Стейниц – первый шахматный король
МЭТРЫ
Из новой книги Гарри Каспарова «Мои великие предшественники», выходящей весной этого года в московском издательстве «РИПОЛ КЛАССИК». Газетный вариант. Продолжение. Начало см. «Советский спорт» от 28 ноября и 19 декабря 2002 г.
Вильгельм Стейниц (14.05.1836 — 12.08.1900) был не только первым чемпионом мира, но и величайшим исследователем, создателем новой, позиционной шахматной школы. Его жизненный подвиг в полной мере оценил следующий шахматный король — Ласкер:
«Когда Морфи отошел от шахмат, музу охватила глубокая скорбь, и она погрузилась в мрачное раздумье... В партиях того времени трудно обнаружить план. Великие образцы прошлого известны, им следуют, им пытаются подражать, но... неудачно. Мастера тоже погружаются в раздумье. И вот когда один из них размышлял о Морфи, благодарная муза вдохновила его, и появилось великое творение мысли — Стейниц провозгласил принципы шахматной стратегии... Чтобы отделить истинные принципы от ложных, ему пришлось долго и осторожно докапываться до корней искусства Морфи.
Со смелостью, отличающей гения, Стейниц выдвинул утверждение: любая позиция характеризуется каким-нибудь признаком, позволяющим при выработке плана избежать огромной, невероятно сложной работы по перебору многочисленных вариантов. Основной принцип можно сформулировать так: план всегда должен основываться на оценке. У мастера вырабатывается ряд оценок, помогающих ему ориентироваться в обстановке. Эти оценки — вот в чем главная мысль Стейница — являются руководящими. Они служат компасом для моряка, плавающего в океане комбинаций».
Стейниц выделил ряд существенных признаков позиции и открыл, что блестящие атаки зачастую успешны только из-за крайне слабой защиты. Резко повысив мастерство защиты, он, по словам Эйве, «взял под сомнение общепризнанную, благодаря победам Морфи и Андерсена, аксиому о необходимости атаки!» И вместо этого выдвинул понятие обоснованной атаки, вытекающей из непрерывного накопления мелких преимуществ.
Его учение стало поворотным пунктом шахматной истории: именно со Стейница началась эра современных шахмат. Вклад первого чемпиона в их развитие сравним с великими научными открытиями XIX века.
РОЖДЕНИЕ НОВОЙ ШКОЛЫ
Международный дебют 26-летнего венского маэстро Стейница в Лондоне в 1862-м был неплох: 6-й приз при 14 участниках (всего-то пять фунтов стерлингов!), но главное — памятная победа над Монгредиеном. Победитель турнира, легендарный Андерсен признал ее «самой смелой и блестящей партией», а Стейница — «восходящим шахматным светилом».
После турнира Стейниц поселился в Лондоне, одной из шахматных столиц мира, и быстро покорил местную публику своей агрессивной, бескомпромиссной игрой. Он был горячим поклонником Андерсена и выглядел его достойным преемником, играя в старом добром комбинационном стиле...
«Именно эта стремительность Стейница, выросшего в немецкой школе комбинационной игры, нравилась английским шахматистам, ибо у него они могли многому научиться; в свою очередь, и Стейниц многое мог почерпнуть у англичан, — пишет Ласкер. — В результате столкновения этих двух в корне различных систем — ярких и смелых комбинаций Андерсена с предусмотрительной и планомерной позиционной игрой англичан — в Стейнице синтезировались идеи, которым суждено было создать новую эру в развитии шахмат.... В один прекрасный день он задумался над тем, как могло случиться, что чародей Морфи победил в матче чародея Андерсена. Когда чародей выигрывает, это естественно, но как можно быть чародеем и проиграть? Как можно не проиграть, играя с чародеем? И постепенно в результате таких размышлений Стейниц подошел к предположению, что шахматная игра должна подчиняться каким-то логическим законам... Каждая позиция должна обладать каким-то своим отличительным свойством, иметь какой-то признак... Однажды его осенила мысль, что нельзя искать выигрывающие комбинации, если нет уверенности в том, что позиция содержит в себе определенное преимущество...»
