Разбойник Таль. Нынешний год в российских шахматах назван именем Михаила Таля – самого остроумного, непредсказуемого и агрессивного чемпиона мира

МЕМУАРЫ ОТ «СОВЕТСКОГО СПОРТА»

«На алтарь Каиссы» – так называется книга Якова Дамского и Михаила Таля, которую вскоре выпускает в свет издательство «Рипол Классик». Она посвящена одному из величайших шахматистов всех времен и народов Михаилу Талю, которому 9 ноября исполнилось бы 70 лет. Мы публикуем фрагмент книги, выполненной в форме диалога Журналиста и Шахматиста – друзей в жизни Якова Дамского и Михаила Таля.

Журналист. Давай вспомним твой вечер в концертной студии Останкино: первым из действующих спортсменов ты вышел на самую громкую, самую престижную и самую массовую в те годы трибуну: полтора часа наедине с примерно 150 000 000 телезрителей бывшего Советского Союза – это, как говорится, нечто. Возьму-ка я стенограмму и выберу то, о чем в книге мы еще не говорили!

Шахматист. Опять ты играешь белыми!

Журналист. Итак, год 1987-й. Еще эпоха так называемой гласности, еще время так называемой перестройки, без которой пригласить Таля просто не удалось бы – двумя годами раньше мне это сделать не разрешило самое высокое телевизионное начальство: «Ну-у, зачем же… И почему Таля… Первым…».

Что же касается первого, то, как ни парадоксально, именно Талю гласность не особенно была и нужна. Он ведь всегда говорил, что думал, но по душевной своей доброте обо всех старался – и удавалось! – думать максимально добро. Вот некоторые вопросы и ответы. Не все вошли в эфирные полтора часа: фактически встреча продолжалась как минимум втрое дольше…

ЧТО ТАКОЕ ШАХМАТЫ?

— Ваш взгляд на шахматы именно как на явление человеческой культуры?

– Собственно говоря, точного определения, что такое шахматы, до сих пор не существует. Более того, сторонники каждого из разных направлений постоянно находят или воспроизводят доводы, которые должны помочь им оказаться правыми.

Шахматы – отдых? Да, бесспорно, отдых.

Наука? Наука.

Я помню, как однажды сборная команда советских шахматистов выезжала на шахматную олимпиаду. Состав удивительный: Ботвинник, Смыслов, Керес, Петросян и так далее, и так далее. Руководителем делегации был гроссмейстер Юрий Авербах. Он только-только закончил свою шахматную энциклопедию окончаний.

Мы ехали поездом, времени было много, и вот Юрий Львович развлекался, я бы сказал, тем, что давал супергроссмейстерам простейшие позиции: у белых король, конь и пешка – 3 единицы, у черных – король и слон – 2 единицы.

«Ну, как вы думаете, здесь выигрыш или ничья?!» – спрашивал он. Мы переглядывались: выигрыш, наверное. «Ну, попробуйте выиграть у меня». Начиналась игра. Пробуем туда, сюда, не получается. Выходит – ничья.

«Ну, попробуйте сделать ничью!»

Доска поворачивалась на 180 градусов, и выяснялось, что позиция проиграна.

Так повторялось раза три. Пока наконец нам не преподносили решение задачи.

Чтобы запомнить это, нужно очень много времени, нужно очень много энергии, нужно очень много знаний.

Да, шахматы – наука, во многом наука, и не случайно Ботвинник был многие годы знаменосцем и советских, и мировых шахмат.

И не случайно шахматами увлеклись кибернетики, и не случайно сейчас, как раз здесь, на студии телевидения, я получил приглашение на фестиваль компьютеров, который будет проходить в Улан-Удэ.

Шахматы – это и спорт, это тоже совершенно ясно. Чемпионаты, победы, поражения, медали, призы – все, что угодно.

Но только ли это спорт?

Если ты сегодня спросишь у человека, знающего хорошо шахматы, как закончился международный турнир в Голландии в 1938 году, может быть, он вспомнит, что первое и второе места тогда разделили молодые гроссмейстеры Пауль Керес и Ройбен Файн.

Ну а кто был третьим? А сколько очков набрали победители? Мало кто ответит…

Зато если вы спросите любителей шахмат: чем знаменит АВРО-турнир в Голландии, то очень многие ответят: партией Ботвинник – Капабланка.

