Шахматы. Жизнь прожить – не поле перейти. 64-е… Волшебник черно-белых полей Роберт Фишер и умер в мистические для шахматистов 64 года
ШАХМАТЫ
УТРАТА
Вчера в Исландии ушел из жизни гениальный шахматист, одиннадцатый по счету шахматный король Роберт Джеймс Фишер. Он совсем немного не дотянул до 65 лет, 50 из которых был гроссмейстером из числа выдающихся. Большую часть прожитого времени Фишер провел за шахматной доской.
ВТОРОЙ ПОСЛЕ ЭЙНШТЕЙНА
Был ли он счастлив в своей земной жизни? Трудно сказать: слишком уж богатой она оказалась на самые неожиданные повороты. Брошенная школа («Учителя дураки, они не могут помочь мне в шахматном росте») при IQ, уступавшем лишь интеллектуальному коэффициенту Альберта Эйнштейна, признанным самым мощным умом ХХ века. Долгий – уже после завоевания чемпионского титула – контакт с так называемой Всемирной христианской церковью, а на деле – просто с сектой, возглавляемой откровенными прохиндеями. Поиск ответа на вопрос вопросов: «Что со мной будет, когда я умру?» Отказ в Аргентине от 300 000 долларов за пятиминутную запись на пластинку, посвященную шахматам и от 10 000 000(!!!) за рекламный контракт – «Так я деньги не зарабатываю!» И в то же время требования 5-тысячных гонораров за сеанс одновременной игры – по его мнению, это поднимало престиж шахмат в глазах всего западного мира. Ну как тут не вспомнить классика: «Дурак… Святой…»
К слову, эти слова я вынес в заголовок в «Советском спорте» несколько лет назад, когда Фишер был арестован японской полицией и ему грозила выдача властям США с перспективой 10-летней отсидки: формально за недоплаченные налоги, фактически за открытую, резкую и, откровенно говоря, несправедливую ненависть к своей родине, приютившей в трудные минуты его родителей.
Она – эта ненависть – жила в душе Фишера не одиночкой. Сын еврейки и немца (или немецкого еврея – точно не известно), физика и убежденного коммуниста, Роберт с возрастом обзавелся не только огромной всклокоченной бородой, делавшей его эдаким нахальным дедом-лесничим, но и поистине зоологическим антисемитизмом. Что, впрочем, не мешало ему дружить с дуайеном мировой гроссмейстерской семьи Андрэ Лилиенталем и долгие годы прятаться у него в будапештской квартире от всего мира.
ШАХМАТНЫЙ ГЕНИЙ
В остальном он был весьма интернационален и после романа с юной венгеркой, по сути, возвратившей его к шахматам, начал требовать у малочисленных своих друзей… русскую жену. Высказывая при этом свои давние и многочисленные обиды на Россию – правда, еще советскую. Я даже знаком с девушкой из нынешнего Петербурга, которую к Фишеру привозили в Будапешт и которая, слава богу, от высокой чести стать его супругой с ужасом отказалась, оставаясь, можно сказать, влюбленной в его ум.
Что же вознесло Бобби – так его звали знакомые – над всем шахматным миром в том самом 1972 году после выигрыша чемпионского поединка в Рейкьявике у Бориса Спасского?
Если коротко и только по сути, то он слил воедино научный подход к шахматам Ботвинника, фантазию и волшебство Таля, универсальность Спасского и замешал весь этот «компот» на собственной колоссальной энергетике и на неуемном стремлении к победе. Говорят, что в Америке учат хоккеистов бороться, как в известном солдатском анекдоте, с пеленок и до последней секунды матча. Фишер привнес это в шахматы. И передал, словно по наследству, молодому Карпову, а затем такую устремленность преумножил Каспаров.
И еще он оставил миру свои, фишеровские шахматы, в которых – правда, не всегда – многократно усилена роль самостоятельного, нетеоретического мышления: по ним уже проводятся пока еще неофициальные чемпионаты планеты. И – свои часы, которые так и называются фишеровскими. На них ныне играют все, всегда и везде, прибавляя к каждому ходу нужное число секунд: справедливость шахмат от такого нововведения резко возросла и в цейтноте теперь появилась возможность довести перевес до логического результата.
От чего же он умер таким в принципе еще не старым? Говорят, что от СПИДа. Что ж, все возможно. Когда лет 40 назад Бобби, ни разу в жизни не взглянувшего в сторону женщин, один из южноамериканских гроссмейстеров просто завлек в небогоугодное заведение, взъерошенный Фишер выскочил оттуда с заявлением: «Это гораздо менее приятно, чем играть в шахматы!» С тех пор многое изменилось, и даже в грозившую ему тюремную камеру он попросил вместе с ним посадить не партнера по сражениям Бориса Спасского, а известную красавицу-гроссмейстера Сашеньку Костенюк. Был у него роман и в Японии, и на Филиппинах…
Кто знает, в этом ли дело. Ведь главное в ином: нет больше на Земле одного из шахматных гениев. Столь редких и так необходимых.
