Щедрый форвард нашего хоккея
ГОСТЬ РЕДАКЦИИ
Какие черты должны быть присущи классному центральному нападающему? Видеть игру на несколько ходов вперед, виртуозно владеть коньками, клюшкой, уметь принимать нестандартные решения. Все это так. Однако когда мы послушали сегодняшнего гостя редакции, стало ясно, какое качество уж точно несовместимо с понятием «центрфорвард». Жадность. Уж кто-кто, а Шадрин, являвшийся в свое время одним из лучших центров советского хоккея, знает, как важно вовремя поделиться шайбой.
— Такая щедрость соответствует вашему характеру?
— Пожалуй, да. Мы еще во дворе не любили эгоистов. Не отдать пас в выгодной ситуации считалось «западло». Конечно, ценились бомбардирские качества. Но если красиво всех обведешь, немного издевательски даже, а потом пас отдашь на пустые ворота — это вообще высший шик.
— Значит, свой путь в большой спорт начинали практически как и все ваши сверстники?
— Конечно. Обычное дворовое детство. Играли в футбол, в хоккей. В Сологубова, Трегубова, Боброва. Родился я недалеко от завода «Красный богатырь», в районе улицы Подбельского. Так что, как и у братьев Майоровых, Старшинова, мое детство связано с Сокольниками. До них четвертый трамвай от дома ходил. Несколько остановок – и на месте. И вот как-то стали у нас поговаривать, что на Ширяевке молодые интересные ребята прямо чудеса творят. Майоровы, Старшинов. Ну и меня тоже туда потянуло. Хотя трудно было поверить, что можно попасть в этот клуб.
— А хотелось?
— Играть в «Спартаке» — мечта моего детства. Каждый год объявляли набор в секцию футбола. Приходили тысячи мальчишек. Ну и устраивали им такое испытание. Выходят на поле две команды, по 20 человек в каждой. Играют минут 10—15 в быстром темпе. Тренер говорит «спасибо», оставляет из этих двух команд одну и ставит против нее новую двадцатку ребят. И так дальше. Я этот конвейер прошел и оказался в команде, в которой многие были старше меня на два года. И как обычно, летом – футбол, зимой – хоккей. Зачастую у тех же самых тренеров, поскольку большого количества наставников тогда не было.
— Не застали вы хоккей с мячом?
— Нет. Знаю, что многие шайбисты через него прошли, но меня это как-то миновало. Поскольку наличие льда зависело от погоды, мы очень много занимались на земле. Играли в ручной мяч, волейбол. И еще очень помогла школа. Интересные были уроки физкультуры. Учителя вели секции гимнастики, акробатики, лыж, тенниса. Все это способствовало приобретению ловкости и выносливости.
— Как же добрались до главной команды?
— Когда мне было примерно 15 лет, Всеволод Бобров пригласил в команду мастеров. Он часто просматривал игры юношей, где я выступал. У нас была отличная тройка: Владимир Бурмаков, Александр Клиньшов и я в центре. Когда на матч приходил Бобров, у нас словно крылья вырастали. Старались вдесятеро против обычного. Ну и все мы, естественно, мечтали попасть к нему на карандаш. Бурмакову первому это удалось. А меня Всеволод Михайлович взял на ставку в 16 лет. Очень горд я тогда был.
— Вас сразу поставили в центр?
— Да, почти сразу. Задача центрального нападающего такова: организовать атаку, вовремя отдать пас. В последнюю очередь думаешь о том, забьешь сам или нет.
— Помните свой первый матч?