И не потому, что молодой советский гроссмейстер обыграл великолепного экс-чемпиона мира.

И не потому, что проигрыши Капабланки тогда были сенсацией. А просто вся партия была настолько великолепной, настолько красивой, настолько логичной и эффектной одновременно, что остается в памяти очень надолго.

Именно поэтому живы понятия «вечнозеленая партия», «бессмертная партия». Именно поэтому шахматы очень популярны среди работников нашей культуры, работников искусства.

Очень многие сравнивают шахматы с математикой. Такое расхожее мнение, что шахматист – он должен быть математиком, хотя не обязательно математик – шахматистом.

Интуитивно я заподозрил здесь что-то неладное еще в школе, когда меня все обзывали шахматистом, а вот преподавательница математики была несколько иного мнения...

Мне гораздо ближе сопоставление шахмат с музыкой. Да, конечно, спорят о том, какая музыка нужнее, спорят о том, какие шахматы нужнее. Этот вопрос, кстати, сейчас на повестке дня. Но для меня между этими видами искусства аналогия полная.

Во всяком случае, просматривая партии Ботвинника, я чувствую фундаментальность Баха, где ни одной ноты нельзя убавить без того, чтобы конструкция не рисковала развалиться.

Чувствую плавность и глубину Чайковского и Смыслова. Элегантность Кереса – Шопена. Виртуозность Петросяна – Листа. Понимаете, ассоциации и все, ничего тут с этим не поделаешь.

И, конечно, в сфере культурного воспитания шахматы должны занимать очень нужное место.

Нет, я категорически против того, чтобы все играли в шахматы начиная с детских садов и чтобы ребята получали переэкзаменовки по ферзевому гамбиту. Это никому не нужно. Но ребятам, которые увлекаются шахматами, можно и нужно прививать не премудрости «правила оппозиции», а красоту, красоту логики шахмат, красоту шахматных парадоксов.

В общем-то без шахмат прожить можно. Особенно сегодня, в богатом мире, когда есть электроника, когда есть уйма иностранных языков – живых, мертвых, еще не родившихся, когда есть фигурное катание.

Но поверьте: человек без шахмат все-таки будет чувствовать себя где-то чем-то обделенным.

НАСТОЯЩИЙ ЧЕМПИОН ДОЛЖЕН БЫТЬ ОДИН

– Вот вы сказали, что вам наиболее близко сравнение шахмат с музыкой. Но элемент спортивности в классических шахматах существенно больше, чем в игре по переписке. Если вам ближе создание эстетических ценностей, то почему вы не играете по переписке?

– Да, действительно, шахматы как искусство мне очень близки, но, пожалуй, мне очень близко именно ощущение партнера. А когда ты пишешь, его не получается.

Кроме того, у меня ужасный почерк…

Если же серьезно, то ведь шахматист и во время партии находится в совершенно уникальном положении.

Он автор – его сценарий, его либретто; он исполнитель, он критик, такое триединство. Поэтому очень не люблю играть в пустом зале, нужен зритель; Когда и я в форме, шум в зрительном зале мне нравится. Когда я не в форме, я чувствую это по своей реакции: если зал – это помехи – значит, надо остерегаться себя, если это шум зала – значит, у меня что-то должно получиться.

– Будущее шахмат?

– Я не думаю, что шахматам грозит сколько-нибудь серьезная опасность, хотя, конечно же, обилие информации: «Информаторы», «Энциклопедии», бюллетени, партии – могут, так сказать, задурманить человеку голову. К сожалению, молодые шахматисты сейчас огромное внимание уделяют именно этой фактологической, что ли, стороне дела. Варианты, варианты, варианты…

Но я все-таки верю в фантазию. Да, иногда эпицентр смещается в ней с 7-го хода, как было раньше, к 15-му, к 18-му, иногда к 20-му ходу, но борьба остается. Совершенно уверен, что и в XXI веке будет все по Остапу Бендеру: если брюнет играет хорошо, а блондин играет плохо, то что бы вы ни говорили…

– Ваше отношение к «быстрым шахматам» и стоят ли они того, чтобы так много обсуждать их, так много разговаривать о них? Может быть, оставить их, что называется, в покое? И принять за свершившийся факт?

