Алия Мустафина: Готова была сдаться…но не сегодня

Лондон-2012

Микст-зону накрывает овация. Алия Мустафина возвращается с награждения. Ее хватают в охапку американские журналисты, а она, отвечая, смотрит издали на нас. И ей как будто не терпится поскорее к нам подойти. Чудны дела твои, Господи. Прежде она нас не особенно любила, относилась к нам как к инквизиторам и думала, кажется, всякий раз об одном: скорее бы оставили в покое.
Вчера она сама хотела с нами поговорить!

– Алия, когда тебе выставляли оценки, ты на табло толком не смотрела, что-то шептала Вике Комовой. Если не секрет – что?

– Просто чтобы она не расстраивалась. Мне Вику было так жаль...

– До такой степени жаль, что ты и о себе в эту секунду забыла?

– Да...

– Тебя чуть ли не единственную сегодня тренер страховал на брусьях. Американку Дуглас не страховали вообще. У тебя настолько сложная программа? С риском для жизни? И без страховки – никак?

– Это не зависит от сложности. Абсолютно! Зависит от того, нужно это тебе лично или нет. Дуглас, вероятно, не нужно. А мне непременно нужно, чтобы меня страховали. Так я спокойнее себя чувствую. И уже не думаю о том, о чем могла бы думать, если бы меня никто не страховал. Что может быть нехорошее падение. Такие мысли очень сбивают. Поэтому мы делаем все, чтобы их не было. Согласитесь, они лишние!

– Алия, а теперь – обо всем, что делала сегодня с самого утра. Ты, надеюсь, понимаешь, что этот день вошел в историю и о нем в энциклопедиях напишут?

– Я проснулась около девяти утра. Не ходила на завтрак...

– Не могла есть?

– Нет, я никогда не ем перед выступлениями. Это – мое правило. Чтобы не было тяжело работать на снаряде. После пропущенного завтрака начала собираться потихоньку. Собиралась очень долго, чтобы ничего не забыть. В 11.25 мы выехали из Олимпийской деревни.

– В автобусе ты...?

– Сидела молча. На заднем сиденье. Со мной рядом были Саша Баландин и Вика Комова, но мы не сказали за всю дорогу друг другу и полслова. Каждый ушел в себя. Я слушала плеер.

– Какую музыку?

– Разную.

– Постарайся вспомнить.

– Хоть убейте, не могу! Очень много записей подряд, я не в том состоянии, чтобы их начать перечислять. Голова кругом идет, так счастлива... Все плывет перед глазами. День более-менее пересказать еще могу, а с музыкой  вот проблемы. Приехали на арену, вышли на помост, поработали, потом – в разминочный зал, там я полежала, отдохнула...

– Почему ты почти ничего не говоришь о том, как тебе удалось «поднять» брусья до такой сказочной высоты? Огромная ведь работа была проделана!

– Огромная. Хотя скажи мне кто-нибудь полгода назад, что я выиграю Олимпийские игры на брусьях, не поверила бы. Я была далеко не в том состоянии, в каком я сейчас... Временами было очень тяжело. Были периоды, когда чудилось: «Все, не могу больше!». Я готова была сдаться. Но они быстро проходили. Я видела вокруг себя других девочек, заставляла себя смотреть, как они работают, и спрашивала себя: «Как же, они могут, почему же я не могу?». Тяжело же всем. Одинаково.

– Было сегодня ощущение: «Выиграю! Точно!»?

– Нет. Никаких предчувствий. Я старалась ни о чем таком не думать. Только об одном: сделать все так, как я могу!

– После тебя выходила американка Дуглас. Абсолютная олимпийская чемпионка. Ты не опасалась, что ее возьмут, да и поставят выше?

– Ни в коем случае. У Дуглас не настолько сильная «база» (базовая сложность, представляющая собой первую оценку. – Прим. ред.), чтобы как-то повлиять.

– Судейство на Олимпиаде вызывает много нареканий. Твое мнение?

– Меня здесь судили нормально. У меня претензий нет.

– А судейство в отношении Комовой в многоборье?

– (Надолго задумывается.) Если брать многоборье, то Вика с самого начала дала повод судьям не воспринимать себя лидером. Она ошиблась на опорном прыжке, и после этого судьи уже стали к ней так относиться. Дуглас вышла, сделала все без «зацепок»... И ее восприняли иначе.

– Папа (чемпион мира по борьбе Фаргат Мустафин) уже дозвонился?

– Пока нет. У меня же телефон был выключен!