Вопль Валгаллы

ЧТО БЫЛО РАНЬШЕ?

Юного нападающего сборной Игоря Сырцова избивают на ночной дороге. Расследование ведет сотрудница особой комиссии Варвара Кононова. Она устанавливает, что в конце 1990‑х футболист был усыновлен через столичную фирму «Гелиос-М». Эту компанию финансировали крупнейшие олигархи, в том числе Николай Корюкин, который теперь стал теневым главой футбольных тотализаторов. Все работники фирмы умерли, кроме бывшей секретарши, проживающей ныне в США. Она рассказывает Варе, что «Гелиос-М» проводил запретные генетические опыты. Тем временем Сырцов таинственным образом переносится в 50‑е годы прошлого века.

ПРИГОВОРИЛИ

Картины, что видел Сырцов, переменились. Они по-прежнему относились к пятидесятым годам, однако теперь стали не только более ясными и яркими. Они как бы перестали транслироваться из головы одного лишь футболиста Стрельцова. Теперь он наблюдал то, что происходило в те времена, словно бы со стороны. Будто находился на борту невидимого самолета-разведчика, который мог зависнуть где-то рядом с событием, и наблюдал и фиксировал все, что происходило.

И вот он видел двоих. И слышал их разговор. И прислушивался к нему изо всех сил. Потому что знал, что беседа этих людей самым непосредственным образом относится к нему. И к его судьбе. Первого из собеседников он узнал. Его портреты были во всех газетах. Ими украшали главные площади советских городов. Их носили на демонстрациях. То был низенький, полненький, лысенький человечек в драповом пальто и шляпе: Никита Сергеевич Хрущев, советский лидер, который в ту пору повелевал страной и с которым считались повсюду в мире. Соратника его Сырцов не узнал. Он был моложе и кругл лицом, и говорил с Хрущевым подобострастно, но с чувством собственного достоинства, из чего футболист сделал вывод, что тот – один из ближайших сподвижников. А может, даже родственник. Оба прогуливались рука об руку по асфальтовым дорожкам обширной государственной дачи. Наступала весна. Деревья еще стояли голыми, однако голосили птицы и снег лежал лишь в низинах. И солнце уже пригревало. «Весна 1958 года», – почему-то безошибочно определил Сырцов.

– Футболист Стрельцов продолжает свои финты, – подобострастно проговорил соратник Хрущеву. – Пьет, гуляет. Пытался провезти через границу запрещенную музыку – джазовые пластинки. Неуважительно высказывался о руководителях партии и правительства. Спрашивал, когда вынесут из мавзолея усатого таракана, как он выразился…

– Правильно, кстати говоря, спрашивал, – проворчал про себя Хрущев. – Но неуважение налицо. Однако ты ж про него фельетон в «Комсомолке» публиковал? – нахмурился вождь. – Про то, как Стрельцов на поезд опоздал и для него международный состав специально в Можайске останавливали?

– Да, Никита Сергеич, Нариньяни фельетон писал. Не подействовало на Стрельцова. Его вывели из сборной, потом опять вернули. Играет-то хорошо. Но, по агентурным данным, имеет намерение после чемпионата мира в Швеции остаться за границей.

– Что?! – взревел Хрущев. – Это что еще за спортивный Пастернак выискался?!

– Да, – скорбно подтвердил товарищ, – аналогичные случаи в социалистическом лагере имеются. В частности, венгерские предатели-футболисты Пушкаш и Кочиш, которые после событий 1956 года изменили родине и за испанские команды выступают.

– В Советском Союзе не бывать этому! – вскричал Хрущев. Он покраснел, словно его любимый овощ, бурак. – Вывести Стрельцова из сборной! Не пускать в Швецию!

– Боюсь, Никита Сергеевич, – мягко-мягко, словно на кошачьих лапках, возразил соратник, – нас не поймут. Ни советская общественность, ни, тем паче, международная. Спросят: а по какой причине лучший футболист сборной не представляет свою страну?

– Значит, придумай что-нибудь! – властно прокричал Хрущев. – Скажи Серову1 от моего имени, чтоб все организовал! Чтоб Стрельцов этот на чемпионат в Швецию не поехал! И чтоб я от тебя больше эту фамилию не слышал!

