Cергей Воронов: Звонок из Сочи с требованием быть готовым заменить Плющенко, был похож на звонок из роддома…
На прокатах фигуристов сборной Сергей Воронов был абсолютно лучшим, за что удостоился персональных объятий Татьяны Тарасовой. О кнутах и редком прянике Этери Тутберидзе, о том, почему звонок из олимпийского Сочи с требованием быть готовым заменить Евгения Плющенко так напомнил ему звонок из родильного дома, о своих ожиданиях от нового сезона вице-чемпион Европы и двукратный чемпион России рассказывает в искреннем интервью «Советскому спорту».
«У меня еще есть запас прочности и злости»
- Сергей, прокаты для вас сложились исключительно хорошо, вы потрясающе выглядели, что вас так воодушевляет?
- Каждого из нас воодушевляет что-то свое. Меня, наверное, то, что… Я после двадцати пяти, после того, как перешел в группу Этери Тутберидзе, наверное, где-то переродился. После двадцати пяти ты начинаешь жить и делать свое дело более осознанно. Во всяком случае, так получилось лично у меня. Ничего легче-то не стало. Многие почему-то думают: тот сезон, этот сезон, человек выходит, как бы что-то делает на льду. Но за этим стоит огромная работа, большое количество людей, которые стоят за всем этим, стоят за моим плечом. И мне хочется прежде всего не подвести этих людей и прежде всего себя.
- Большую роль, скорее всего играет и ваша психологическая совместимость с Этери Георгиевной, причем вы знали об этом давно, еще до начала работы с Николаем Морозовым, когда она так быстро восстановила вам все прыжки, но вы в ту пору не решились предпочесть ее Морозову.
- Да, Этери Георгиевна… Совместимость психологическая… Знаете, как у русских людей? Либо кнут, либо пряник. А мне особенно нужен кнут. И редко-редко большой пряник.А если серьезно отвечать, то, конечно, я благодарен. Это единственный тренер, единственная команда, с которой я смог достичь определенной высоты, определенной ступеньки, где я сейчас и нахожусь.
- Вы, как гадкий утенок, нашли свою стаю. Гадким утенком в буквальном смысле вы, разумеется, не были, а были уже двукратным чемпионом России. Но согласитесь, это так важно: найти свою стаю.
- Вы правы. Если человек долго ищет, и очень сильно чего-то хочет, но у него при этом бесконечно долго не получается, нужно дотерпеть. Где-то перетерпеть. Где-то переждать. И все равно идти. И я иду. К своей четко определенной цели. Меня останавливают то травмы, то переходы к другому тренеру – все я как-то не попадал. Но в данной ситуации, как показал прошлый сезон, а теперь я надеюсь, что будет еще лучше, потому что все для этого сделали и на предсезонной подготовке, и сейчас продолжаем делать… Я все-таки себе и всему тут окружающим докажу, что я не просто так, что я не тот, о ком одно время говорили: «Ну все, на этом уровне и останется». Нет! У меня есть еще запас прочности и запас злости. На все пережитые мной неудачи. Они меня только закалили.
- Вас списали перед двумя Олимпиадами подряд. Я не знаю, как вы это пережили. И перед Сочи, когда была уже медаль чемпионата Европы, та же история повторилась, та же, что и в Ванкувере.
- А я знаю только то, что Евгений Плющенко выиграл золотую медаль в команде. Молодец. Респект. Снялся по причине травмы – значит, снялся. От нас – ни от меня, ни от Ковтуна уже ничего не зависело. Мы катались до последнего – если говорить о моей команде, обо мне конкретно. Какие-то вшивые бредни, что до меня не могли дозвониться…
«Я мужик, а не тряпка, которой можно ныть, хлюпать и пускать сопли»
- И до вас тоже не могли дозвониться? Я думала – только до Ковтуна.
- Сказка – быль, да в ней намек. Меня тренер держала в курсе всего, я был на связи, тренировался до самого последнего момента. А не сложилось по каким-то другим обстоятельствам, известным, наверное, только в самом городе Сочи. По каким? Это мне самому было бы интересно узнать. Когда мне позвонили из Сочи, я услышал, что возможна ситуация, при которой Евгений Викторович Плющенко снимется по причине болей в спине. И чтобы ты был готов, на тебя уже билет есть. Но в итоге в последний момент мне было сказано: «Нет, он будет кататься».
- А вы уже держали в руках этот билет?
- Недавно один функционер из федерации на прокатах подарил мне мою аккредитацию на Олимпийские игры. На что я ответил: «Повешу и буду внукам показывать!».
