10-й чемпион мира Борис Спасский: А дебюты я знал паршиво…
В сентябре 2010 года десятого чемпиона мира сразил инсульт. Бориса Васильевича спасли, но долгое время шахматист не вставал с постели. За два дня до этого Спасский согласился на большое интервью, которых, по его словам, он не давал больше двадцати лет. Кто бы мог подумать, что завизировать текст Спасский сможет только накануне своего 75‑летия.
…Борис Спасский нашего брата не жалует с тех пор, как в 1976 году переехал во Францию. На пресс-конференции, посвященной шахматной Олимпиаде в Ханты-Мансийске-2010, я предпринял очередную попытку договориться о беседе.
– Нет, я не даю интервью, вы же знаете, – твердо ответил Спасский.
– Борис Васильевич, я в детстве занимался в одной группе с чемпионом мира Рустамом Касымджановым, моим учителем в журналистике был Яков Дамский. Если исчезнут интервью с такими, как вы, о шахматах скоро вообще забудут…
Как ни странно, мой жалобный монолог произвел впечатление на чемпиона мира.
– У меня единственный свободный вечер в Москве, завтра я улетаю во Францию. Подъезжайте к станции метро «Рязанский проспект». Сделаю для вас исключение.
«МЫ ПОТЕРЯЛИ БОЕВЫХ СЛОНОВ»
Мы встречаемся на улице. Стоя возле светофора, вижу, как Спасский с непокрытой головой бредет сквозь толпу и дождь. Москвичам и в голову не приходит, что неприметный прохожий двигал фигуры, когда еще жив был четвертый чемпион мира Александр Алехин…
– Я не люблю Москву, – начинает беседу Спасский. – Трудный город. Что меня связывало с ним, так это газета «Шахматная неделя». Она предназначалась для провинции и для детей и выходила тиражом около 20 000 экземпляров. Я был главным редактором в течение полутора лет. Мучились от безденежья, и в какой-то момент все полетело в тартарары. И теперь бываю в столице в основном по делам…
– Вы правильно подметили, что лучшие времена шахмат позади, – продолжает Спасский. – Считаю, что их золотой век закончился где-то в конце 60‑х. Это совпало с пиком моей карьеры. В то время все знали Ботвинника, Смыслова, Кереса, Таля, Петросяна, Бронштейна, Геллера, Корчного, Штейна, Полугаевского и некоторых других.
В 1970 году в Белграде состоялся так называемый матч века: сборная СССР – сборная мира. Все гроссмейстерское величие было представлено в этом матче. Мы были сильнее по меньшей мере очков на шесть. И, вы знаете, чуть не проиграли этот матч. У нас не было единой команды, потому что ее состав по доскам распределил Спорткомитет СССР. С таким величием я не решился вступить в пререкания – вспомнил историю могущественного персидского царя Дария III, который однажды на смотре 100‑тысячной армии с мощными боевыми слонами, каждый из которых в переводе на нынешний язык равнялся межконтинентальной ракете, заплакал.
– Что случилось, ваше величество? – спросил приближенный.
– Я представил, что через несколько десятилетий от этого могущества ничего не останется, я и мои солдаты состаримся.
Нечто подобное испытывал и я, будучи лидером советской шахматной армады.
«Я ОЖИВИЛ ДЕРЕВЯННОЕ КОРОЛЕВСТВО»
Доходим до дома, где остановился Борис Васильевич.
– Сначала хотел вас к себе пригласить, – сообщает Спасский, – но лучше поговорим в этом зеленом сквере. Великолепная погода! А вот и детская площадка, айда туда!
Присаживаемся на лавочку.
– Борис Васильевич, правда, что в детском доме вы чуть от голода не умерли?
– Было и такое. Летом 1941 года меня вместе со старшим братом Георгием эвакуировали из блокадного Ленинграда в село Коршик. Это 50 километров от Вятки. Нам несказанно повезло, ибо мы проскочили во втором эшелоне: первый и третий были разбомблены.
– Ваши родители погибли?