Яркие матчевые успехи Стейница побудили англичан организовать его поединок с 48-летним Андерсеном, который вполне можно считать четвертым в истории, после дуэлей Лабурдоннэ — Мак-Доннель, Стаунтон — Сент-Аман и Морфи — Андерсен, подобием матча на первенство мира. И впрямь, существуй тогда рейтинги, первая шестерка мирового рейтинг-листа на 1 июля 1866 года выглядела бы так: 1. Морфи, 2. Андерсен, 3. Паульсен (2-й призер Лондона-1862), 4. Стейниц, 5. Колиш, 6. Лёвенталь. Но поскольку надежда на возвращение Морфи стремительно угасала, любой большой матч Андерсена фактически становился битвой за корону (примерно как и в 1974 году финальный матч претендентов Карпов — Корчной).
Игра в матче шла до восьми побед без учета ничьих (а их и не было — ни одной!). Наконец появился контроль времени: по 2 часа на 20 ходов. Призовой фонд был по нынешним меркам более чем скромным: 100 фунтов стерлингов победителю, 20 — проигравшему. Любопытно, что за опоздание на игру свыше 15 минут взыскивался штраф в одну гинею... Стейниц выиграл этот кровопролитный матч со счетом +8 –6.
Однако шахматный мир не спешил признавать его своим чемпионом. Во-первых, был жив непобежденный Морфи, а во-вторых, Стейницу не удалось доказать свое превосходство в ближайших турнирах: в Париже-1867 он был третьим вслед за Колишем и Винавером; в Данди-1867 — вторым вслед за Нейманом; в Баден-Бадене-1870 — вторым вслед за Андерсеном, которому проиграл обе партии.
«На турнирах в Париже (1867) и Баден-Бадене (1870) я рассчитывал взять 1-й приз, — вспоминал потом первый чемпион мира. — Не получив его, я вынужден был призадуматься и пришел к выводу, что комбинационная игра, хотя и дает иногда красивые результаты, не в состоянии обеспечить прочного успеха. При тщательном изучении такого рода партий я обнаружил в них ряд дефектов. Многие соблазнительные и удавшиеся жертвы оказались неправильными. Я пришел к убеждению, что надежная защита требует гораздо меньшей затраты сил, чем атака. Вообще атака имеет шансы на успех только тогда, когда позиция противника уже ослаблена. С тех пор мысль моя была направлена на то, чтобы найти простой и верный способ ослабления неприятельской позиции». Революционный шаг в понимании шахмат! Андерсен и Ко остаются в прошлом...
В 1872 году Стейниц выигрывает в Лондоне международный турнир (2. Блэкберн, 3. Цукерторт), а затем и матч у молодого Цукерторта (+7 –1 =4), в 1873-м побеждает на крупном международном турнире в Вене (2. Блэкберн, 3. Андерсен) и значительно укрепляет свою репутацию сильнейшего шахматиста мира.
Вскоре он получает постоянную трибуну — шахматный отдел в английской спортивной газете «Филд», где в течение почти девяти лет комментирует наиболее интересные партии мастеров. Это было время не только относительного материального благополучия, но и неустанных поисков, постепенной выработки новых принципов игры.
Попутно Стейниц всухую (+7) разгромил в матче Блэкберна — самого яркого в 70-е годы представителя комбинационной школы. Затем он не участвовал в серьезных соревнованиях шесть лет (!), зарабатывая на жизнь необычайно успешными сеансами одновременной игры (в том числе и вслепую — именно про него говорили: пришел, не видел, победил) и неустанной комментаторской работой. Его позиционная теория, еще никому не ведомая, шаг за шагом обретала все более реальные очертания.
