«Молитесь, чтоб я приехал…»
ПАМЯТЬ
ЮРИЙ СЕВИДОВ. 22 марта – 40 дней, как нет Юрия Александровича. Его смерть – ошибка. Ожидание его – сродни вечности.
40 дней боли для жены Галины. Весна сквозь слезы. Сквозь утро – ее бессонница: «Ну как же ты мог умереть? Как это – в комнате только твой портретик? Неужели тебя не будет? Ты слышишь меня, Юрочка?..»
…6 февраля у Севидовых был юбилей свадьбы. Сорок пять лет вместе. Отмечали по телефону. Галина Михайловна – дома с внуком Юркой, Юрий Александрович – в редакционной командировке в Марбелье.
— Ну, Галка, от меня большой – огромный – подарок! – пообещал Юр Саныч в трубку.
— Да не надо, Юр. Приезжай скорее!
Через пять дней мужа не стало – из Испании привезли гроб…
С Галиной Михайловной мы проговорили в комнате мужа долгих шесть часов. Обеих душили слезы. Дважды заглядывал на порог грустный семилетний мальчик Юрка, сын дочки Лены.
Какая, оказывается, у Юр Саныча большая любовь была! Когда жена говорила, она даже лицом становилась похожей на мужа – за годы вдвоем они обменялись чертами. В воспоминаниях его вдовы – такой Севидов, которого знает только она…
НАСТОЙЧИВЫЕ ПОКЛОННИЦЫ
…Москва. 1960-й. Квартира Севидовых. Юному красавцу из «Спартака» среди ночи названивают домой девушки. Трубку берет мама. «Два часа ночи», – ворчит Елизавета Дмитриевна. А в ответ: «Ну вы ж ему не жена, а мама, ну, позовите Юрочку к телефону».
…Москва. 1961-й. 1-я улица Строителей. Папа Гали Маховой, важный работник МИДа, – ночью у телевизора. Кричит, как пацан. Болеет. Играет его «Спартак». Галочка с мамой выглядывают из-за двери. «Папочка, ну что ты переживаешь?»
…Москва. 1962-й. Юра Севидов – весельчак и при деньгах – собирается в Дом кино. Артисты сидят без копейки, цедят кофеёк, вдруг заявляется «меценат» – и давай их угощать. Уже за полночь молоденькая актриса Марианна Вертинская отнимает у Юры паспорт. «Верну, – кричит, – только в загсе!»
ШКОЛЬНИЦА С КОЛЯСКОЙ
…«Дипломаты» Маховы живут на четвертом этаже, а на пятом – их коллеги Суздалевы. Муж – посол в Японии. Жена – страстная поклонница «Спартака». Елизавета Ивановна зазывает после игры Севидова и Хусаинова к себе домой. У ее младшего, Вити, полно джазовых пластинок. Елизавета Ивановна накрывает стол, заводит музыку…
…На дворе весна 1963-го. 16-летняя школьница Галочка гуляет с племянником. Открывает дверь в свой подъезд. Надо тащить коляску по ступенькам к лифту. В этот момент в подъезд входит 20-летний Юра. Он идет к Суздалевым.
— Вам помочь?
— Спасибо, – Галочка потупила глаза и, пока ехали в лифте, не подняла их ни разу.
— Это ваш? – Севидов кивнул на ребенка.
— Сестры.
Через месяц сосед Витя Суздалев спрашивает у школьницы:
— Галочка, ты за футбол болеешь?
— Нет, Витя, я не болею, я учусь.
— А с тобой молодой человек хочет познакомиться, он в футбол играет. Ты его как-то видела…
ЛЮБОВЬ В ПРЯТКИ
18 мая 1963 года в школе – ситцевый бал. Девочки сами шьют платья из ситца, а Гале, у которой родители работают в Париже, прислали готовое. Платье невероятно красивое – синие розы на белом. Витя заглянул накануне: «Ситцевый бал? Ну, мы придем».
«Что делать? – думает Галя. – Вокруг – подружки, учителя. Как можно? Я девчонка-школьница, и вдруг ко мне – молодой человек!»
— Смотрю, идут, – вспоминает Галина Михайловна, – Витя со своей девушкой Люсей и Юра. Я сначала пряталась, чтобы меня не увидели. Потом они меня заметили. Подошли, познакомились. Все девчонки – «шу-шу-шу». А он – высокий, красивый!
…Юра с тренировки приезжает – они в кино идут. И вдруг на одно из свиданий Галочку не пускает сестра. Муж сестры говорит: «Ты с кем встречаешься? Он же женат! У них, у футболистов, сама знаешь, жена не одна!».
«Юра, ты женат! Как же так?» – рыдает Галя. Юра смеется: «Если у меня когда-нибудь и будет жена, то только ты!». И ведет невесту к родителям.
— Галочка, ты не думай. Юра – очень известный футболист, – убеждает не смыслящую в футболе школьницу будущая свекровь. – Я тебе могу газеты дать.
— Нет-нет, – воскликнула Галя. – Мне газет не надо!
