Недоиграл я…
ТРАГЕДИЯ
Предлагаем вам одно из последних интервью Юрия Тишкова, в котором он предельно откровенно рассказывает о себе, своей футбольной жизни.
МОГ СТАТЬ АВИАТОРОМ
— С детства я увлекся авиацией и мечтал если не летчиком стать, то по крайней мере работать в области гражданской авиации. Тогда в стране было два подобных училища — в Актюбинске и Кировограде. Я размышлял, в какое из них подать заявление. Но тут в дело вмешался Вадим Никонов. Он не раз и не два беседовал с мамой, со мной, убеждал, доказывал, что у меня есть определенные задатки, способности и что я могу добиться очень многого в футболе. И убедил-таки. К тому времени, кстати, и Валентин Иванов, старший тренер команды мастеров, легенда отечественного и автозаводского футбола, приметил меня в играх за дубль и также проявил заинтересованность в том, чтобы я остался в футболе. Тут уж я всякие сомнения отбросил и… через год оказался в основном составе. Вот так началась моя по-настоящему игровая карьера.
Анализируя сейчас тот период, ставший самым ярким, но, увы, и единственным в моей футбольной карьере, прихожу к выводу, что ничего случайного в нем не было. Юношеский максимализм, помноженный на чувство неизведанного, непознанного, и дал результат. Так, сыграв по сути только во втором круге, я по итогам сезона 90-го года вошел в список «33 лучших».
КОНФЛИКТ И УХОД ИВАНОВА
Сезон 91-го стал в общем-то для меня и команды как бы естественным продолжением предыдущего. Мы вновь в числе главных претендентов на медали, с нами считаются, нас опасаются. Кажется, ничто не могло омрачить внутреннюю жизнь клуба. Однако осенью случился тот самый конфликт, когда тренер и команда стали по разные стороны баррикад.
В той ситуации, которая послужила причиной конфликта, не правы были мы. Ведь из-за чего все началось? Это было в Самаре после кубковой игры с «Крыльями Советов». А через два дня нас ждала очень важная, принципиальная игра с «Днепром» — нашим соседом по турнирной таблице. И Иванов попросил нас проявить сознательность, самым серьезным образом отнестись к подготовке к этой игре.
Услышали его, однако, далеко не все. И когда поздним вечером прошла проверка, нескольких футболистов в гостиничном номере не оказалось. Валентин Козьмич сказал, что все они, за исключением одного-двух, будут отчислены из команды. Вот тут-то все и закрутилось. Остальные футболисты встали на защиту своих товарищей. Возникла такая мысль, что Иванов всегда был деспотом и что, мол, он по совокупности многих лет хотел кому-то за что-то отомстить.
Думаю, это все-таки было не так. Я и тогда сомневался, но все же пошел вместе со всеми, сработало стадное чувство. В конце концов Иванов, дабы окончательно не развалить команду, ушел, а мы на общем собрании дали слово руководству клуба, что будем самым серьезным образом относиться к своим обязанностям.
Хватило нас только до конца того сезона, а в следующем чемпионате команда попросту провалилась, едва уцелела в высшей лиге.
Многим тогда, по окончании сезона 92-го года, могло, наверное, показаться, что как только поступило предложение из «Динамо», так я тут же на следующий день и побежал туда. Нет. Все было не так просто, решение о переходе в динамовский клуб далось мне очень и очень тяжело. Первый раз Валерий Газзаев, тренировавший тогда «Динамо», заговорил со мной о переходе летом 1991 года. Затем в сентябре, когда разгорелся конфликт в «Торпедо» и ситуация в команде была крайне сложная, мне поступило предложение из «Спартака».
У меня появился выбор — «Спартак» или «Динамо». Первым делом я поехал к Олегу Романцеву, переговорил с ним и даже написал заявление, предварительно договорившись с Олегом Ивановичем, что если Иванов уйдет, я останусь в «Торпедо», в противном случае перехожу в «Спартак». Когда Валентин Козьмич ушел, я позвонил Романцеву, и он без всякой обиды, очень по-доброму ответил: «Юра, не беспокойся, как мы с тобой и договорились, заявление я порву».
Газзаев в течение всего следующего сезона продолжал настойчиво звать меня. В итоге все решила личная встреча с Николаем Толстых. Он переговорил со мной, четко и ясно изложил условия контракта и, что важно подчеркнуть, выполнил их полностью.
МНЕ СНИТСЯ, КАК Я ЗАБИВАЮ ГОЛЫ
Многие ли задумываются о том, что карьера игрока может прерваться буквально из-за одного матча? Когда такое случается, рядом остаются только истинные друзья, остальные про тебя тут же забывают. Нечто подобное пришлось пережить и мне. В один миг все исчезло — светлые тона, агенты, заманчивые предложения. Вместо этого больничная койка, белый потолок, неотступные мысли о конце карьеры и жестокий вопрос: что же делать дальше?