ИСТОРИЧЕСКИЙ МАТЧ
К практическим выступлениям Стейниц вернулся в 1882 году, разделив 1 — 2-е места на международном турнире в Вене. Уже набравший недюжинную силу Цукерторт был здесь в тени (хотя и одолел Стейница — 1,5 : 0,5), но вскоре он добился крупнейшего успеха в своей карьере, выиграв знаменитый Лондон-1883: 1. Цукерторт — 22 из 26; 2. Стейниц — 19; 3. Блэкберн — 16,5; 4. Чигорин — 16. Впервые за долгое время возник вопрос: а кто же теперь сильнейший шахматист мира?
Иоганн Герман Цукерторт (1842 — 1888) был самым одаренным учеником Андерсена и сыграл с ним добрую тысячу партий, в том числе два матча: в 1868 (+3 –8 =1) и 1871 годах (+5 –2). Он владел дюжиной языков, обладал феноменальной памятью и давал рекордные сеансы одновременной игры вслепую. Надо ли говорить, что стихией выдающегося немецкого мастера была комбинация...
Разумеется, Стейниц жаждал вернуть себе реноме первого шахматиста мира: сразу по окончании лондонского турнира он вызвал Цукерторта на матч. Битва двух корифеев обещала стать событием, сравнимым с легендарным поединком Морфи — — Андерсен. Однако, по выражению тогдашних шутников, «величайший из матчей нашего времени потребовал если не величайших, то длиннейших переговоров».
Меж тем еще до Лондона-1883 издатель газеты «Филд» закрыл шахматный отдел Стейница (а после турнира вновь открыл его… под редакцией Гоффера и Цукерторта!), и Маэстро пришлось искать другую работу. Увы, в Англии ее не нашлось… Осенью 83-го Стейниц эмигрировал в Америку, заявив, что готов играть с Цукертортом где угодно, только не в Лондоне. С тех пор его многочисленные комментарии и статьи публиковались в нью-йоркской газете «Трибюн» и в собственном журнале «Интернейшнл чесс мэгезин», открытом с помощью новых друзей в 1885 году.
Там же в США, уже после кончины великого Морфи, объявились организаторы матча Стейниц — Цукерторт, и все приняли предложение Стейница играть до 10 побед, без учета ничьих, и считать это состязание — впервые в истории! — официальным матчем за титул Champion of the World.
Долгожданный матч стартовал 11 января 1886 года в Нью-Йорке, при скоплении множества зрителей. Ход борьбы отражался на специальной демонстрационной доске, а демонстратором был известный маэстро Мэкензи! Играли на ставку 2000 долларов с каждой стороны, в Нью-Йорке, Сент-Луисе и Новом Орлеане, родном городе Морфи. Контроль времени был по два часа на 30 ходов, затем, после двухчасового перерыва, по часу на 15 ходов (начиная с Лондона-1883 применялись современные двойные часы).
Старт матча сложился для Стейница катастрофически: выиграв в отличном стиле 1-ю партию, он затем потерпел четыре поражения подряд! Впрочем, будущий чемпион не отчаивался: к такому началу ему было не привыкать... Матч переехал в Сент-Луис, где Стейниц сразу же одержал две победы, и счет подравнялся — 3:4. В 8-й партии была зафиксирована наконец первая ничья. Накал борьбы вырос до предела: теперь многое зависело от того, кто выиграет следующую, 9-ю партию. И ее в классическом стиле, в который раз проявив себя выдающимся мастером защиты, выиграл Стейниц.
Счет стал равным: +4 –4 =1. И хотя в тот момент соперники договорились в случае 9:9 продолжить бой еще до 8 побед, игра покатилась в одни ворота. В Новом Орлеане, не выиграв при счете 5:7 почти выигранную 17-ю партию и проиграв 18-ю, Цукерторт окончательно сломался, и уже через две партии Стейниц праздновал общую победу: +10 –5 =5. На свет появился первый официальный чемпион мира.