– Действительно, вопрос, как мне кажется, риторический. И заставляет вспомнить репортажи Николая Николаевича Озерова, когда мы играли в Канаде. Временами раздавалась ставшая, по-моему, классической фраза: «Нет, такой хоккей нам не нужен».

Собственно, что шахматы? Вид состязания, далеко не самый требовательный. Для начала нужны партнеры, нужна доска, нужны фигуры. Ну и еще в общем-то желательны шахматные часы. В «активные шахматы» эти играют большинство людей земного шара.

На скамейках, дома, в библиотеках, скажем, в театре, во время антракта. Онегин с Ленским играют в «активные шахматы». Других шахмат они не могут себе позволить, поскольку антракт затянется слишком.

И, конечно же, такая игра зрелищна. Тут ты видишь всю партию, с начала до конца. Против такой игры, естественно, никто не может возражать. Потому что мы все вышли из этих шахмат.

А вот нужна ли какая-то новая классификация? Нужен ли чемпионат мира по таким шахматам, по «активным шахматам»?

Зачем же проводить аналогию шахмат и бокса?

«Чемпионат мира в… наилегчайшей категории» – до 22 минут. Сколько таких «весовых категорий» будет?

Нужно ли это? Я думаю, что нет. Нужны ли новые мастера? Нужны ли новые гроссмейстеры? Я думаю, что нет. А если присуждать им какие-то звания, то, чтобы совершенно ясно была видна разница, что это не те шахматы.

Да, есть чемпион мира в игре по переписке. Но там же другая федерация. Чемпион мира по блицу? Простите, но я к этому своему званию отношусь достаточно иронично.

Важно понять, что это не слишком серьезно. Тут, на мой взгляд, главная опасность: чтобы это все не воспринималось слишком серьезно. И тогда такие турниры очень интересны. И, конечно же, гроссмейстеры будут играть в «быстрые шахматы» еще и для того, чтобы чуть отдохнуть от шахмат серьезных, и для того, чтобы… получше подготовиться к ним.

– Вы стали, пусть и неофициальным, чемпионом мира по блицу, чего не смогли добиться Гарри Каспаров и Анатолий Карпов, основные сейчас спорщики за «нормальную» шахматную корону. Что помогло вам победить? Расчет вариантов, оценка, быстрота?

– Мой успех в Канаде вовсе не дает мне права заниматься декларированием каких-то принципов игры в блиц. Есть шахматисты, которые лучше меня играют блиц, играют быстрее меня блицы, просто на сей раз спортивное счастье было ко мне благосклонно. Вероятно, мне удалось добиться успеха именно потому, что я этот турнир воспринимал как блиц, как игру, как очень приятное занятие, в то время как многие из моих коллег приехали туда либо становиться чемпионами мира, либо получать и не отдавать 50 тысяч долларов, либо и то, и другое.

КАК ТАЛЯ ЗА ГРАБИТЕЛЯ ПРИНЯЛИ

– Сколько процентов от приза за первое место по блицу осталось у вас после всех вычетов? Когда, как вы предполагаете, Госкомспорт перестанет запускать лапу в карман нашим гроссмейстерам?

– Ну, на второй вопрос мне ответить проще: когда мы закроем карман.

А насчет первого… Дело в том, что у нас, опять же без моего ведома, был опубликован размер первого приза. После этого мне появиться нигде было нельзя: так сказать, «одолжи пару тысяч долларов на бедность». И попытки объяснить, что это не так просто сделать, поскольку у меня их уже попросили, причем попросили достаточно убедительно, успеха не имели.

Я должен сказать, что вообще сценка вручения этого приза была довольно забавной, она, может быть, рисует то, что раньше называлось «их нравы».

Два лауреата так называемого чемпионата мира по молниеносной игре в Канаде – Рафаэль Ваганян и я получили чеки и в сопровождении телохранителей (иначе там нельзя, там, на Диком Западе) пришли в назначенное время к банку. Дама, ведающая выплатой чеков, как-то очень странно нас осмотрела, пошла к начальнику, потом вернулась и сказала: «А у вас документы есть? – мы показали паспорта. – Нет, еще нужно. А то каждый придет и скажет, что вот ему подавай 50 тысяч, а ему 10». То ли, так сказать, наша внешность показалась ей какой-то странной, то ли что, но, посмотрев на меня, она добавила: «Вот вам бы, например, я долларов двести еще доверила, – посмотрела на Ваганяна. – А вам – пятьсот. Кроме того, вообще подобную сумму у нас в банке не держат, потому что тут много грабителей ходит…».