– Нет, они чудом выжили. Папа был военным. А мама похоронила бабушку и выжила только потому, что наследовала ее карточки на хлеб. Отец же оказался на грани смерти от истощения. Даже попал в палату смертников. Никогда не догадаетесь, как мать спасла батю: продала все вещи и купила бутылку спирта. Пришла в палату и стала искать его среди десятков людей. А он так исхудал, что мама даже не могла его узнать. Отец был суровым, несмотря на слабость, раскричался: мол, ты что, мужа родного не узнаешь? После чего выпил всю эту спиртягу и поднялся. Чудо? Нет, говорят же, что водка калорийная. Как только отец пришел в себя, они тут же поехали в наш детский дом, где я умирал от голода. Родители забрали меня с братом в Подмосковье, где мы пробыли до лета 1946 года.
– Как вы научились играть в шахматы?
– В детском доме, наблюдая, как играют старшие, я узнал правила игры. Однажды вечером, когда никого не было, я убрал крайнюю пешку и ладьей съел всю белую армию.
– В 1946 году вы вернулись с семьей в родной Ленинград…
– Да, а через пару месяцев я оказался во власти шахмат. Однажды на Кировских островах в ЦПКиО я случайно набрел на застекленную веранду, где на фронтоне был черный конь. Был солнечный день, и ветер играл листьями берез. Казалось бы, ничего особенного, что могло бы поразить воображение ребенка. Но я увидел сказочный мир. И он меня пленил. За стеклом стояли столы, на них доски, на досках фигуры. Я потерял чувство реальности. Каждый день с утра я спешил в парк.
«СГОРИТ НА ДЕВИЦАХ»
– На шахматном троне вы были всего три года, то есть один цикл…
– Вы не представляете, какое я получил облегчение, когда перестал быть чемпионом мира. Это самые трудные годы моей жизни, когда ответственность давила на меня и я не получал никакой помощи со стороны. Я был королем, и приходилось отвечать за каждое слово.
Как только я стал чемпионом, мой тренер, донской казак Бондаревский, сказал: «Теперь ты можешь устроить свою жизнь: вступай в партию, становись главным редактором газеты «64» (Петросян был редактором), поезжай на полуостров Даманский и займись общественной деятельностью. «Нет, фатер, это не для меня». – «Ну, смотри сам». (Своего тренера я называл «фатером».)
– Вы очень рано попали в число претендентов. Но свой матч выиграли только в 1969 году.
– Да, в возрасте 19 лет в 1956 году я сыграл в турнире претендентов. Было очевидно, что рано или поздно я стану чемпионом мира, но скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. «Будет гореть на девицах»,– говорил мой тренер Александр Казимирович Толуш. И был прав. Женился я в первый раз рано, в 22 года. Почти сразу же понял, что мы с женой – разноцветные слоны. Начались военные действия. На нервной почве я слег в больницу. Спас меня Михаил Юрьевич Черкес, начальник Московской железной дороги. Он предоставил мне однокомнатную квартиру, и моя воинственная супруга переехала в мои социалистические хоромы, так и расстались. Семафор на шахматный трон был открыт.
– Когда вы почувствовали, что пора штурмовать вершину?
– Это было в 1963 году на матче сборных команд Венгрии и РСФСР в Орджоникидзе. Тогда я сказал своему тренеру: «Фатер, а не стать ли мне чемпионом мира?» – «Ого, давай!». Так началась наша работа. Вспоминаю всех своих тренеров с величайшим почтением и уважением. Владимир Зак мне дал оружие, Александр Толуш заострил его, Бондаревский – закалил. С этим оружием я стал чемпионом мира. Но на это ушло шесть лет напряженной борьбы с Петросяном.
– Говорят, вы были не очень-то трудолюбивы?
– Я играл свои схемы и не очень любил осваивать новые. Я полагался на свое искусство в середине игры. Кстати, то же было у Капабланки. В целом, конечно, дебюты знал паршиво, но в своих схемах чувствовал себя уверенно.
– Но ведь без дебюта нельзя идти вперед, это азбука шахмат!
– Это сейчас. В то время я быстро ориентировался в любой позиции, находил план, и моя главная сила была в том, что хорошо чувствовал критический момент. Обладание этим талантом дает возможность найти единственно правильный путь в переломной позиции, то есть это не отдельный ход, а целая концепция, основанная на расчете и оценке анализируемых вами вариантов. Этим талантом не всегда обладали даже чемпионы мира.
