Сюрпризы арапа Петра Великого
ФЕХТОВАНИЕ
Татьяна Колчанова, журналист, который пишет о фехтовании более 30 лет, готовит к выпуску книгу под рабочим названием «Фехтование в лицах». В ней собраны очерки, интервью, рассказы о великолепных бойцах, о встречах с интересными людьми. Среди тех, с кем свел ее спорт, был и Владимир Семенович Высоцкий. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию отрывок из этой книги.
Эти воспоминания публикуются впервые. Когда Высоцкого не стало, а это случилось во время Олимпийских игр в Москве, в июле 1980 года, появилось много статей, а иногда и целых сборников, в которых его коллеги и просто знакомые делились своими воспоминаниями. Я не сочла тогда возможным заняться тем же, слишком уж много фальши и неправды было в словах его современников.
«ПАРДОН, МАДАМ, Я НЕ ЗАСТЕГНУТ»
Познакомились мы случайно. Мой тренер Давид Абрамович Тышлер в те годы был востребован как постановщик дуэлей, драк в кино и театре. Он дружил со многими актерами театра «Современник» — Валентином Гафтом, Игорем Квашой и другими. Много рассказывал мне о технологии обучения артистов сценическому фехтованию. И когда режиссер Александр Митта пригласил Тышлера ставить фехтовальные сцены в фильме «Как царь Петр арапа женил», он взял меня с собой на киностудию «Мосфильм», чтобы на деле показать, как это делается. В эпизоде снимались известные фехтовальщики Петр и Мартин Ренские, Саша Литов, сам Тышлер. Суть эпизода состояла в том, что арап обесчестил жену французского графа, которая родила чернокожего ребенка. Граф устроил «разборки» с обидчиком. Кроме дуэли между Юрой Комаровым, играющим графа, и Владимиром Высоцким — арапом, в сцене были запланированы драки графской прислуги с Высоцким. Когда Митта увидел меня, он поинтересовался: «А что, девушки тоже фехтуют?» И решил, что будет забавно, если в эпизоде будут драться не только мужчины, но и женщины. На следующий день я привела на площадку свою подругу Ирину Исакову. Нас облачили в старинные платья с огромным декольте, вооружили опахалами и подносами, которыми мы должны были сражаться с арапом. Высоцкий в это время был в больнице, и ему подготовили дублера, которого снимали со спины.
Уже неделю шли репетиции и съемки. Мы носились по бутафорскому дворцу графа, дрались, мужчины – шпагами, женщины — чем придется. В каком-то из перерывов я прохаживалась по коридору. Вдруг вижу — по лестнице поднимается Высоцкий. Загримирован под арапа, с белой повязкой на лбу, в распахнутом шитом золотом камзоле. Я же играла француженку, присела в реверансе: «Бонжур, месье». Он тут же подыграл: «Пардон, мадам, я не застегнут», и стал застегивать камзол. Потом Тышлер стал его вводить в сцену, обучать схеме поединка с Комаровым. Владимир был эмоционален, размахивал шпагой, никак не хотел вмещаться в жесткие рамки. Если учесть, что фехтовать соперникам предстояло без масок, а к тому же в руках у Высоцкого была настоящая острая шпага XVII века, то становится ясно, что позволить ему импровизировать Тышлер не мог. В какой-то момент Высоцкий царапнул щеку маэстро. Давид Абрамович бросил оружие: «Пусть Танька тебя потренирует». Пришлось браться за дело.
«ПОНАТУРАЛЬНЕЕ И ПОБЫСТРЕЕ!»
…Помню мы, как безумные, носились за Высоцким по винтовой лестнице. Я должна была достать его опахалом, а он – угрожать мне шпагой. В какой-то момент Митта остановил съемку и закричал: «Я просил понатуральнее!» Мы оба исполнили его просьбу. Я чуть сократила дистанцию и засунула перья от опахала Высоцкому в рот. Он, видимо, тоже решил приблизиться и чуть не воткнул в меня шпагу. Режиссеру это понравилось, нам – не очень.
…Графиня рожает. Я должна нестись по лестнице с фарфоровым тазом килограмм на двадцать (опять же натуральным, XVII века) к ее спальне. Хотя потом в фильме всю эту сцену показывали в ускоренном темпе, Митта требовал, чтобы мы бегали на максимальной скорости. Я взбегаю наверх, и тут режиссер кричит: «Я просил побыстрее!» Спрашиваю: «А что у меня в тазу?» — «Вода», — отвечает он. В следующем дубле я пытаюсь бежать быстрее, но все же аккуратно придерживаю таз. Митта недоволен: «Я просил бежать на максимальной скорости!» — «Но у меня же в тазу вода, я боялась ее расплескать», — отвечаю. И тут режиссер закричал так, что я думала, рухнут декорации: «Какой идиот налил туда воду?!» Пауза. Я опускаю таз и корчусь от смеха. Высоцкий комментирует: «Вошла в образ, все нормально».
…При мне во время перерыва в съемках ему звонил режиссер, в картину к которому пробовался Высоцкий. Он должен был играть героя — с юности по старость. Режиссер извинялся: «Мы с удовольствием отдали бы эту роль вам, но у вас голос слишком хриплый, такой не может быть у молодого героя, мы решили взять на эту роль Олега Анофриева». Высоцкому обидно. Он говорит мне о том, что такой голос у него чуть ли не с рождения.
