Наши снайперы «обстреляли» организаторов. Российская сборная по стрельбе подала протест: в олимпийском тире… кривые полы!

АФИНЫ-2004. ДО ОТКРЫТИЯ ИГР – 1 ДЕНЬ

Стрелковый олимпийский центр «Маркопоуло» находится километрах в 40 от центра Афин: случайный прохожий уж точно сюда не забредет. Издали центр весьма прилично выглядит: эдакие современные ангары среди прожаренных холмов. Да и сам он на холме, так что посетителям на радость достается некое подобие ветерка.

Хорошая асфальтированная дорога упирается в пропускной пункт. Полицейские внимательно осматривают автомобили, под днище даже большое зеркало на колесиках закатывают: мало ли чего задумает террорист. Но пока никаких неудобств эта проверка не вызывает, так как еще не пришло время многолюдью. И персональные проверки тоже необременительны: обычная рамка да визуальный контроль. При этом полисмен два раза извинился.

В центре с утра до вечера идут тренировки участников Олимпиады. Пока ни зрителей, ни толп журналистов. Видимо, поэтому выпить стакан воды – проблема. Везде, улыбаясь, говорят: «Тумороу!» Хотя буфетов вроде немало. В центральном холле рабочие в комбинезонах шлифуют плитку, а многочисленные лестницы на открытом воздухе оккупировали ребята с метелками – грязи и пыли еще хватает.

В тренировочном тире (в нем же будут проходить квалификационные соревнования) – трескотня выстрелов. Прохожу по галерее за спинами стрелков. Египет, Япония, Украина, Корея, Аргентина… – это надписи на куртках спортсменов. Кто-то стреляет в шортах, кто-то даже в приличных брюках и рубашке, но большинство – в специальных тяжелых робах, которые позволяют сковать движения спортсмена.

ВОЮЕМ С КРАНАМИ И КРЫСАМИ

Приехал я вовремя. Как раз к стрелковому рубежу подкатили свои огромные баулы Татьяна Голдобина и Люба Галкина. Чуть позднее появился Артем Хаджибеков, ему место досталось рядом с колоритной смуглой египтянкой в стрелковой робе и национальном платке на голове.

Тренер пулевиков Кирилл Иванов поясняет мне, что на тренировку дается 1 час 15 минут.

– Тут все строго, по сменам, после нас придут другие. Думаю, что стран 70, а то и более участвовать будут.

Говорить на стрельбище можно только шепотом, и тем не менее отваживаюсь на интервью.

– Как жизнь олимпийская-деревенская?

– Нормально. Деревня еще не полностью готова. Там подчищают хвосты.

– То есть?

– Ну, у нас в коттедже, например, вода из ванной затекает в комнату, аж до коридора добирает. Дренаж, видите ли, они толком не сделали. Уж даже мы это научились делать, а тут… Еще из кондиционера капает постоянно. Ну и крысы!

– ???!!!

– Их пока никто не видел, но следов их присутствия полно. Да и ловушек по всей деревне на них наставлено много. Это неприятно. Девчатам тем более.

– А хорошее-то есть что-нибудь?

– Да через два дня все будет готово. А так все обычно. И питание обычное, поразнообразнее бы надо. А вот большой плюс. Наши руководители позаботились о телевизорах в номерах. У нас чуть ли не у единственных они есть. Тут доходит дело до того, что если не проплачены кондиционеры, то их снимают.

– Предстартовое напряжение ощущается?

– Пока нет.

– А когда начнется мандраж?

– Чем меньше вы таких провокационных вопросов будете задавать, тем нам будет лучше. Вы же желаете нам добра? А если да, то не спрашивайте нас о готовности, о медалях – не лезьте в душу перед стартом. Это может сильно нам помешать.

«ЖАРЕНЫЙ» ФАКТ ОТ ИВАНОВА

Я, конечно, дал такое обещание. Своим я не враг. Кирилл Олегович отошел к стрелкам, а я забрался на трибуну. Трибуна, правда, – это слишком громко сказано. На галерее лишь два ряда пластиковых кресел человек на двести. Правда, стрелковые финалы пройдут в другом зале. Там уже тысячи полторы может поболеть.

Через полчаса Иванов подсел ко мне и ошарашил вопросом:

– Жареного хотите?