БЕЗ ПАПЫ НЕЛЬЗЯ
В 1964 году Галя едет на каникулы к родителям в Париж, в Москву возвращается с мамой. Гале надо поступать в музыкальное училище. Юра в это время получает однокомнатную квартиру на Академической улице.
— Квартиру я обставил, – заявляет он. – Хватит нам бегать-прятаться. Переезжай ко мне!
— Юра, – вздрагивает девочка, – мне восемнадцать только в декабре будет…
— Пойдем к твоей маме, она напишет заявление – можно будет пожениться и в семнадцать.
Приходят к маме. Мама Севидову говорит: «Юра, Гале замуж рано, ей учиться надо. Наш папа в Париже. Как же она без папы замуж выйдет? Ты, Юра, подожди годочек-два».
Юр Саныч про два года услышал – и глаза к потолку. Терпит месяц, а в сентябре увозит Галку на квартиру. Мама – в слезы. Звонит папе, а тот отвечает: «Раз у них такая любовь, пусть живут. Но свадьба – в январе, когда я приеду».
Мать привозит дочери пианино: «Занимайся!». Но Галочка проваливает экзамен в музыкалку, и сестра говорит маме: «Вот видишь».
ТЮРЬМА ЗА ОБМАН
18 сентября 1965 года. Суббота. Севидовы женаты семь месяцев. Муж утром после тренировки едет в баню. Говорит жене: «Я из бани – в спартаковский гараж, машину подправить». Три часа дня. Гале звонит водитель из гаража: «Передайте Юре – больше ждать не могу, еду домой». Шесть часов вечера. Приезжает муж: «Гал, может, в кино пойдем?». «Нет, Юрочка. Не хочу я с тобой в кино: ты меня обманываешь…»
Юрочка рассердился. Форму в сумку кинул: «Я в Тарасовку!». А сам опять к Мише Посуэло: у того – праздник.
— Сижу грустная, – вспоминает жена. – Часов в одиннадцать у подъезда тормозит такси. Залетает Юра в дом: «Галка, прости меня! Прости!». – «Что такое?» – «Я сбил человека! И не просто человека, а какого-то академика» – «Опять врешь?» – «Нет» На колени передо мной встает. Руки-ноги мне целует. «Ты не представляешь, какая беда к нам пришла. Я, дурак, виноват! Я тебя обманул и поплатился за это!»
СТРАШНЫЙ ПРИГОВОР
Академик-ядерщик Дмитрий Рябчиков под колесами «форда» Севидова лишь бедро сломал. Но в больнице врач-практикант дает 62-летнему человеку наркоз – и у того не выдерживает сердце. В воскресенье Гиля Хусаинов везет друга Юру на сбор в Тарасовку, а в понедельник Юру забирает с базы «черный ворон».
— Я, конечно, выла, кричала, плакала. Тут же приехали Севидовы – Сан Саныч с Елизаветой Дмитриевной. Все ревели. Я орала: «Я к нему поеду! Я в тюрьму поеду!».
Академик работал по топливу. Футболист ехал на иностранной машине. Выискивают шпионаж. По Би-би-си передают: за академиком тем охотились, а тут футболист проехал и «устранил» его…
Академик Келдыш кричит в суде: «Такой молодой, а уже на машине разъезжать и давить академиков?! Расстрелять мальчишку!». Суд начинается в феврале. Двенадцатого. И идет неделю. Приговор страшный: «Учитывая личность погибшего, назначается самый большой срок».
— Десять лет! Вы не представляете, что значит услышать «десять лет»…
БАРАК СВИДАНИЙ
— Юрочка, как ты? – Галя пришла в тюрьму.
— Да как я могу быть спокоен, когда у меня дома такой ребенок остался?! – и глядит на жену.
…Севидова ссылают в Вятлаг, в тайгу. Спартаковцы ему ни единого письма не шлют – боятся. «Если бы не ты, – пишет Юра Гале, – я бы эту тюрьму не выдержал. Этот страшный приговор, лесоповал… А тут я знаю – мне надо вернуться домой. К Галке».
— Мы с Елизаветой Дмитриевной к нему летом приехали. Только из машины вышли – мой Юрка над высоченным забором поднялся, белой рубахой машет и кричит мне: «Га-ля! Га-ля!». Я ору: «Ю-ра!». А баба Лиза: «Тихо, тихо», – за руку меня хвать. Машет сыну: «Уйди! Накажут! Куда залез?!» Ночуем со свекровью в какой-то избушке. Лежим на полу. Комары жрут.
Наутро баба Лиза поговорила с сыном и уехала. А Галя – к нему в барак на целых три дня.
ТЮРЕМНЫЙ РОМАН
Юра пишет: «Галка, сможешь зимой приехать?». «Конечно!» – отвечает Галка.