…Он выдает мне билеты на все спектакли, в которых играет на Таганке. И постоянно устраивает сюрпризы.
…Я сижу в первом ряду, возле центрального прохода. Идет «Гамлет». Во время монолога «Быть или не быть?» он спускается в зал, становится на колени передо мной и читает монолог так, что мурашки бегут по телу.
…Перед спектаклем «Жизнь Галилея» говорит: «Смотри внимательно, я приготовил сюрприз». Занавес открывается, Галилей делает утреннюю зарядку. Высоцкий на столе исполняет «крокодильчик»: стоит параллельно столу, опираясь на него только руками.
«АХ, ТАНЬКА, ТАНЬКА В РЕВОЛЮЦИЮ ПОШЛА»
…Входила в театр. Перед спектаклем «Десять дней, которые потрясли мир» в фойе Владимир Высоцкий и Валерий Золотухин и еще какие-то актеры исполняют частушки. Высоцкий поет: «Ах, Манька, Манька в революцию пошла». Видит меня, подмигивает, и в следующем припеве: «Ах, Танька, Танька в революцию пошла».
…Он был очень раним. Я уже говорила о том, как отнеслась к воспоминаниям, которых появилось множество после его смерти. Люди, которые его при жизни обижали, сходили с ума от зависти к его популярности, вдруг оказались чуть ли не самыми его близкими друзьями и соратниками. Это неправда. Близкий друг у него был один – Сева Абдулов, который, кстати, научил его играть на гитаре.
…Он не раз после съемок подвозил меня к Московскому университету, где я училась. За спиной шептались: «Девушка Высоцкого». Нет, я не была девушкой Высоцкого, просто я понимала и очень жалела его… Он писал свои песни ночами. Утром торопился на репетицию в театр. Днем – на студию, записывать песни. Вечером — играть.
…«Гамлет». После страшно напряженного дня и бессонной ночи он играет первый акт с такой нечеловеческой страстью, что, казалось, не доживет до второго. Захожу за кулисы. Лежит на составленных стульях. Пытается отключиться. А во втором отделении играет с еще большим накалом. Как он мог не сгореть?
…Сразу после съемок мы с Тышлером собираемся ехать в Тбилиси, на чемпионат СССР среди студентов. Я делюсь с Высоцким своими опасениями. В Грузии в финале обязательно окажутся хозяйки турнира, и арбитры, накануне накормленные и напоенные местными тренерами и функционерами, будут судить так, как от них потребуют. Работать в финале, если попаду, будет неимоверно сложно. Я должна буду зажигать один фонарь (то есть наносить уколы, не давая при этом противнику коснуться меня, чтобы судья не придрался к этому и не засчитал очко моей сопернице) и стараться не обращать внимания на крики болельщиков. Попадаю в финал. Судья из Украины сразу предупреждает: «Не обижайся, придется работать на один фонарь, ну ты же понимаешь». Зрители располагаются на балконе. И вдруг в первом же поединке слышу возгласы с грузинским акцентом: «Таня, давай!» Оказывается, Высоцкий позвонил своим друзьям-актерам в Тбилиси и попросил поддержать меня. Я выиграла, нас с Тышлером отвозят в горы и устраивают нам прекрасный праздник.
…В последний раз я видела Высоцкого в больнице, незадолго до смерти. Он сильно сдал, постарел. Гораздо позже узнала из прессы, что начал употреблять наркотики. Видимо, больше не было сил, пытался таким образом продлить творческую жизнь.
Его уже давно нет с нами, но когда у меня что-то не получается, когда чувствую вокруг неприятие недалеких чиновников, когда вдруг предают близкие люди, я вспоминаю Высоцкого…
Фрагмент стихотворения В.Высоцкого «Прерванный полет»
Смешно! Не правда ли, смешно! Смешно!
А он шутил – недошутил,
Недораспробовал вино
И даже недопригубил.
Он пока лишь затеивал спор, спор
Неуверенно и не спеша,
Словно капельки пота из пор,
Из-под кожи сочилась душа.
Только начал дуэль на ковре,
Еле-еле, едва приступил.
Лишь чуть-чуть осмотрелся в игре,
И судья еще счет не открыл.
Он хотел знать все от и до,
Но не добрался он, не до...
Ни до догадки, ни до дна,
Не докопался до глубин,
И ту, которая одна,
Недолюбил, недолюбил!
Смешно, не правда ли, смешно?
А он спешил – недоспешил.
Осталось недорешено,
Все то, что он недорешил.
Ни единою буквой не лгу –
Он был чистого слога слуга,
И писал ей стихи на снегу, –
К сожалению, тают снега.
Но тогда еще был снегопад
И свобода писать на снегу.
И большие снежинки и град
Он губами хватал на бегу.
Но к ней в серебряном ландо
Он не добрался и не до...
Не добежал, бегун-беглец,
Не долетел, не доскакал,
А звездный знак его – Телец –
Холодный Млечный Путь лакал.
Смешно, не правда ли, смешно,
Когда секунд недостает, –
Недостающее звено –
И недолет, и недолет.