– Не понял!

– Да протест я вчера подписал от имени нашей делегации.

– Чего это вдруг?

– По правилам соревнований организаторы должны спрашивать о готовности стрельбища технического делегата Международной стрелковой федерации. На предолимпийской неделе им были высказаны замечания, но они на них рукой махнули. И вот вчера восемь делегаций, в том числе и Россия, подписали протест. Всех не помню, знаю, что вместе с нами Англия, Франция, Нидерланды…

– А в чем, собственно, дело?

– Пол у них и здесь, и в тире для финалов неровный. Они положили ламинат, а он вибрирует под ногами. Нужен бетон, а сверху можно какое-нибудь покрытие, ковровое, например. Но только не ламинат!

– Ну и что теперь будет?

– В принципе залить бетон – это сутки, чтоб успел высохнуть. Могут даже не весь пол переделывать, а хотя бы полоску, где стрелок стоит. Первые финалы – 14 августа. У них есть время. Но как организаторы среагируют, нам пока не ясно. Уверен, что к протесту присоединятся еще страны.

КАК Я СТАЛ ОРУЖЕНОСЦЕМ

Пока я обмозговывал ситуацию, Иванов продолжал меня удивлять:

– Если провокационных вопросов задавать не будете, то проведу вас в кулуары, там сейчас Галкина с Голдобиной будут проходить олимпийский контроль на проверку оружия и экипировки.

– Так у меня же нет специального пропуска…

Иванов только улыбнулся. Потом увлек меня вниз, к стрелкам, всучил чехол с винтовкой Голдобиной, сам схватил баул Галкиной, и мы небольшим караваном потащились под трибуны. Охрана лишь уважительно расступилась.

Добрались до небольшой комнатенки в конце длинного коридора. В открытую дверь были видны разложенные по столам какие-то непонятные приборы. До начала проверки еще минут двадцать, и мы удачно заняли очередь за финкой и полячкой. Вскоре за нами образовалась толпа.

– Процедура занимает минут 15–20 на каждого, иной раз соберется человек 20, – пожаловалась мне Татьяна Голдобина, – вот и приходится несколько часов торчать.

Девчонок то и дело кто-то окликал. Они свободно общались на английском. Апофеозом стал выход из комнаты контроля двух каких-то очень важных джентльменов. Проходя мимо очереди, они с почтением за руку поздоровались только с нашими.

– Кто это?

– Да это главные судьи, – засмущалась Люба Галкина. – Я их должности не помню, знаю только, что они тут главные в целом по всему.

– Волнуешься?

– Зачем?!

– Ну могут же придраться.

– Еще раз пройдем контроль, устраним замечания и своего добьемся.

Наконец нас позвали. Иванов решил добить меня своим доверием: сунул в руки две пневматические винтовки и втолкнул в комнату вслед за Галкиной:

– Будешь оруженосцем.

Судья в униформе взял у меня винтовку и начал и так, и эдак ее замерять: диоптр, приклад, общий вес. На другом столе на Любину куртку-робу наехал какой-то агрегат и давай ее гладить.

– Это он жесткость измеряет, – пояснил Иванов.

Внезапно в комнате погас свет. Все ойкнули. Оказалось, одна из судей нечаянно задела выключатель. Вернувшийся свет как-то разрядил напряжение. Так мне, по крайней мере, показалось.

Голдобину заставляли приседать и садиться на стул во всей спецодежке. Для армейской спортсменки, капитана по званию, такая нагрузка – семечки. Но к чему она?

– Это они просто гибкость проверяют, – Кирилл Олегович успокоил меня.

Но судьи все же нашли к чему придраться: у Галкиной на куртке оказалось два лейбла фирмы-производителя. Один велели убрать. Иванов сбегал к полякам за скотчем и тут же устранил замечание. Потом приказал мне вынести проверенные и прошедшие контроль винтовки в коридор и не спускать с них глаз: мало ли что. На прошедшее контроль обмундирование судьи наклеивали специальные марки – типа знака качества.

В коридоре одна из полячек с шумом терла свою куртку об угол стола.

– Это она хочет добиться, чтобы жесткость была поменьше, – посочувствовала сопернице Таня Голдобина. – Пусть старается, а у нас все в порядке, слава богу!