Дипломат с хваткой шоу-мастера
ЮБИЛЕЙ
Об Александре Гомельском, которого все давно величают «папой», можно рассказывать долго и в красках. Что давно с удовольствием делают и многочисленные друзья, и — числом поменьше — враги. Журналисту больше пристало пересказывать, предварительно выведав, чужие байки, нежели свои. Нынешний юбиляр – сам чудный рассказчик, и с его слов можно было бы много чего оригинального поведать.
Но душе ближе истории, в которых ты сам был действующим лицом.
Вот одна из них. Конец восьмидесятых. Александр Яковлевич возглавляет всесоюзную федерацию. У нас добрые, ровные отношения. Однажды после тбилисского тура пишу я одну гневную заметку, направленную на слишком пристрастное судейство. И походя бросаю штришок, что, дескать, арбитры чутко реагировали на каждый жест Гомельского, резво меняя курс или ужесточая существующий. Повторяю, фамилия профессора была упомянута единожды, в то время как другие — гораздо чаще и вразнос.
Буквально через неделю встречаю в коридорах Спорткомитета Гомельского, ласково здороваюсь и в ответ после ответного приветствия слышу не менее ласковое напутствие: «У нас Исполком через три дня. И по теме судейства тоже. Приходи, будем тебя топтать. И учти, топтать будем сильно и дружно. А то пишешь черт знает что».
«Хорошо, — говорю, — приду. И коллег с собой приведу, чтобы не так страшно было». Позвал Серегу Микулика, Игоря Фейна. Тогда они основными бытописателями баскетбола были.
Приходим в УСЗ ЦСКА, на третий этаж, где раньше пресс-центр был, а теперь VIP-ложа. Судей тьма-тьмущая. А рядом со мной еще один ответчик — ныне покойный Юра Выставкин из Киева. Он, комментируя какой-то матч, тоже судей зримо задел. Короче, мы с ним в одной упряжке. А линию поведения совместно с Толей Пинчуком выработали. Он ведь не только баскетбольным журналистом номер один был и остался после смерти, но и юридически образован был.
Ребята входят во вкус. Гомельский особо в прения, а точнее, в осаду журналиста не вмешивается, руководит процессом, но ненавязчиво. Суров, заведомо справедлив, но молчалив.
Призывают меня встревоженные служители Фемиды к ответу. И главный оппонент, фамилию уж не вспомню, выкладывает главный козырь или угрозу: «Или, — говорит, — давай факты про взятки конкретные, или мы подаем на тебя в суд за клевету».
Чувствую, надо идти ва-банк, даже блефовать, иначе голову снесут. Слава богу, опыт самодеятельного искусства присутствовал. Делаю паузу, почти по Станиславскому, недобро смотря в глаза арбитрам. «Факты есть, — невоинственно выпаливаю, – но выложу их в суде. Зачем торопиться сейчас-то». И спокойно усаживаюсь. Выставкин одобрительно толкает в бок, мол, правильно попер, молодец.
Тишина. Судя по всему, незапланированная. И тут «папа», как истинный дипломат ленинской школы, а может, французской времен Ришелье и Мазарини, совершает элегантный поворот. «А что?! — говорит с философской мудростью, – дискуссия полезная, тема важная, — и содержательно так улыбается. — Женю мы все знаем давно, он парень-то хороший, свой, плохого не пожелает». И этим мгновенно сводит конфронтацию на нет, гасит страсти мгновенно. Забавно, что потом многие годы в баскетбольных кулуарах со мной почтительно здоровались малознакомые люди. Только потом я допер, что все они из судейского общества. Тогда всех присутствующих на «общественном суде» я не запомнил, а они меня с папиной помощью – крепко…