- Вы это восприняли, как издевательство, или как … сувенир?
- Почему как издевательство? Мы с этим человеком в прекрасных отношениях, я уверен, что он не издевался надо мной. И мне действительно не стыдно будет показать внукам, что я был аккредитован от такой страны – пойди-ка еще кто-нибудь отберись за Россию на Олимпиаду, к тому же домашнюю, я такому человеку от всей души руку пожму. А о том, что я пережил в те дни, и этот телефонный звонок… Пусть это останется со мной. Пусть об этом знают только я и мои близкие. Скажем так: я понимал, что у Евгения Плющенко колоссальные регалии, я не знаю, кто еще добьется в спорте того, чего добился он. Но при этом у него много, очень много травм. Все могло случиться. А когда вам вот так звонят: «Будь готов заменить». Это можно сравнить со звонком из роддома, когда мужчина слышит: «У вас сын, вес 3500». И что ты испытываешь, когда это не сбывается? Мягко выражаясь, глубокое разочарование. Не оттого, что Плющенко будет кататься, а потому, что я туда не попал.
- Разочарование?
- Повторюсь, моя мама, моя любимая девушка и моя бабушка – только они знают о том, что это было на самом деле. Но прежде всего это были мои чувства, и я не хочу их выставлять на всеобщее обозрение. Я не собираюсь, как у нас некоторые пиариться за счет этого. Это все остается во мне. Да, мне было тяжело. Но я переживу. Я пошел дальше. А правду знают три человека, и больше никто не должен ее знать. Я себя позиционирую, я считаю себя молодым человеком, мужиком, а не тряпкой, которой можно ныть, хлюпать и пускать сопли. Русский народ – сколько раз его нагибали. А мы все равно…
- Дойдем до Берлина.
- И не только до Берлина.
«Объятья Тарасовой дорогого стоят»
- Ваши новые программы: это абсолютно ваши темы и образы, или что-то по мелочи не устраивает?
- У нас в группе, конечно, матриархат. Некий… Хотя, если без шуток, то все можно обсудить, обо всем можно договориться, все люди, и Тутберидзе – не исключение. Начну по порядку. Первой была поставлена произвольная программа. Это была идея Жулина, только его. Когда он предложил, я в первую минуту смог сказать всего лишь: «Что?! Вы себе представляете, как я в этом будут выглядеть». А Жулин мне отвечает: «Ты ничего не понимаешь. Ты просто покатайся и попробуй. Попробуй услышать своим далеко не музыкальным слухом музыку». Я это сделал и мне все вокруг начали говорить: «Продолжай, это может вылиться в твою «фишку», в тренд».
- А что изначально у вас вызывало протест?
- Начинается блюз. Как говорит мой тренер – что-то патриотическое в нем ощущается, что-то о движении вперед, с шашкой, «готов к труду и обороне». А нужно другое, немножечко западное, что понравится не только здесь, на Рублевке, а везде, во всем мире. Первая часть – «Памяти Карузо», в блюзовой обработке, потом Пол Маккартни… Просто Карузо – я понимаю. А тут что-то такое… Но потом я просто расслабился и начал своим глухим слухом, осязанием, руками, чувствовать музыку, не думая о Карузо. А дальнейшее, все звучащие в следующих частях исполнители и группы – это все мое. Я многое видел своими глазами в Нью-Йорке, когда тренировался у Коли Морозова. Мы часто ходили на Бродвей, к таким преподавателям, которые, извините, ставили клипы Мадонне, Бритни Спирс. Я вставал в самый последний ряд, как самый настоящий лузер. У меня поначалу ничего не получалось! Но у меня хорошая зрительная память, и я могу потом воспроизвести. Я не могу полностью повторить некоторые движения, которые я там увидел – это был танец человека без костей! И все-таки запомнить, как-то передать я могу. Ну а короткая программа в какой-то мере случайна: я слушал в Интернете «Пляску смерти» Сен-Санса и запомнил, у меня отложилось, что это очень сильная музыка. Подумал: «Надо включить». И как раз на льду стоял Жулин. Я у него спросил: «Как вам вот это?». Жулин сказал: «Ну как… Музыка сильная, но что ты под нее можешь?». Я покатался, попрыгал на льду и понял, что она сама меня ведет. Захватывает. И как сказала мне Татьяна Анатольевна Тарасова после прокатов на Рублевке: «Да, от начала и до конца. В одном ритме, а в концовки ты еще и прибавил!».
- А в целом какую оценку все-таки дала Тарасова вашим прокатам?
- Свои объятья. Этого дорогого стоит.