— Дебютной была игра в Лужниках с «Динамо». Как раз тогда заболел Евгений Майоров. Звонит мне тренер красно-белых Игумнов и говорит: «Срочно приезжай. Сегодня выходишь». Мало того, что соперник для дебюта попался – врагу не пожелаешь, так еще и пришлось играть не центрального, а правого нападающего, зато вместе с Борисом Майоровым и Старшиновым. Получилось так, что против меня почти постоянно действовал великий динамовский защитник Виталий Давыдов. Я теперь всегда, когда встречаю его, говорю: «Ты мне путевку в жизнь дал». И действительно, он отлично владел силовой борьбой, умел здорово подкатиться под игрока. Поэтому доставалось мне не дай бог. На протяжении всего матча в голове стучало: «Ну вот, сейчас снимут». Но Бобров упрямо продолжал выпускать меня на лед. Мандраж прошел, и в одном из моментов удалось забить гол. Удачно почувствовал, куда отскочит шайба, и сыграл на добивании. Это сейчас я понимаю, что тогда именно этого и ждал, затаившись, как зверь на охоте, высматривал и в нужный момент оказался в нужном месте. Оставалось шайбу, словно в том мультфильме про хоккеистов, как в бильярдную лузу, забить. Спартак выиграл — 4:3, и хоть моя шайба не оказалась решающей, все же было приятно, что удалось внести вклад в победу. Наверное, это было счастливое расположение звезд (смеется).
— Как вас приняли в команде?
— Хорошо. Бобров пробовал разные сочетания звеньев. Причем чередовал игроков по возрасту. Это здорово помогает, когда рядом с тобой играют старшие. А в 1966 году сложилась наша тройка с Александром Якушевым и Виктором Ярославцевым. В таком сочетании мы и стали чемпионами Советского Союза в 1967 году, трижды обыграв звездный ЦСКА, причем один раз даже со счетом 7:3. А ведь армейский клуб был тогда практически сборной СССР. Но Бобров вложил в нас потрясающую уверенность в собственных силах.
— Как вы учились в школе?
— Нормально. До 7-го класса вообще был отличником. Когда нам дали квартиру в районе Ленинского проспекта, в школу приходилось ездить. Раньше-то жили рядом, правда, в бараке, 14-метровая комната на пятерых. Потом перешел в школу при МГУ с физико-математическим уклоном.
— Туда, наверное, экзамены нужно было сдавать?
— Надо было решить десять задач, правда, очень сложных.
— Значит, испытывали склонность к точным наукам?
— Да. Уже тогда внедрялось программирование, часто бывали в вычислительном центре МГУ. В то время это все только начиналось.
— И вот ученик такой элитной школы начинает всерьез подумывать о том, чтобы сделать карьеру хоккеиста…
— Когда наш директор, заслуженный учитель СССР, узнал, что я занимаюсь хоккеем и Бобров берет меня на турнир в Польшу, то пришел в ужас. «Какой хоккей?! В нашу школу очередь стоит!» Я отвечаю: «Ничего, смогу совместить». Такие случаи и позже бывали. В институте, например.
— Как родители относились к вашему увлечению?
— Мама так и не поняла до конца, что это за вид спорта, которым я занимаюсь. Она и сейчас жива. Ей 88 лет. Первый ее муж погиб на фронте, а с отцом она познакомилась в Москве, где он служил в одной из воинских частей в районе Преображенки и по совместительству преподавал в школе математику. Мать, может быть, один раз появилась на хоккее, но ей не понравилось. Очень много борьбы, столкновений. А вот отец довольно долго ходил на мои матчи, даже иногда на сборы ездил. Но поначалу часто говорил: «Лучше бы ты не связывался с этим. Здоровье у тебя не ахти, достичь чего-то серьезного все равно не сможешь». А я однажды приехал со сбора в Алуште и после очередных слов на эту тему посадил его себе на шею и сделал несколько приседаний. А он ведь не маленький был. Под 90 килограммов.
— Окончив школу, вы...
