ничего такого странного не заметил. В той же гостинице хорошее питание было. И я, два тайма отыграв, нормально себя чувствовал. Просто «Марсель» на голову сильнее нас был.

Хотя у меня от того матча и приятные воспоминания остались. До сих пор не могу забыть, как группа армейских фанатов целую трибуну разогнала! Как сейчас помню: начинается матч, играет гимн Лиги чемпионов, и вдруг на центральной трибуне наши фанаты, человек восемь или десять, с целой толпой схватываются. Ребята, как в фильме «Гладиатор», в кружок встали — и кто с ножом, а кто с ремнем солдатским… И как начали махаться, так вокруг них сразу же пустота образовалась. Я сначала в шоке был, а потом такая гордость за Россию взяла! Ничего себе, думаю, парни дают!

Ну а второе поражение… Вот если «Барса» — это моя еврокубковая вершина в ЦСКА, то «Мельде»-99 — точка низшего падения. В тот вечер, видимо, футбольный бог уже форму нашего соперника примерил. Это был настоящий кошмар! Помню, после матча я, Серега Семак и Олег Корнаухов в гостиничном номере закрылись и сидели молча. Так стыдно перед болельщиками было! Наверное, в той ситуации нужно было выпить, но даже это у нас не получалось — водка в горло не лезла...

* * *

— Нет, я не считаю, что ЦСКА с «Кубанью» изменил. В конце концов я ведь не по собственной воле команду покинул. Просто на тот момент Валерий Минько не подходил под систему игры, выстраиваемую Газзаевым. Я еще месяца за четыре до его прихода в ЦСКА чувствовал, что команду ждут большие перемены, которые могут коснуться и меня непосредственно. Так оно в итоге и получилось. Конечно, расстроился, когда узнал, что меня выставили на трансфер, но никаких обид не было: я ведь не маленький мальчик, чтобы обижаться. Что поделать — так жизнь повернулась. Да, из ЦСКА я как из родного дома уходил. Да, долгое время представить себя в футболке другой команды просто не мог… Но при этом чувствовал, что год-два еще отыграть могу. Силы были. Эх, если бы не эта травма… Я уже сейчас точно не скажу, четвертый это был мой матч за «Кубань» или пятый. Помню только, что мы в Питере с местным «Динамо» играли. И там один молодой человек в концовке под меня очень «удачно» подкатился. Порвал мне крестообразную связку и оба мениска повредил. Когда мне врачи диагноз сообщили, я понял — это все… В таком возрасте да с такими повреждениями восстановиться было просто нереально…

* * *

— Травмы в моей жизни серьезное место занимают. Особенно одна — в 1993 году в отборочном матче молодежного чемпионата Европы с Грецией заработанная. После нее я почки своей и лишился… А дело было так. Самая концовка первого тайма, идет передача с фланга в нашу штрафную, я вполоборота слежу за мячом и за нападающим соперника одновременно. Бегу на мяч, он опускается, и тут я слышу — наш вратарь Саша Помазун выходит из ворот. Я останавливаюсь, греческий нападающий меня подталкивает, и я врезаюсь в Помазуна. И он прямо бедром попадает мне в почечную область… Сразу — резкая боль, дышать нечем. Я за лицевую линию выполз, врачи подбежали, нашатырь мне суют… И тут же судья свисток на перерыв дает. Я как-то до раздевалки дошел, лег на массажный стол, врачи меня осмотрели и вроде бы ничего особенного не заметили. Да меня и самого немного отпустило. Игнатьев спрашивает: «Играть можешь?» Я кивнул. Очень уж мне не хотелось, чтобы про меня потом говорили: вот, мол, слабак, заменился… Да и матч был крайне напряженным. В общем, отыграл я эту встречу от и до. Потом поехали в гостиницу, я зашел в туалет помочиться — и здесь у меня кровь пошла… Тогда я уже понял: что-то серьезное случилось. Опять к врачам обратился, они меня в греческий госпиталь отвезли, но и там специалисты ничего не заметили в силу обширной забрюшной гематомы. Единственное, что мне там предложили, — это в местном госпитале отлежаться. Но тут уже я не согласился. Спросил через переводчика: «А можно мне в Россию улететь? Никаких осложнений не будет?» Мне сказали: «Если лежачие места в самолете найдутся, то без проблем»… Да, потом я слышал такую версию, что, мол, если бы не этот перелет, ничего бы страшного и не было. Не так это! Просто мне нужно было сразу после самолета в больницу ехать. А я домой помчался, к любимой жене. И еще додумался горячую ванну принять! Чего нельзя было делать ни в коем случае. Хотя, что теперь гадать — в любом случае почка у меня была разорвана на три части. Она как розочка разошлась. Поэтому зашивать ее не представлялось возможным — только удалять…

* * *

— Нет, на Помазуна я никакой обиды не держу, знаю только, что Саша этот момент до сих пор остро переживает, чувствуя себя виноватым. Я же ему при встрече сказал: «Саш, даже не думай. Это был обычный игровой эпизод».