Пресса встретила триумф Стейница с прохладцей: дескать, и Цукерторт был «совсем не тот», и грубых ошибок было многовато, а красот, наоборот, маловато. Вспоминали с восторгом времена Морфи и Андерсена, совершенно игнорируя тот путь, который проделали шахматы за четверть века, забывая, что Стейниц с Цукертортом играли на порядок сильнее любого соперника их легендарных предшественников, и потому их междоусобная схватка, как и многие последующие битвы за корону, требовала несравненно большего нервного напряжения...
Но почему же так быстро «сгорел» Цукерторт? Мне кажется, Стейниц после первой трети матча полностью к нему приспособился, освоился с его игровой манерой и обрел свою (что было непросто: все-таки Цукерторт был великолепным практиком) — и уже делал с ним, что хотел, играл в шахматы, которые были сопернику непонятны! И постепенно у Цукерторта сдали нервы, возникло ощущение безнадежности: он попросту не знал, что же делать со Стейницем...
Много лет спустя Ласкер назвал этот матч «событием, решившим исход борьбы между комбинационной и позиционной школами», и добавил: «Цукерторт совершенно не понимал, как можно выигрывать, препятствуя комбинациям. Долго пытался он разгадать эту тайну, но до последовавшей вскоре смерти так и не приблизился к разгадке, а сам утратил силу игры. Шахматный мир тоже не понимал, что возвещали партии Стейница, как не понимал он и того, что писал Стейниц о своей новой школе».
ПОД СОЛНЦЕМ ГАВАНЫ
В 1888 году богатый Гаванский шахматный клуб, с которым у Стейница сложились добрые отношения, предложил чемпиону выбрать себе самого достойного соперника и провести на Кубе очередной матч на первенство мира. Стейниц сразу же согласился и, не колеблясь, назвал имя Чигорина. Великий русский маэстро Михаил Иванович Чигорин (1850 — 1908) имел тогда еще небольшой послужной список, но был самым трудным, опасным противником для чемпиона: в Вене-1882 он сыграл со Стейницем 1:1, а в Лондоне-1883 выиграл у него обе партии! К тому же он выступал принципиальным критиком и оппонентом Стейница, который, в свою очередь, называл его «гением практической игры, считающим своей привилегией при каждом удобном случае бросать вызов принципам современной шахматной теории». Чигорин играл в острокомбинационной манере, был виртуозом разнообразных гамбитов и позже, когда на арену вышло целое поколение приверженцев новой школы, снискал славу «последнего шахматного романтика».
Первый матч Стейниц — Чигорин (Гавана-1889) игрался на большинство из 20 партий и проходил в чрезвычайно бескомпромиссной борьбе: была зафиксирована всего одна ничья, да и то кровопролитная, в последней партии. Чигорин выиграл на старте и лидировал после семи партий, затем потерпел три поражения кряду, потом отыграл очко, но... вновь «сделал три нуля», и все было кончено: Стейниц победил со счетом 10,5:6,5. По горячим следам он писал: «Это был матч между старым мастером молодой школы и молодым мастером старой школы, и молодая школа одержала победу, несмотря на возраст ее мастера. Молодой мастер старой школы жертвовал пешки и фигуры. Старый мастер молодой школы делал больше — он жертвовал целыми партиями, чтобы доказать, что он понимает под здоровыми позиционными принципами».
Вскоре в Нью-Йорке увидел свет 1-й том знаменитого дебютного руководства Стейница «Модерн чесс инстрактор», где утверждалось, что лучшей защитой в гамбите Эванса после 1.e4 e5 2.Кf3 Кc6 3.Сc4 Сc5 4.b4 Сb4 5.c3 Сa5 6.0–0 является 6...Фf6 7.d4 Кh6, а лучшим отступлением в защите двух коней после 1.e4 e5 2.Кf3 Кc6 3.Сc4 Кf6 4.Кg5 d5 5.ed Кa5 6.Сb5+ c6 7.dc bc 8.Сe2 h6 является 9.Кh3!? Чигорина такая постановка дебюта возмутила, и он предложил Стейницу сыграть указанными вариантами мини-матч из двух партий по телеграфу (с контролем по три дня на ход). Стейниц, как всегда, принял вызов, но кончилось все это для него плачевно: Чигорин с блеском выиграл обе партии!