— …поступил в Институт нефти и газа имени Губкина. Отучился, диплом защитил на «отлично». Конечно, в связи с активной хоккейной карьерой сделать это было трудно. Попадались и люди, которые шли навстречу, и те, которые специально меня топили. Не знаю, почему. Может, из зависти. Тем не менее институт для меня вторым домом стал. Впоследствии были предложения и кандидатскую диссертацию защитить. Но не стал. А связи с вузом до сих пор не потерял. Тем более что окончили его в разное время очень известные люди. Например, мэр Москвы Юрий Лужков.
— Была ли возможность связать судьбу с каким-то другим видом спорта?
— Пожалуй, нет. Учась в школе, занимал первые места в соревнованиях по лыжам, гимнастике, но любовь к хоккею была очень сильна. Во дворе клюшки делали сами. Вырежешь крюк из фанеры, приклеишь его к доске — и вперед. Если кому-то из нас удавалось достать настоящую клюшку, даже треснутую, это был праздник.
— Рассказывали, что вы с друзьями какими-то немыслимыми способами проникали на стадион.
— Да. «Сокольники» были тогда открытыми, забор не очень высоким. По фонарю можно было перелезть через него. Все измажемся желтой побелкой, в которую выкрашены стены стадиона, но довольны жутко. Помню, однажды мы с друзьями столпились у входа во Дворец спорта. Оттуда вышел Виктор Ярославцев с треснутой клюшкой. Увидев нас, он сказал: «Кто первый оббежит вокруг Дворца спорта, тому клюшка и достанется». Он еще не успел договорить, как я уже бежал. Ну и выиграл главный приз. Дома я клюшку подклеил и еще долго ею играл. А спустя несколько лет, когда мы с Ярославцевым были уже игроками одного звена, на сборе в Серебряном Бору жили в одной комнате. В углу стояли клюшки. Как-то Ярославцеву понадобилась одна из них, и он сказал: «Володя, подай клюшку». Я, припомнив тот эпизод, ответил: «А ты обеги-ка вокруг коттеджа». (Смеется.)
— В вашей биографии был эпизод, когда вы забили гол головой…
— Было такое. Хотя я до сих пор не знаю, в каких случаях шайбу не засчитывают, если ее забиваешь не клюшкой. Недавно мне сказали, что по новым правилам, если шайба влетает в ворота от ноги, но ты при этом не делаешь «футбольного движения», гол засчитывают. Так вот, в том матче с горьковским «Торпедо» я стоял на пятачке перед воротами, а шайба после удара кого-то из наших игроков срикошетила и взлетела высоко вверх. Я и рассчитал траекторию, по которой она должна была опуститься прямо мне на голову. В результате так и вышло.
— То есть вы считаете, что если бы вы сделали футбольное движение, на этот раз головой, то шайбу не засчитали бы?
— Наверное, нет (смеется).
— Она, случаем, не оказалась решающей?
— Нет. Но «Спартак» тот матч все равно выиграл.
— Когда вас начали привлекать в сборную?
— В 1969 году в турнире на «Приз «Известий» выступали две сборные страны. В составе второй я и играл. Стал лучшим нападающим турнира, получил приз – здоровый такой розовый чайник. В том же году съездил на товарищеские матчи в Канаду. Как говорил Анатолий Тарасов: «Канаду не пройдешь, настоящим игроком не станешь». А первый мой чемпионат мира пришелся на 1970 год. Это было в Стокгольме. Тарасов довольно долго держал меня в запасе, ведь тогда дефицит центральных нападающих не ощущался. Блистали такие хоккеисты, как Полупанов, Старшинов. Но в одном из матчей я все-таки вышел в звене с Мальцевым и набрал пять очков за игру.
— Давайте вспомним Суперсерию-72.
— По накалу, по значимости эти поединки трудно с чем-либо сравнить. Они останутся в памяти навсегда. Хорошо известно то, что наши высшие руководители боялись, что можем крупно проиграть. Ну и мы, конечно, когда выезжали в Канаду на товарищеские матчи, посещали игры чемпионата НХЛ. Смотрели с самой верхотуры. Трудно было определить истинную силу этих игроков. Они играли без шлемов, многие имели экстравагантные прически. Вкупе с сильными бросками это производило огромное впечатление. Но уже тогда было видно, что в тактике они нам уступают.