Короче говоря, приз этот вручали нам часов пять. Вмешались представители консульства, велись телефонные переговоры о том, что мы именно те, за кого себя выдаем. При всем том, что директор банка сам внимательно следил по телевидению за ходом финального матча, в котором играли вот эти оба заинтересованных лица.

Мы получили приз. Этот приз был заперт в моей комнате вместе со мной. Поэтому в тот вечер я не мог выйти погулять по Монреалю, а на следующий день этот приз был благополучно доставлен в Москву.

Здесь он быстро нашел хозяина. Впрочем, мне тоже досталось. Процентов 15.

– Что вы сами о себе говорите, что вы думаете сами о себе во время шахматной партии, всегда ли вы хорошо о себе думаете?

– Мое филологическое образование не дает мне основания полностью цитировать свои внутренние монологи. Они бывают самыми разными. Чаще подцензурные, но бывает и по-другому.

Иногда время уходит на то, что ругаешь себя.

Скажем, на одном турнире в Брюсселе, как раз во время партии с Джоном Нанном я вдруг без всякой к тому связи обнаружил, что накануне у меня в партии с Тимманом был просто элементарный выигрыш.

И вот я смотрел на доску, где стоит партия с Нанном, а думал о партии с Тимманом.

Такой «сеанс одновременной игры», как правило, в гроссмейстерских турнирах безнаказанно не проходит…

А иногда… Сейчас, например, я очень доволен тем, что удалось стать лауреатом «Шахматного информатора». По итогам конкурса моя партия с исландским гроссмейстером Хьяртарссоном, к слову, участником претендентского цикла, признана лучшей в 43-й книжке. И я абсолютно ничего криминального, ничего зазорного не вижу в том, что искренне и вслух радуюсь этому.

– Существует масса экзотических фотоснимков: Таль на яхте, Таль на верблюде, Таль на лошади, Таль, прыгающий с 10-метровой вышки, наконец, Таль на корриде, борющийся с быком. Стоит ли искать такие острые ощущения, если учесть, что и за доской их тоже вполне хватает?

– Мы стремимся к верности, исторической правде: лошадь была, верблюд был, вышка была, быка не было. Был теленок. Как в одной газете написали, просто корова! А насчет острых ощущений… Ну какие же это острые ощущения? Партнеры иногда заставляют волноваться гораздо больше, тем более что, так сказать, «секундант» лошади был где-то недалеко. И в одном туркменском колхозе тоже человек находился неподалеку, готовый принять весь гнев плюющего верблюда. Так что я все время работал, так сказать, под надежной охраной каскадеров.

Гораздо сложнее в шахматах, когда это «без сетки» происходит.

– В жизни, как и у каждого человека, у вас тоже бывали тяжелые дни, может быть, тяжелые периоды. Где, в каких уголках памяти вы черпаете оптимизм, черпаете какие-то силы?

– Бог его знает, как эта кладовка работает. Вы знаете, иммунитета к таким вещам нет и быть не может: всегда переживаешь, как будто бы это случается в первый раз.

Но, с другой стороны, есть такая пословица: «Если тебе очень плохо сегодня, вспомни, как тебе хорошо было вчера». Может быть, это и к шахматам имеет какое-то отношение. А ведь, кроме вчера, существует и завтра. Вот сейчас я неудачно сыграл на международном турнире в Брюсселе, очень неудачно, во всяком случае бледно очень играл и своей шахматной игрой недоволен куда больше, чем спортивными результатами.

Но, к счастью, времени на зализывание ран не остается. Новые соревнования, новые встречи, вот сейчас очень такая приятная отдушина здесь, в Останкине, поплакаться можно, поймут люди…

Главное, что темп жизни, выбранный, а точнее – заданный темп, не оставляет возможности заниматься самокопанием. Самоизучение – вещь очень в принципе полезная, но, к счастью, не успеваешь этим заняться…