Самое же главное, что в той ситуации от меня никто из близких не отвернулся. И тренеры в больницу приходили (Игнатьев, Копейкин), и руководство ЦСКА, и ребята… От такого количества посетителей мама даже в шоке была: «Ему отдыхать нужно, а вы все ходите и ходите!»

* * *

— В состав ЦСКА я вернулся во 2-м круге 1994 года. Честно скажу, саму игру помню плохо. Помню только, что нас уже Тарханов тренировал, а играли мы тогда на «Динамо». Какие ощущения были? Волнение огромное. И страх. Получится? А может, нет? Спасибо Тарханову — поверил, дал шанс, выпустил на поле. Я, правда, до этого специальную расписку Белаковскому дал: «В случае чего претензий к врачам иметь не буду…»

Каких-то особых последствий той страшной травмы я сейчас не испытываю. Со здоровьем все нормально. Тьфу-тьфу-тьфу. Конечно, обследуюсь раз в год. И ограничения по еде имеются — поменьше острого, соленого. Нет, я могу, например, съесть соленый огурец, но не десять же штук! В этом вопросе главное — без фанатизма обойтись… Раньше были и во время тренировок ограничения — тот же Тарханов после каждой игры мне двухдневную паузу давал, в то время как все остальные ребята день отдыхали. Но со временем и оно было снято.

Да, и вот еще что. Всю свою дальнейшую карьеру я в легком защитном поясе отыграл. Идея эта была Белаковского, а сделали мне его по специальному слепку в институте протезирования. Плотный материал держал 70% прямых ударов. С одной стороны, это, конечно, был важный психологический момент, но с другой — существенная подстраховка, снижающая риск получения травмы. Здесь, правда, нужно еще и соперникам должное отдать — те ребята, что про мою травму знали, всегда после стыков подходили: «Минь, ты как? Нормально?» Пояс этот до сих пор у меня дома лежит. Я его теперь на ветеранские матчи надеваю…

* * *

— Думаю, с карьерой игрока я завязал вовремя. Судьба, наверное, у меня такая. И травмы опять-таки… Но без футбола я себя никогда не мыслил. Во-первых, люблю я это дело, а во-вторых, делать ничего другого элементарно не умею. Мне хочется во всем этом вариться, жить. И что-то после себя оставить… Поэтому и решил тренером стать. Не зря ведь говорят, что все тренеры мечтают добрать то, что им не удалось в качестве игроков. И я где-то об этом грежу — слепить такого идеального футболиста, которым сам не смог стать…

Вообще о тренерской карьере я начал задумываться еще лет эдак в 27. Сразу отдавая себе отчет в том, что играть гораздо легче, чем тренировать. И вот же как получилось — работать я начал в родном ЦСКА. В 2003-м…

Как реагирую, когда меня символом ЦСКА называют? Приятно, конечно. И лестно очень. Только я сам себя таковым не считаю. Символы ЦСКА — это люди, которые чего-то добились. Та же легендарная «команда лейтенантов», тот же Серега Семак… И когда меня «конем» величают, меня это не коробит. Конь — отличное животное. Очень благородное…

* * *

— Сейчас 80% всего времени сейчас работа отнимает. Ухожу из дома в 9 утра, возвращаюсь в 9 вечера. Иногда есть желание на компьютере поиграть, да со временем — просто беда. Я семью-то преимущественно зимой вижу да летом после первого круга, когда мы в ЦСКА утренними тренировками ограничиваемся. С Соней, дочкой любимой, в основном только по утрам общаюсь, когда в детский садик ее отвожу. Это неправильно, конечно, но что поделать — я сам эту дорогу выбрал.

Зато как ценятся те часы, что ты с родными проводишь! У нас с женой, правда, планы на отпуск обычно разнятся. Она предлагает: «Давай на море махнем!», а для меня нет ничего лучше родного Барнаула. «Кто родился на Алтае, тот не забудет его никогда» — так вроде бы говорят. Каждый год стараюсь туда выезжать. У меня там и брат живет, и друзья, с кем мы еще в школе в футбол играли. У брата свой дом в деревне, так мы с ним на рыбалку ходим. Знаете, какой там клев? А природа? Реки, озера, чистый воздух. И — тишина. И — покой…