Тому злополучному кубковому матчу с командой «Коломна-Авангард» предшествовали довольно странные и необъяснимые события. За несколько дней до этого мы играли календарный матч чемпионата с московским «Локомотивом», и в перерыве этой встречи какие-то люди, как потом выяснилось, хозяева клуба «Коломна-Авангард», вошли в судейскую и стали распекать арбитров, указывая им, как надо судить. Николай Толстых обратился к ним: вы, мол, кто такие, что здесь делаете? Они ему в ответ нагрубили. Вышел приличный скандал. А вечером накануне игры произошел и такой случай. Мой многолетний партнер по автозаводской команде встречает меня возле моего подъезда и говорит только несколько слов: «Юра, не надо ехать в Коломну». Мне тогда и в голову ничего плохого не пришло. А ведь задумайся я хотя бы на мгновение о том, почему твой лучший друг, знающий к тому же Сергея Бодака, встречает тебя у подъезда и говорит такие слова, может, и не случилось бы ничего. Помню, я тогда отшутился: «Да ладно, чего ты». Уверен, послушай я тогда его и скажи Газзаеву, что у меня недомогание, Валерий Георгиевич не поставил бы меня на игру…
Но вернемся к матчу. Вышел я на поле, как обычно, бодрым, здоровым, а вынесли меня потом на носилках и в машине «Скорой помощи» отправили прямо на операцию во второй физкультурный диспансер. Думал ли я тогда, что в дальнейшем так и не смогу восстановиться и заиграть в свою полную силу? Нет, поначалу, конечно, таких мыслей не было, хотя характер травмы говорил о том, что больше на поле мне не выйти: удар был настолько сильным, что вылетел весь сустав, порвались все связки, а лодыжка вышла наружу...
И все-таки я начал потихонечку, превозмогая дикую боль, бегать. Приговор прозвучал, когда я поехал в ЦИТО к профессору Морозову. До сих пор слышу не только его слова, но даже интонацию, с которой он их произнес. Он сказал: «Все, Юра, надо заканчивать, бери учебник в руки». И показывает на снимок: «Хряща нет, межсуставной щели нет, синувиальной жидкости нет, большая таранная кость трется о большую берцовую, частичная потеря движения в суставе».
Мне тогда было всего 22 года. О чем я думал, когда лежал в диспансере? Разные мысли в голову лезли, но главная из них, конечно: за что? Почему? Много раз просматривал кассету с записью эпизода (у меня она есть), когда после столкновения с Сергеем Бодаком я получаю ту самую травму.
Встречались ли мы после этого с Бодаком? Да, несколько раз. Скажем, в прошлом году, когда я комментировал для ТВЦ матч подмосковного «Сатурна». Он работает в этой команде. Столкнулись — здравствуй, до свидания, и все. Не знаю, может быть, пройдет какое-то время и Сергей все-таки захочет что-то сказать мне? Не знаю. Зла я на него не держу — это не по-христиански, но мне хотелось бы знать правду.
А вообще та ситуация очень четко разделила мое окружение на настоящих друзей и на мнимых. Кто-то остался со мной до конца (приходили навещать и Симонян, и Игнатьев, и Садырин, не говоря уже о ребятах из «Торпедо» и «Динамо»), а кто-то очень скоро и забыл обо мне. Были и те, кто злорадствовал. Увы.
А вот «Динамо» и Николай Толстых, наоборот, поддерживали меня. Снова заключили со мной контракт (хотя, наверное, в глубине души понимали, что я уже не игрок), не торопили меня, дали время прийти в себя, верили, надеялись, что могу восстановиться.
Не получилось. Я перенес несколько операций, ездил на консультацию в Венгрию к известному профессору — все бесполезно. Не стало лучше мне и с возрастом. Сустав становится все более неподвижным, более того, сейчас возникает необходимость в новой операции: надо еще раз резать сустав. А мне ведь до сих пор во сне снится, как я забиваю голы…
СЕМЬЯ…
Думаю, не открою Америки, если скажу, что для футболиста жена — это больше, чем жена. Это его крепкий тыл, его спокойствие, сосредоточенность на поле, в общем, это то, без чего подчас футболист не может состояться как мастер. Познакомились мы с Леной, моей будущей супругой, 12 лет назад, когда я только-только начал играть за основной состав. На ее долю выпало немало сложностей и переживаний, и в самый тяжелый момент в моей судьбе, связанный с травмой, она не только была всегда рядом со мной, но стала еще ближе, роднее. Знаете, когда людей сближает радость — это одно, а когда испытания — это совсем другое. 1 сентября 1994 года мы поженились, отпраздновали свадьбу в ресторане «Пекин» в присутствии верных и преданных друзей из «Торпедо» и «Динамо». А через год у нас родился сын Евгений. И вот что интересно: когда недавно его спросили, хочет ли он стать футболистом, Женька вдруг так не по годам серьезно, но по-детски искренне ответил: «Нет. Я не хочу, чтобы у меня болела нога так же, как у папы». Вот ведь как...
По материалам еженедельника «Футбол»
КСТАТИ
Последнюю игру в высшем дивизионе Юрий Тишков провел 14 октября 1997 года. В матче против «Торпедо-Лужники» он вышел на замену на 18-й минуте, а во втором тайме его заменили.
Тот матч динамовцы выиграли 1:0, а и по итогам года стали бронзовыми призерами первенства. Кстати, в последний раз.