Еды везет три сумки: две – в руках, третью ногой пинает. Какой-то мужчина: «Девушка, куда ж столько?». «Да я, – отвечает, – к мужу еду: надо подкормить. А он не будет один есть – там еще ребята»
— В Вятлаг по лазам едешь. Дороги нет, доски выложены, – объясняет Галина Михайловна. – Рассказывали: доска поднялась, встала враспор и кого-то прибила. Еду и думаю: «Только бы никакой помехи не было, чтобы мне до Юрочки моего доехать. А то случится что, а он там меня ждет, сидит». Хо-о-олодно было зимой! Топишь печку – наверху тепло, а ноги, как лед. Сидим с Юркой три дня на кровати – «з-з-з-з», дрожим. Обратно еду с ворами: маленькая «теплушечка»-паровозик везет до поезда. Воры меня уже знают, обращаются со мной учтиво…
ВОР В КВАРТИРЕ
Как-то вор освободился из Вятлага, приезжает в Москву – и к Галине Михайловне. Вечером звонит в дверь: «Здрасьте! Я от Юры».
— А для меня «от Юры» – это все, лучший пропуск. Накормила. «Располагайтесь, – говорю, – я к соседке пойду». «Любаш, – спрашиваю у Хусаиновой, – я у тебя переночую? Ко мне приехал паренек от Юры» – «Откуда – от Юры? Из лагеря?!» – «Да» – «А ты не боишься?» – «А чего мне бояться? У меня Юру забрали, что еще он может взять?»
Галя утром заходит – вор уже умылся, сидит, стесняется. Покормила его, объяснила, как на вокзал проехать, денег дала. Пишет Юрочке: «Был у меня твой друг Володя», а в скобках помечает «Олень». Муж отвечает: «Дура ты, дура! Это ж такой вор! Я, когда ты мне написала, и то испереживался, но вообще-то ты молодец, Галочка. В лагере это все оценили: вор только освободился, а ты его в Москве в квартире приняла».
ПИСЬМО ОТЧАЯНИЯ
Зимой Галя в Вятлаг съездила, а весной – от Юры письмо. Он обычно «Галинка, моя родная», а тут – «Галя»…
«Галя! Пишу тебе это очень серьезно: я все обдумал. Ты молодая, красивая женщина, квартира у тебя есть, все есть. Реши свою личную жизнь. Неужели ты будешь десять лет меня ждать, мучиться? Зачем тебе это надо? Какой я приду? Старик. Без зубов. Здесь зубы легко потерять. Вот у меня болел зуб, и пришлось его вырвать стамеской… Галя, ты можешь взять развод».
Галочка давай реветь. Кровь хлынула из носа. Пишет мужу: «Только я сама, Юра, все решу. А решаю я быть с тобой. Нас с тобой жизнь соединила, мы с тобой сколько встречались, как друг друга любили. А теперь – что?».
ПИОНЕРСКИЙ ЛАГЕРЬ
Сан Саныч тренирует в Беларуси и добивается перевода сына в Бобруйск. Из Вятлага отправляют долго – полтора месяца. Пригонят на станцию, посадят в коптерку – и сиди до следующего перегона. В вагонах холодно. Дают селедку и воду, а хлеба нет.
В Бобруйске Юра шепчет Галочке: «Ты знаешь, после Вятлага здесь прямо пионерский лагерь! Песочком все посыпано, домишечки!».
Из поездки в Бобруйск Галя «привозит» сына. Юру переводят в Гродно на вольное поселение, но из города – ни шагу! А беременная Галочка ему заявляет: «Все отцы принимают сыновей! Пока не приедешь, я из роддома не выйду!». И Юр Саныч с огромным риском сбегает в Москву на четыре дня.
— В Гродно у нас такая романтика была! Я своих парижских костюмов с шляпками туда навезу, надену и гуляю. Дуреха была, а ему нравилось! Какой-нибудь новый фильм выйдет, Юра – мне: «Иди, посмотри!». Пока я в кино сижу, он у кинотеатра коляску с сыном катает. А потом на тренировку идет. Хохотали, ходили молодые, глупенькие, тюрьма – не тюрьма. А через четыре года – бах! – амнистия. Сейчас вот вспоминаю тюрьму и думаю: лучше бы что-нибудь в этом духе было, чем смерть.
СМЕРТЬ КАК ОШИБКА
В среду ночью, за два часа до смерти, Юрий Александрович набирает из Испании номер жены – не соединяется. Галя чувствует, что это он, и перезванивает. В конце разговора он произносит: «Если я не приеду, внука Юрку не бросайте – обязательно возите на тренировки!». Жена удивляется: «Как – не приедешь?». Трубку хватает внук. Последние слова Севидова жене – «молитесь за меня, чтоб я приехал».
В четверг, 11 февраля, у сына – Саши день рождения. Бабушка выходит с внуком из-за угла школы к подъезду – и вдруг именинник.
– Я Юрке говорю: «Смотри! Сашенька сам к нам приехал!». А потом вижу: у сына лицо перекошенное. Идет, плачет: «Мама, нашего папы больше нет…» Я закричала: «Не может быть! Я сейчас буду звонить. Он не мог умереть». Юра для нас всех стена был. Крепкая, добрая стена. Подойдешь, прижмешься – и все нормально. А сейчас как оторвали что-то. Он после смерти одиннадцать дней в Испании пробыл. Мне все одиннадцать дней казалось: наверное, ошибка какая-то, наверное, вернется и скажет: «Что это вы тут затеяли, Галка? Ты же знала, что я приеду»…