Телеграфная битва вызвала невиданный всплеск популярности шахмат во многих странах. Вновь со всей остротой встал вопрос о сильнейшем шахматисте мира. Петербургское шахматное общество и Гаванский шахматный клуб одновременно выступили с предложением организовать новый матч за мировое первенство Стейниц — Чигорин. Выбрать место игры предоставили чемпиону, и он выбрал Гавану.
Матч стартовал 1 января 1892 года в роскошном помещении клуба «Сентро Астуриано». На сей раз игра шла до 10 побед, а в случае 9:9 — еще до трех. Ставка (2000 долларов) и контроль времени дублировали «первоисточник» Стейниц — Цукерторт. Чемпиону было уже почти 56 лет, и он заявил, что это, возможно, его последний матч... В 1-й партии претендент сыграл, как обычно, 1.е4 — и вновь разгромил соперника в гамбите Эванса!
К 4-й партии, получив передышку в виде двух ничьих, чемпион полностью восстановил душевное равновесие. В тот день шахматный мир наконец-то увидел настоящего Стейница! Согласно его учению, фланговая атака может иметь успех лишь при запертом или хорошо укрепленном центре, что и было доказано в следующей партии.
В. СТЕЙНИЦ — М. ЧИГОРИН
Матч на первенство мира, Гавана, 1892, 4-я партия
24.Лh7+! (эффектнейшая концовка!) 24...Крh7 25.Фh1+ Крg7 26.Сh6+ Крf6 27.Фh4+ Крe5 28.Фd4+, и за ход до мата черные сдались.
Чувствительное поражение несколько подкосило Чигорина, проигравшего и 6-ю партию. Но потом он воспрял духом и, одержав целую серию побед, надолго захватил лидерство. После девятнадцати партий Чигорин вел со счетом +8 –7 =4. Тут, по его собственному признанию, он не выдержал тропической жары и явно сдал (более пожилой соперник оказался выносливее — может быть, потому, что чаще бывал на Кубе): проиграл 20-ю и 22-ю партии. И все же еще лелеял надежду выиграть матч... Решающей стала 23-я партия.
М. ЧИГОРИН — В. СТЕЙНИЦ
Матч на первенство мира, Гавана, 1892, 23-я партия
32.Сb4?? (воистину «зевок века»!) 32...Лh2+, и ввиду 33.Крg1 Лdg2# белые сдались. А ведь после хладнокровного 32.Лb7 они сохраняли все шансы на победу!
Таким образом, счет стал +10 –8 =5 в пользу Стейница, и он отстоял титул чемпиона мира. «Едва ли когда-либо мы забудем этот решающий момент, — писала кубинская пресса. — Какой досадный и ужасный конец великолепного матча за мировое первенство! Но Чигорин может гордиться: никогда еще Стейниц не был так близок к поражению, как теперь». И впрямь потрясающая драма, яростный поединок Художника и Ученого…
СТРАСТИ ВОКРУГ ОЛИМПА
После очередного коронования Стейница шахматный мир задался извечным вопросом: а кто будет следующим соперником чемпиона? Точнее, учитывая его преклонный возраст, кто будет следующим шахматным королем?!
Реальнейшим претендентом выглядел 30-летний чемпион Германии д-р Зигберт Тарраш, с блеском выигравший крупные турниры в Бреславле (1889), Манчестере (1890) и Дрездене (1892). Сразиться со Стейницем он мог еще после Манчестера, но отклонил заманчивое предложение Гаванского шахматного клуба, сославшись на занятость врачебной практикой.
Явно шел в гору и 24-летний Эмануил Ласкер. Но имел пока недостаточные успехи, и потому Тарраш резонно отклонил его вызов на кандидатский матч. Хотя доктор, наверное, был тогда в состоянии обыграть и необстрелянного Ласкера, и израненного Стейница, он избрал иной путь — вызвал на матч недавнего претендента «номер один» Чигорина!
