Роза на льду
ФИГУРНОЕ КАТАНИЕ
Когда соревнования закончились, Олег Протопопов бережно гладил Иру Слуцкую как родную, как внезапную и долгожданную гостью из своего давнишнего времени. А Людмила Белоусова что-то Ире говорила и говорила. Наверное, все то, что у нее накопилось за годы художественного уединения этой старинной пары искусников льда, для которых владение коньком – больше чем жизнь.
Да сказать-то все это особенно некому было: чуждые Белоусовой – Протопопову правила, чуждые им люди властвовали на льду. А Ира тем временем пребывала в совершенном упоении – и не от возвращенного титула или образцово чистого проката (слова-то холодные: титул, прокат), а от полного слияния себя со льдом, с залом, с Белоусовой – Протопоповым, со всей радостью мира…
Вот дела-то! Смотришь днем в большую спортивную субботу телевизор – словно в консерватории сидишь: сначала «Локо» с «Москвой» представляют зимнюю версию футбола без ворот, потом этот гарантированно победный «Челси» для публики олигархическо-эстетского толка. А в промежутке еще эти фигуристки пресловутые с натянутыми улыбками и трясущимися коленками. Тоже мне спорт, понимаешь… И вдруг – такой образ, такая борьба и такая победа!
Вообще-то выступление Слуцкой я хотел непременно посмотреть. Если где и есть нынче в фигурном катании жесткая конкуренция, так именно в женском разряде. Где против японок и американок (с одесскими и корейскими корнями) самая что ни на есть наша родная, из Сокольников, хранящая верность своему первому тренеру. Ира Слуцкая. Стойкий олимпиец Солт-Лейк-Сити, когда она не дрогнула под натиском зловонных судейских войн и прокаталась, помнится, как сапер, на несусветной собранности. А потом сильно заболела. Сюжет цеплял. Голливуд бы здесь развернулся: тяжесть преодоления, величие свершения и, наверное, много-много слез. Но Ира от заморского шаблона ушла.
Она, Ира Слуцкая, улыбнулась залу непритворно, а естественно: давай дружить, зал. «Давай!» – откликнулся зал. И понеслась! Если были на трибунах зрители-начетчики, считающие количество тройных и глазомером измеряющие дуги при выезде с прыжков, то они растворились в волнах сердечного единения, бежавших от Иры на трибуны и с трибун обратно к Ире. Какая разница, где там флип, а где лутц?! Смотрите, люди, какая я! Еще прыжочек? А вот он! А теперь я вам и вытянусь, и поверчусь! Жалко, время вышло, я бы еще могла!
Открытая Ирина улыбка и упоительное ее катание – какой вызов времени! Времени «проектов», дозированной мимики и рассчитанного успеха. Потом даже строгие и черствые мужики смущенно признавались: «Матерь Божья, сижу смотрю, а по мне мурашки бегут. По мне-то?!»
И весь секрет-то Иры – в радости свободного движения-парения, которой так хотелось поделиться. Год назад, вернувшись на чемпионат мира после тяжкой коварной болезни, она заняла какое-то низкое место. Но сияла тогда, прикованная к дальнейшему лечению, почти так же, как сейчас – чемпионкой: «Вам трудно понять, какое это счастье уже то, что я здесь, что я опять участвую».
Выезжая нынче после заключительного прыжка, она прогнула спинку и лихо откинула назад головку (но кому из фигуристов сегодня есть дело до осанки при прыжках?) – наверное, так чувствует себя роза, когда раскрывается, расправляет все свои лепестки. И весь-то нехитрый Ирин секрет – так искренне чувствовать жизнь и спорт. Когда-то катание в России было больше, чем катание – выходило за рамки спорта в искусство. Но Ира даже и эту грань перемахнула. И здесь кончается искусство, и дышит почва, и судьба.