«ГЛАДИАТОР» ЖДЕТ!

Когда Варя выходила из домика бывшей секретарши Бочаровой в американском городе Рино, она получила ликующую эсэм-эску от Антонины, матери Сырцова: ИГОРЬ ПРИШЕЛ В СЕБЯ.

И Кононова пустилась в обратный путь. Пришлось переменить билеты на раннюю дату – Галина Яковлевна рассказала все что знала, и больше оставаться в США смысла не было. В аэропорту Рино девушка сдала прокатную машину и позвонила Петренко. В Москве начинался новый день, и полковник был на службе. Он согласился, что Варе как можно скорее надо вернуться в Белокаменную и допросить очнувшегося Сырцова.

Вдобавок она позвонила заказчику своего расследования – Карпову, начальнику команды «Гладиатор», где выступал Сырцов. С ним они сговорились увидеться у постели футболиста в госпитале.

…В палате было проветрено, но все равно попахивало больницей. Сырцов полусидел на высоко поднятой спинке. Варю поразило, насколько молод центрфорвард. Розовенький и веселый, он походил на великовозрастного школьника-акселерата. И только антураж больницы, забинтованная голова и игла от капельницы в вене напоминали о том, что парень болен.

Мама Антонина, неотступно дежурившая у постели, при появлении дорогих гостей засуетилась, побежала за чаем, открыла коробку конфет. А Игорь даже попытался встать. «Лежи!» – прикрикнул на него Карпов.

И познакомил: «А это Варя Кононова. Она по моей просьбе расследованием твоего дела занималась. Может тебе рассказать, коль пожелаешь, кто в нем замешан и кто виноват. А я тебе хочу передать привет от всех «гладиаторов» и сказать, что мы тебя будем ждать, сколько бы времени на восстановление ни потребовалось. Все что надо для излечения сделаем и оплатим. У нас на тебя большие планы. А сейчас слово Варе, а я исчезаю».

Карпов и впрямь исчез и увлек за собой Антонину Сырцову, ему ровесницу, фамильярно приговаривая: «Идем, идем, мамаша, вредно сутками напролет в больнице сидеть, от этого цвет лица портится. Пойдем, кофейку выпьем».

Итак, Кононова, которую Карпов наилучшим образом представил Сырцову, осталась с ним наедине. Было немного странно разговаривать с человеком, который все последние недели занимал ее мысли и о котором она узнала столько, сколько не знала, может, и родная мать. Казалось, знакомы сто лет, однако беседуют впервые.

– Я не буду ходить вокруг да около, – сказала она. – Установлено, что нападение на вас и еще несколько преступлений организовал околофутбольный деятель миллионер Николай Корюкин.
При упоминании этого имени лицо футболиста резко побелело.

– Это имя вам знакомо? – центрфорвард кивнул. – А лично вы знакомы?

– Да, и это оставило самые неприятные впечатления. Может, я думаю, после той нашей беседы он и решил меня проучить?

«МЕНЯ ЗОВУТ КОРЮКИН»

…Сборная прилетела в Испанию. Здесь, на Средиземноморском берегу, она проводила два контрольных матча на предпоследнем перед чемпионатом мира в Бразилии своем сборе. Как всегда, их поселили в лучший отель – заняли целый этаж, но тренер, дон Орасио Оливейра, категорически запретил покидать его без своего личного разрешения. И находиться на этаже посторонним – тоже. Поэтому когда в номер Игоря Сырцова позвонили и бархатистый мужской голос предложил встретиться в прибрежном ресторанчике, футболист ответил грубовато:

– С какой стати? И кто вы вообще?

– Зовут меня Корюкин Николай Павлович. И если ты, Игорек, обо мне вдруг не слышал, спроси у любого, кто по-русски говорит.

– Я слышал, кто вы, – олигарх, миллионер и очень интересуетесь футболом. Но все равно я не могу – у нас запрет на самостоятельные хождения по городу.

– Считай, что с доном Орасио я договорился. Жду тебя через полчаса в кафе на набережной.

(Окончание следует.)