— Ну а вы-то сами боялись?
— Любой человек, который идет на неизвестное дело, испытывает некоторый страх. Но мы понимали, что многое будет зависеть от подготовки.
— Вы были на поле, когда в стартовом матче наша команда пропустила вторую шайбу…
— Да. Первую пропустило звено Владимира Петрова. А через несколько минут вбрасывание, которое мы проигрываем, пас назад под бросок – и 0:2. И в этот момент в голове прокрутилось все то, что писали американские и канадские газеты. Подумалось, что все это может сбыться. Что помогло прийти в себя? Прежде всего спокойствие Боброва. Он был как каменный, только губы покусывал от волнения. И не было на скамейке запасных возгласов типа: «Ну что же? Давайте вперед!» Наоборот, Бобров говорил нежно: «Покатаемся», «Поточнее». И стало получаться. А когда прозвучала финальная сирена, подумалось, что это все было сном и вот теперь он закончился.
— Какое настроение было после окончания канадской части серии?
— Мы были горды за себя. В Канаде нам оказывали большое уважение еще до серии как к людям, согласившимся на это. Ну а уже после ее окончания, естественно, как к победителям. Однажды по завершении заокеанской части к нам в номер, который мы занимали вместе с Якушевым, пришли Владислав Третьяк, Валерий Харламов, босс сборной Канады Алан Иглсон и переводчик. Был ужин с выпивкой, все как положено. Как раз тогда и произошел тот случай, когда Третьяк сказал, что он бы остался в Америке. В том случае, если Брежнев разрешит. Переключились на Харламова. Я смотрю, а Валера уже все больше по-испански разговаривает (смеется). Конечно, понятно, что эти предложения делались нам исключительно из уважения. Канадцы прекрасно понимали, откуда мы приехали и что ни о какой НХЛ и речи быть не может.
— Известность, последовавшая за этим, не мешала?
— Нет. Я уже до этой серии был известным игроком, а популярность сама по себе меня не очень интересует. Скорее я рассматриваю ее как расширение круга общения. Но, конечно, узнавали на улице, брали автографы.
— Расскажите, как вы познакомились со своей женой…
— Около собственного дома. Она приходила к подруге, которая жила в моем подъезде, вместе они готовились к поступлению в институт. Посмотрел на нее и решил: вот эта девушка и будет моей женой.
— И так сразу ей об этом сказали?
— Нет, конечно. Но начал активно ухаживать. Поотбивал всех поклонников. И через два с половиной года поженились. И до сих пор вместе. Жена окончила торгово-экономический институт, а сейчас работает главным администратором профилактория.
— Когда вы познакомились, она знала, что вы хоккеист?
— Нам тогда и было-то лет по 17. Но хоккеем она никогда не интересовалась.
— Как получилось, что вы закончили с хоккеем?
— Всему виной довольно тяжелая травма. В 1977 году в одном из матчей Кубка европейских чемпионов случился очень неприятный эпизод. Соперник, падая, коньком попал мне в ногу. В результате лезвие разрезало сухожилия. Я эту травму до сих пор чувствую. Потом, правда, восстановился, но заиграть в полную силу уже так и не смог.
— Как вы чувствовали себя после хоккея?
— Честно говоря, страшновато было. Борис Майоров всегда говорил: «Буду играть, пока коленки не сотру». Но ведь ты никогда не знаешь, что тебя ждет завтра. Но, слава богу, в 1979 году подвернулся вариант с Японией. И я уехал играющим тренером в «Оджи Сейси», сменив на этом посту Вячеслава Старшинова. Четыре года там играл. В 1984 году команда завоевала Кубок страны, а я был признан лучшим игроком. Так что переходный период от хоккея к обычной жизни как раз на Японию и пришелся. Потом вернулся и год учился в спортивной академии при институте физкультуры тренерскому мастерству. В то время там сам Тарасов преподавал.