Этот матч (Санкт-Петербург, 1893) стал поистине чемпионской битвой — не только по своему формату (игра до 10 побед, при 9:9 — ничья), но и по богатству шахматного содержания. Соперники дрались буквально до последней пешки: в девяти стартовых и шести финишных партиях не было ни одной ничьей! Победа давала Таррашу все права на матч со Стейницем, но матч завершился со счетом +9 –9 =4.
Пока Тарраш с Чигориным выясняли в Санкт-Петербурге, кто же из них главный претендент, в далекой Америке нетерпеливый Ласкер уговорил Стейница сыграть с ним матч за мировую корону. И весной 1894 года мир обрел нового, молодого шахматного короля, а Стейниц стал первым в истории шахмат… экс-чемпионом мира.
Годы брали свое. Но в отдельных партиях старый лев еще показывал острые клыки, напоминая всем о былом могуществе. В разгар Гастингса-1895, этого поистине «турнира века», он выиграл блистательную партию, отмеченную 1-м призом за красоту. Его соперник Курт Барделебен до этого шел без поражений — 7,5 из 9 (причем одолел Ласкера!).
В. СТЕЙНИЦ — К. БАРДЕЛЕБЕН
Гастингс-1895, 10-й тур
22.Лe7+! Изумительная комбинация! При том, что возможно было прозаическое 22.Кh7!? Фg4 23.Кf6+ и Кg4 с лишней пешкой, приносящей победу.
22...Крf8! (22...Крe7 23.Фb4+ и т. д.) 23.Лf7+! Крg8! (или 23...Фf7 24.Лc8+ Лc8 25.Фc8+ Фe8 26.Кh7+) 24.Лg7+! Крh8! Избегая 24...Крf8 25.Кh7+! Крg7 26.Фd7+.
25.Лh7+! Финальная точка! Черные сдались. Точнее, Барделебен… вдруг встал и молча вышел из зала (потом он прислал с нарочным весть о сдаче партии). А Стейниц охотно продемонстрировал зрителям, что ждало черных: 25...Крg8 26.Лg7+! Крh8 27.Фh4+ Крg7 28.Фh7+ Крf8 29.Фh8+ Крe7 30.Фg7+ с неизбежным матом.
Гастингс-1895 обозначил пятерку сильнейших шахматистов мира: 1. Пильсбери — 16,5 из 21 (сенсация турнира!); 2. Чигорин — 16; 3. Ласкер — 15,5; 4. Тарраш — 14; 5. Стейниц — 13. Но кто из них первый? На короткое время установилась своеобразная «шахматная республика». Вскоре в Петербурге (1895/96) прошел шестикруговой матч-турнир четырех гигантов (увы, Тарраш от участия отказался), который закончился безоговорочным триумфом Ласкера. Однако неменьшее восхищение вызывают боевой дух и энергия, продемонстрированные 59-летним Стейницем, занявшим 2-е место.
Через год в Москве (1896/97) экс-чемпион проиграл Ласкеру первый в истории матч-реванш, начав с четырех рядовых нулей и на три недели угодив в больницу. В конце матча-реванша Стейниц более чем достойно объяснил в прессе свою неудачную игру: «Почему я проигрываю с таким треском? Прежде всего потому, что Ласкер — величайший игрок, с которым я когда-либо встречался, может быть, даже лучший из всех, когда-либо существовавших… Я просто не могу сейчас выдержать борьбы с первоклассным маэстро. Шахматист не имеет права быть больным, как и полководец на поле битвы».
Великий мастер закончил дни на самом пороге XX века, в нищете, в приюте для душевнобольных на острове Уорд, неподалеку от Нью-Йорка. Надписью на его могильной плите могли бы стать слова Чигорина: «Это несомненно гениальный шахматист и, что я больше всего в нем уважаю, высоко оценивающий шахматы именно как искусство».