«НЕ СМЕЙ ОБЫГРЫВАТЬ НАШЕГО ТИГРАНА»
– Тогда почему же не удалось свалить железного Тиграна Петросяна в первом матче?
– Я подошел к матчу с Тиграном Вартановичем совершенно изнуренным, проведя 98 трудных отборочных партий. На последнем этапе были кровопролитные матчи с Кересом, Геллером и Талем. Самым трудным был матч с Кересом, где шел рукопашный бой. Геллер был сравнительно слаб в защите, и мне нужно было любой ценой его атаковать. Талю я не позволял получать инициативу. Этот подход принес мне успех. Но для победы над Петросяном требовалось нечто новое. Очень важно проникнуться чувством неизбежности своей победы. Противник это чувствует. Но для этого ваш дух и материя должны быть в гармонии. В моем же случае я был нищим студентом, неустроенным и совсем далеким от высоких помыслов. В первом матче я бросался на Петросяна, как котенок на тигра. И ему было легко отражать мои удары. А вот уже во втором я возмужал и превратился в медведя, который все время поддавливал тигра, то есть держал его пусть под небольшим, но постоянным прессом, а этого он не любил.
– Как удавалось выдерживать такое напряжение?
– Восстановителем моих сил был сон. Иногда спал по десять часов в сутки. Конечно, мне помогало и то, что я занимался спортом. В студенческие годы прыгал в высоту – мой постоянный результат был 175 см. Позднее теннис стал моим верным помощником.
– Мог ли Петросян устоять во втором матче?
– Мне казалось, что Петросян психологически устал быть чемпионом. Ведь шесть лет он носил корону, не будучи сильнейшим. Это было видно по его турнирным результатам. Возможно, это оказывало на него определенное воздействие.
В заключение небольшая история. После 17‑й партии (на мой взгляд, решающей) в моей хрущевской квартирке раздался страшный стук в дверь, а потом неизвестный человек с акцентом сказал: «Слышишь, Борис, не смей обыгрывать нашего Тиграна!» – «Обязательно обыграю». Странным образом мой ответ успокоил ярого болельщика.
«ФИШЕР И ЕГО ТРАГИЧЕСКАЯ СУДЬБА»
– О ваших отношениях с чемпионом мира Робертом Фишером ходят легенды.
– Я был дружен с Бобби. Это был необыкновенный человек. Первый раз я увидел его в 1958 году. Ему было 14 лет, и он мне сразу понравился. Ближе узнал его в 1960 году на турнире в Мар-дель-Плата. Фишер был абсолютно несоциальным человеком, инопланетянином.
– Во время матча в 1972 году вы были врагами?
– Конечно, но только во время борьбы. Всегда относились с большим уважением друг другу.
– Вы легко выиграли первую партию, на вторую Фишер демонстративно не явился. Вы могли сохранить свое звание и уехать.
– Мог. И мне советовали это сделать. Мне уже приходилось слышать упреки, что я сыграл этот матч из-за денег. Как чемпион мира я считал, что обязан сыграть этот матч. Надо играть, и нечего думать о чем-то другом. Победа приносила мне внутреннее равновесие. Поражение – определенность и денежную компенсацию.
– Почему Фишер победил?
– С шахматной точки зрения Фишер уже был сильнее меня, пришло его время. Но в данном матче он поставил себя в довольно тяжелую психологическую ситуацию. Его тяжба с продюсерами, торговля с исландскими организаторами за входную плату, боязнь сесть за доску, ведь к этому моменту Бобби не выиграл у меня ни одной партии, тогда как я лидировал со счетом 4:0, – все это определило его крайнюю неуверенность. И все-таки в решающий момент, когда должна была состояться 3‑я партия, я допустил серьезную психологическую ошибку: во время спора с главным судьей матча гроссмейстером Шмитом Бобби вел себя довольно грубо, я должен был демонстративно встать и отказаться от игры, сдав эту партию, получив баранку, но тем самым сохранив свои нервы. В этом случае Бобби получал только пустое очко и ничего более, а я бы набрался моральных сил.
– В чем шахматные особенности Фишера?
– Строгая логика и компьютерный подход.
– Как можно дружить с таким странным человеком?
