Евгений Плющенко: Пишу книгу о своих испытаниях
Вся раздевалка Евгения Плющенко в Риге была завалена букетами. Букеты лежали на скамейках, а под скамейкой в большом пакете – резиновые сапоги. Алексей Мишин, заядлый рыболов и охотник, купил их себе, зашел с ними в обнимку перед награждением и начал показывать Жене.
«Да что это я... – оборвал себя Профессор. – Возьми, дарю! Ты заслужил!» Плющенко рассмеялся, подняв высоко над головой огромный сапог болотного цвета, быстро согласился: «Возьму! Пригодятся! Вернусь в Петербург, хочу на охоту съездить».
САПОГИ ОТ МИШИНА
По правую и левую руку от Жени сидели его верные соратники. Хореограф Давид Авдыш и агент Ари Закарян. Все – с праздничными лицами. На лицах легко читается облегчение от того, что все закончилось так хорошо, и … просто счастье. Все, над чем работали долгие месяцы после операции на позвоночнике, стало реальностью.
Евгений Плющенко, выигравший рижский турнир «Volvo Open Cup» с личными рекордами и вторым результатом сезона в мире (263,25) выглядит очень уставшим, он пьет очень много воды и часто кашляет. Простудился.
Входит охранник: «В коридоре стоят девочки, просят автограф. Можно?»
«Запускайте! – охотно соглашается Евгений. – Но не всю толпу, а по двое».
– Ты хоть понимаешь, что их там человек пятьдесят? – пытается предупредить его Мишин.
– Ничего, Алексей Николаевич, справимся.
Сложив на коленях руки, Плющенко встречает первую пару девочек. Вскоре он понимает, что, если не ввести над процессом жесткий контроль, он затянется до утра.
– Заранее нажимаем кнопки у автоматических ручек, – умело распоряжается Плющенко. – На деньгах не расписываюсь (отстраняет от себя протянутую ему почему-то долларовую купюру). Смотрим под ноги, чтобы не растоптать мои коньки.
Коньки он тут же благоразумно убирает под скамейку, под защиту подаренных тренером резиновых сапог.
«МАМА НЕ МОЖЕТ НА МЕНЯ СМОТРЕТЬ»
Наконец поток иссякает, и мы садимся в дальнем углу раздевалки.
– Многие фигуристы в частных беседах мне признавались, что ни за что не решились бы кататься после такой операции. Каждый ваш прыжок может стать последним... У вас совсем нет страха?
– Я просто не думаю об этом. Если я подпущу к себе подобные мысли, то не будет никакого результата.
– Ваша вера в себя абсолютна? И может ли она быть абсолютной? Я думаю, что не может, потому что вы – живой человек. Когда вам в последний раз приходилось иметь дело со срывом, с приступом неверия?
– Все бывает со мной. И о том, что происходит ежедневно, я уже сейчас пишу книгу. О том испытании, которое мне выпало. Посчитал нужным обо всем этом подробно рассказать. В интервью всего не передашь, а я думаю, что люди должны знать, что это означает – готовиться к четвертой Олимпиаде, что стоит за моим возвращением. Это должны знать, я считаю, и другие фигуристы, может быть, кто-нибудь когда-нибудь решится сделать то, что делаю сейчас я. Пишу книгу в том числе и для этого человека, чтобы он понимал, что его ждет...
Книга выйдет после Олимпиады. Раньше времени не хотел бы раскрывать какие-то подробности. Пока могу сказать так: сомнения присутствуют. Есть сложности, которые встают передо мной ежедневно и на тренировках, и на турнирах. Надо просто преодолевать их правильно. Не отчаиваться и идти вперед.
– Правда, что ваша мама уже перестала смотреть ваши выступления, переполнилась ее чаша, она просто не может этого видеть?
– Моя мама давно перестала смотреть, и с операцией на позвоночнике это не связано. Можно сказать, что она никогда не могла «этого видеть» (смеется). Все мои выступления у нее записываются на плеер, и, только после того как маме сообщают результат – и если результат хороший, она нажимает кнопку «Play».
«ЧЕТВЕРНЫЕ НЕ ИМЕЮТ БОЛЬШОГО ЗНАЧЕНИЯ»
– В короткой программе на «Volvo Cup Open» вы не прыгнули четверной, в произвольной вы это сделали. Кстати, скажите, пожалуйста, вот с такими выставленными за нее баллами ваша произвольная программа – это пока еще программа «эконом-класса»?!
– Нет, это короткая программа была скорее «эконом-классом» и из-за отсутствия в ней четверного прыжка, который я раздумал прыгать в последний момент, несмотря на то что сделал четверной тулуп на разминке. И из-за того, что она еще не доработана, не вкатана, к тому же это лишь один из двух вариантов короткой программы, которые мы готовим к Олимпиаде, и окончательный выбор в пользу определенного варианта еще не сделан.
А произвольная – это был никакой не «эконом-класс», а примерно 80 процентов из 100. Моя произвольная, как вы знаете, представляет собой фрагменты моих лучших программ прошлых лет, в ней показана вся моя жизнь в фигурном катании. И я считаю, мне сегодня в целом все удалось. Я сделал четверной тулуп, хотел прыгнуть и второй четверной, потому что чувствовал себя очень уверенно, на тренировке сделал несколько четверных, они у меня получались. Но уже в самую последнюю секунду, во время проката, решил: «Нет, дружок, торопиться мы не будем, торопиться некуда».
– Ваша подготовка к Олимпиаде окутана такой дымовой завесой – вы скрываете абсолютно все... Поэтому мне пришлось, например, допрашивать тринадцатилетнего фигуриста из группы Мишина, катающегося с вами в Петербурге на одном льду, Алексея Красножона. И он рассказал мне, что вы сейчас свободно владеете двумя четверными прыжками, тулупом и сальховом, а к Олимпиаде готовите и риттбергер.
– Владею я многим. И лутцем четверным владею, нужно только еще чуть-чуть подлечиться, и все будет нормально. А по поводу риттбергера это неправда, его у меня нет и не будет.
– Тем не менее вы действительно считаете, что в ваших олимпийских программах должно быть четыре разных четверных прыжка, или это тоже неправда?
– Нет, я не считаю, что нужно гоняться сейчас за четверными прыжками и что их должно быть как можно больше. Четверной прыжок может быть и один, мой любимый тулуп, но программа, выстроенная вокруг него: и музыка, и движение, и ее содержание – должна смотреться и кататься на одном дыхании. С правильно расставленными акцентами, хорошими вращениями и дорожками шагов, транзишинами...
Кто-то, возможно, сделает на Олимпиаде и пять четверных прыжков, кто-то четыре, кто-то три... Пусть каждый для себя это решает. В современном фигурном катании прыжки уже не имеют того значения, которое они имели раньше. Сейчас на первый план выходит харизма, артистичность, другие вещи, которые я уже перечислил, – вот тот формат, на который настраиваюсь, над которым работаю.
