Отар Кушанашвили. Ангел по имени Гьян

А ведь именно этот мужчина репродуктивного возраста прекратил триумфальное шествие по планете моей сборной США. И я счел себя вправе сразу после поражения объявить его в розыск и не утруждать душу и мозг поисками метафор про свет высоких футбольных истин. Хотя как раз тот матч был прощальным свиданием с теми, кого любишь, и именинами реактивного сердца.

Тогда плакали мы с ребятами, теперь рыдал Он. И я не могу вам солгать, что я легко пережил рыдания парня, прожившего тысячи жизней, уместившихся в один свисток, и мечтавшего умереть здесь и сейчас на газоне под погасшим в секунду небом.

После катастрофы, всеафриканской и своей личной, случившейся за тридцать минут до этого, он вышел к «точке» первым в своей команде, с непроницаемым лицом человека, всходящего на костер. И он забил уругвайцам этот проклятый «Джабулани», пытаясь вдохнуть потерянную веру в стоявших за спиной товарищей. Ганец Асамоа Гьян, лицо и гордость самой молодой и одной из самых бедных команд, гордость и лицо уже не команды, а континента, про который мы знаем, что ничего не знаем, кроме слов «нищета и высокая преступность», контрастов и пейзажей, говорят, ослепительных в своей первобытной чувственности.

Теперь мы знаем и еще кое-что. Гана и ее Гьян, как и мои американцы, нужны были нам на этом чемпионате, чтобы покончить или хотя бы осадить этих парней, восторженно воздыхающих при виде собственного отражения в зеркале. Они нужны были мне для воспитания чувств у моих детей, которые уже любят футбол и знают, что если это и игра, то с большой буквы. Что это моральная категория, возведенная в абсолют. И которые уже, наверное, понимают в футболе больше, чем Адвокат в российском кодексе чести, который он не глядя подмахнул.

Я хочу так воспитать чувства у моих детей, чтобы оградить их с помощью футбола от тяжелого похмелья, неизбежного при самоупоении. Воспитать их для схватки с набриолиненными, как Роналду, шкетами, у которых контракты, замки и, как водится, русские модели. А у этого парня прожиточный минимум, жар сердца и память о тех, кого он представлял.

Запоздалое раскаяние Марадоны, истерики Дунги, похожего на недобравшего на поминках или свадьбах моего дядю Гиви, подушка Руни, куча-мала американцев после сечи с алжирцами, из небытия вернувшийся Клозе, посрамленные понты итальянцев и французов. Растерянные судьи, Мик Джаггер и Билл Клинтон, как с плакатов на трибуне, измученный вниманием всего земного шара к собственным лодыжкам (и хорошо заработавший на них) Дэвид Бекхэм. И на фоне всего этого превращение Гьяна на наших глазах в прекрасного ангела, без вины виноватого перед Африкой и вечностью, которые его простят, конечно.

Конечно, простят, потому что ангелы неприкасаемы.