– Легко. Например, он не мог терпеть, когда ему звонили. И я никогда его не тревожил. Он всегда набирал мне сам. Только один раз я написал ему письмо. Я уже жил во Франции, у меня не было денег. Совсем. Мне была нужна работа. Меня пригласили потрудиться на матче Карпов – Корчной в 1975 году в качестве комментатора. Я спросил у Роберта совет. Ответ был такой: «Борис, что бы ни предлагали эти люди, какие бы грязные деньги ни сулили, никогда не имей с ними дела. Ты – честный человек». Я послушал Фишера и отказался.
– Вы часто встречались?
– О, да. Один раз было рандеву в пустом ресторане. Роберт, у которого была мания преследования, бросился обыскивать помещение. Он везде искал шпионов. Я его успокоил: «Все в порядке, Бобби, советские камеры наблюдения я уже уничтожил».
– Вы были у него на могиле?
– Да. Поклонился ей в Рейкьявике.
«РОССИЯ – БОЛЬНАЯ МАМА»
– Заключив брак в 1976 году с третьей женой, француженкой с русскими корнями, вы покинули СССР.
– Да, я никогда не скрывал, что хотел свободы. Мечтал спокойно играть в тех турнирах, на которые меня приглашали. И такую возможность мне дала Марина Щербачева. Нас долго не хотели расписывать. Ведь тогда были запрещены браки между людьми из социализма и капитализма. Но спасибо Леониду Брежневу. Сделал он хоть одно доброе дело. Марина лично обратилась к президенту Франции Жоржу Помпиду, а тот уже уговорил Брежнева.
– История как у Владимира Высоцкого и Марины Влади…
– Не стал бы сравнивать. За романом Высоцкого и Влади следил весь мир. Мы были немного из другого теста.
– Где вы чувствуете себя дома?
– Во Франции. Это добрая мачеха. Россия – больная мама.
– Но вы стали часто приезжать сюда.
– Я в России много работаю. Открыл в Сатке (Челябинская область) свою школу, обучаю ребятишек.
– Ваши дети не играют в шахматы?
– Нет. Борис-младший, который сейчас работает в Таджикистане в хлопковом бизнесе, как-то попросил подтянуть его в игре. Но, когда он сделал за белых два хода h3 и Лh2 (наверное, худшее в дебюте сыграть просто нельзя. – Прим. авт.), я понял, что ему это просто не надо.
– Вы счастливый человек?
– Я прожил хорошую жизнь.
– Можете позволить себе не работать?
– Нет, мне нужно кормить семью.
– Призовых не осталось?
– Хотите историю про призовые? В 1972 году после поражения от Фишера я получил на руки около 93 тысяч долларов.
– Состояние по тем временам!
– За четыре года все потратил!
– Это невозможно!
– Оказалось, возможно. Помните «Мимино»: «Вах, какой человек в Москву без денег приезжает? Погуляли, выпили»…
– Во втором показательном матче с Фишером в 1992 году вам на двоих положили невиданный гонорар в пять миллионов долларов. Куда же дели деньги?
– Купил родным и друзьям восемь квартир. Зачем мне столько денег? Был бы сыт, одет. Я человек небольших потребностей.
Стемнело. Пора было прощаться. Спасский вызвался проводить меня до метро и помахал рукой на прощание.
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
Борис СПАССКИЙ
Родился 30 января 1937 года в Ленинграде.
Достижения: гроссмейстер СССР и международный гроссмейстер (1955), заслуженный мастер спорта (1964). Чемпион СССР (1961, 1973), чемпион мира (1969–1972).
Победитель более 20 крупных международных турниров, в том числе Москва и Рига (1959), Мар-дель-Плата (1960), Белград (1964), Сочи (1965, 1967), Гастингс (1965/1966), Санта-Моника (1966), Бевервейк (1967), Сан-Хуан (1969), Лейден и Амстердам (1970), Ванкувер (1971), Бугойно и Монтилья (1978), Мюнхен и Монреаль (1979), Баден (1980), Линарес (1983), Лондон (1984).
С 1976 года живет во Франции.
P.S. Сейчас Борис Васильевич восстанавливается в своем доме в Париже, находится в доброй памяти, следит за турнирами, все так же искрометно острит и даже потихоньку передвигается. Редакция «Советского спорта» поздравляет мэтра с юбилеем и желает скорейшего и полного выздоровления.
