Вшивые бредни, что перед Сочи до меня не смогли дозвониться
На прокатах фигуристов сборной Сергей Воронов был абсолютно лучшим, за что удостоился персональных объятий Татьяны Тарасовой. О том, почему звонок из олимпийского Сочи с требованием быть готовым заменить Евгения Плющенко так напомнил ему звонок из родильного дома, об ожиданиях от нового сезона вице-чемпион Европы рассказал в искреннем интервью «Советскому спорту».
«У МЕНЯ ЕЩЕ ЕСТЬ ЗАПАС ПРОЧНОСТИ И ЗЛОСТИ»
– Сергей, прокаты для вас сложились исключительно хорошо, вы потрясающе выглядели. Что вас так воодушевляет?
– Каждого из нас воодушевляет что-то свое. Меня, наверное, то, что… Я после двадцати пяти, после того, как перешел в группу Этери Тутберидзе, наверное, где-то переродился. После двадцати пяти ты начинаешь жить и делать свое дело более осознанно. Во всяком случае так получилось лично у меня. Ничего легче-то не стало.
– Большую роль скорее всего играет и ваша психологическая совместимость с Тутберидзе.
– Да, Этери Георгиевна… Совместимость психологическая… Знаете, как у русских людей? Либо кнут, либо пряник. А мне особенно нужен кнут. И редко-редко большой пряник. А если серьезно, то, конечно, я благодарен. Это единственный тренер, команда, с которой я смог достичь определенной высоты, где я сейчас и нахожусь. Я все-таки докажу, что я не тот, о ком одно время говорили: «Ну все, на этом уровне и останется». Нет! У меня есть еще запас прочности и запас злости. За все пережитые мной неудачи.
– Вас списали перед двумя Олимпиадами подряд. Как вы это пережили?
– А я знаю только то, что Евгений Плющенко выиграл золотую медаль в команде. Молодец. Респект. Снялся по причине травмы – значит, снялся. От нас – ни от меня, ни от Ковтуна – уже ничего не зависело. Мы катались до последнего – если говорить о моей команде, обо мне конкретно. Какие-то вшивые бредни, что до меня не могли дозвониться…
«ЭТО БЫЛО ПОХОЖЕ НА ЗВОНОК ИЗ РОДДОМА»
– И до вас тоже не могли дозвониться? Я думала – только до Ковтуна.
– Сказка – быль, да в ней намек, добрым молодцам урок. Меня тренер держала в курсе всего, я был на связи, тренировался до самого последнего момента. А не сложилось по каким-то другим обстоятельствам, известным, наверное, только в самом городе Сочи. Когда мне позвонили из Сочи: «Ты должен быть готов заменить Плющенко, на тебя уже билет есть…»
– …А вы уже держали в руках этот билет?
– Недавно один функционер из федерации на прокатах подарил мне мою аккредитацию на Олимпийские игры. На что я ответил: «Повешу и буду внукам показывать!»
– Вы это восприняли как сувенир или как издевательство?
– Почему как издевательство? Мы с этим человеком в прекрасных отношениях, я уверен, что он не издевался надо мной. Мне действительно не стыдно будет показать внукам, что я был аккредитован от такой страны – пойди-ка еще кто-нибудь отберись за Россию на Олимпиаду. А о том, что я пережил в те дни… Пусть это останется со мной. Я понимал, что у Евгения Плющенко колоссальные регалии, я не знаю, кто еще добьется в спорте того, чего добился он. Но при этом очень много травм. Все могло случиться. А когда вам вот так звонят: «Будь готов заменить…» Это можно сравнить со звонком из роддома, когда мужчина слышит: «У вас сын, вес 3500». И что ты испытываешь, когда это не сбывается? Что?! Мягко выражаясь, глубокое разочарование. Не оттого, что Плющенко будет кататься, а потому, что я туда не попал.
– Разочарование? Вы уверены, что это так называется?
– Повторюсь, моя мама, моя любимая девушка и моя бабушка – только они знают о том, что это было на самом деле. Но прежде всего это были мои чувства, и я не хочу их выставлять на всеобщее обозрение. Я не собираюсь, как у нас некоторые, пиариться за счет этого. Это все остается во мне. Да, мне было тяжело. Но я переживу. Я пошел дальше. Я считаю себя мужиком, а не тряпкой, которой можно ныть, хлюпать и пускать сопли. Русский народ – сколько раз его нагибали. А мы все равно…
– …Дойдем до Берлина?
– И не только до Берлина.
«ОБЪЯТИЯ ТАРАСОВОЙ ДОРОГОГО СТОЯТ»
– Ваши новые программы: это абсолютно ваши темы и образы или что-то по мелочи не устраивает?
– У нас в группе, конечно, матриархат. Хотя если без шуток, то обо всем можно договориться, все люди, и Тутберидзе – не исключение. Начну по порядку. Первой была поставлена произвольная программа. Это была идея Александра Жулина, только его. Когда он предложил, я в первую минуту смог сказать всего лишь: «Что?! Вы себе представляете, как я в этом будут выглядеть?» А Жулин мне отвечает: «Ты ничего не понимаешь. Ты просто покатайся и попробуй. Услышать своим далеко не музыкальным слухом музыку». Я это сделал, и мне все вокруг начали говорить: «Продолжай, это может вылиться в твою «фишку», в тренд».
– А что изначально у вас вызывало протест?
– Первая часть – «Памяти Карузо», в блюзовой обработке, потом Пол Маккартни… Просто Карузо – я понимаю. А тут что-то такое… Но потом я расслабился и начал своим глухим слухом, осязанием, руками чувствовать музыку, не думая о Карузо. А дальнейшее, все звучащие в следующих частях исполнители и группы – это все мое.
Ну а короткая программа в какой-то мере случайна: я слушал в Интернете «Пляску смерти» Сен-Санса, и у меня отложилось, что это очень сильная музыка. Подумал: «Надо включить». И как раз на льду стоял Жулин. Я у него спросил: «Как вам вот это?» Жулин сказал: «Ну как… Музыка сильная, но что ты под нее можешь?» Я покатался, попрыгал на льду и понял: она сама меня ведет. Захватывает. И как сказала мне Татьяна Анатольевна Тарасова после прокатов на Рублевке: «Да, от начала и до конца. В одном ритме, а в концовке ты еще и прибавил!»
– А в целом какую оценку все-таки дала Тарасова вашим прокатам?
– Свои объятья. Это дорогого стоит.
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