— А потом был неполный сезон тренерства в «Спартаке»…
— Был (вздыхает). Вспоминать не хочется. В 1984 году ситуация с главным тренером, которым был Борис Кулагин, сложилась не очень приятная. Сезон в разгаре, да и я к тому времени еще не доучился. Но сказали, что нужно помочь. А я считаю, что в тот момент надо было просто психологически ребят поддержать. Короче говоря, не хотелось мне пешкой быть в этой игре. Не проработав и одного сезона, ушел старшим тренером в ДЮСШ, где и трудился четыре с половиной года.
— А ведь была еще и Италия…
— Как раз перестройка началась. Зарплату в школе платили мизерную. И тут меня порекомендовали итальянцам. Не думая, согласился. Жить-то надо. А на зарплату тренера в 200 рублей только существовать можно было. Поработал сезон. Наша команда под названием «Сельва Валь Гардена» выступила неплохо. В ней в то время известный армейский нападающий Михаил Васильев играл. Так вот, он до сих пор там живет. Вернувшись, вместе с Сергеем Гимаевым, который был у меня помощником, возглавлял юниорскую команду 1978 года рождения, и она в 1996 году стала чемпионом Европы. Мы этих ребят вели четыре года. Там было много игроков из тех, что сейчас на виду: Сергей Самсонов, Андрей Зюзин, Денис Хлопотнов, Владимир Антипов, Дмитрий Власенков, Андрей Марков, Олег Кваша.
— Как же получилось, что судьба вновь закинула вас в Японию?
— Защищенность жизненная слабенькая была. А тут опять японцы приехали. И в 1998 году снова я оказался в той же самой команде. Но на сей раз продолжительного вояжа не получилось. Честно говоря, я там не могу долго находиться. Все у них другое: интересы, представления о жизни. И общаться почти не с кем. Тягостно там.
— Разве жена с вами не ездила?
— Нет, мы всегда вместе. А в последний раз даже дочь в гости приезжала с внуком.
— Кстати, сколько ему лет?
— Двенадцать. Занимается плаванием, теннисом. Осваивает английский, компьютер, очень любит машины, уже сам водит.
— А как же хоккей?
— Попробовал, но не понравилось. Сказал: «Нет, дед, это не мое». Я не стал настаивать.
— И вот вы вице-президент «Спартака»…
— Да, работаем. Ситуация сейчас непростая, но надеемся на лучшее.
НАША СПРАВКА
ШАДРИН Владимир Николаевич.
Родился 6 июня 1948 года.
Заслуженный мастер спорта. Нападающий.
В 1965–1979 гг. – в «Спартаке» (М).
Чемпион СССР 1967, 1969, 1976 гг.
Обладатель Кубка СССР 1970 и 1971 гг.
В чемпионатах СССР – 445 матчей, 213 голов.
Чемпион ЗОИ 1972, 1976 гг.
Чемпион мира-1970, 1971, 1973 – 1975.
Чемпион Европы-1970, 1973—1975.
В чемпионатах мира и ЗОИ – 71 матч, 45 голов.
ЛЮБОПЫТНО
«Во время зарубежных вояжей ветеранской сборной нам не раз приходилось заниматься, так сказать, побочной деятельностью, – рассказывает Шадрин. – Узнают, например, в городе, что мы приехали, и начинают звать на всякие нехоккейные мероприятия. Однажды даже в тюрьму пригласили, с персоналом в футбол сыграть. Потом, понятное дело, ужин. А однажды в Швеции хозяин мебельного салона попросил нас прорекламировать его заведение. Само собой, не бесплатно».
Можно только предположить, как взлетели продажи шведского коммерсанта после того, как на его диване посидели звезды мирового хоккея.
