Антон Бабиков: Жду глобальных изменений в российском биатлоне
Российский биатлонист Антон Бабиков после смешанной эстафеты, в которой команда России заняла девятое место, подвел итоги выступления отечественных биатлонистов на Олимпиаде в Пхенчхане.
– Какие у вас ощущения?
– От чего?
– От сегодняшней гонки.
– На самом деле, я доволен борьбой. Конечно, хотелось быть гораздо выше. Я верил, что мы можем бороться за тройку. И, в принципе, если бы мы не допускали ошибок на рубежах, это было бы возможно. Все выходили на гонку заряженными. Ни у кого не было мыслей: если будем в восьмерке, то это нормально для нас.
Конечно, у соперников команды более титулованные, но мы боролись. Я считаю, что интрига довольно долго сохранялась и можно было прорваться выше.
– Что тогда помешало? Физическая готовность, нервы?
– Совокупность мелких ошибок. На самом деле, никто ничего провального не сделал – не зашел на круги, не отстал на дистанции. Просто нельзя было мелкие ошибки допускать. Если команды, с такими составами, как у Франции и Германии, могли допустить какие-то промахи, то нам сегодня нельзя было этого делать. Но, видимо, где-то нас не хватило, на каждом этапе мы допустили эти мелкие недочеты.
– Татьяна и Ульяна говорили, что на стрельбе им мешал ветер, который то поднимался, то стихал.
– Где-то начиная с пасьюта ветер был незначительным и, на мой взгляд, не его изменения влияли на стрельбу. Лично я нервничал, поэтому на первых выстрелах у меня были небольшие недоработки. Я думаю, проблемы не в ветре, а в психологии. И они не какие-то глобальные.
– Почему Матвея Елисеева поставили на последний этап?
– Не ко мне вопрос. В этом была какая-то задумка. Я не думаю, что это правильная тактика – расставлять людей от слабейшего к сильнейшему. Матвей показал хорошую скорость в индивидуальной гонке, поэтому почему бы не попробовать его на последнем этапе? Видимо, тренеры думали, что если что-то пойдет не так на женских этапах, то я смогу включиться в борьбу лучше, чем Матвей. Но лучше этот вопрос задавайте тренерам.
– Вы уже завтра улетаете. Не зря приехали?
– Однозначно – не зря. Не бывает же такого, что на Олимпиаду приезжают только те, кто займет призовые места. Не может быть, что приедут 100 человек и увезут 100 медалей. Мы все равно старались биться в каждой гонке и выкладываться по максимуму. Поэтому, я думаю, что тот опыт, который мы отсюда увезем, поможет всей российской команде.
– Но перед Олимпиадой вы сомневались, стоит ли ехать.
– Ну да, можно сказать, что я до последнего сомневался.
– А в чем заключались эти сомнения?
– Я не слышал достойных аргументов в пользу того, чтобы приехать сюда.
– Аргумент – выступить и получить опыт.
– Можно выступить и на первенстве Башкирии и получить какой-то опыт. Но меня убедили, что это нужно. Я не жалею о том, что поехал в Пхенчхан, потому что я был частью команды, которой без меня не было бы легче. Так нужно было.
– По ощущениям у вас здесь была команда или каждый сам за себя?
– Конечно, это была не та команда, которую хотелось бы видеть. Но, тем не менее, даже таким коллективом, пусть и не самым сплоченным, мы хотели выступить достойно. Пусть мы и не являемся все закадычными друзьями, с девчонками мы вообще раньше редко общались, но вся эта ситуация, в которой мы здесь находились, все равно нас сплотила. Как я уже говорил, это будет не только большой опыт для нас четверых, но и для всей российской команды.
– Вы поддерживаете Татьяну Акимову, которая заявила, что надо открыто говорить о проблемах?
– Я, в принципе, всегда открыто говорю. Не знаю, как отнестись к ее заявлениям, у девочек всегда несколько другое видение, иная ситуация в команде. Но, однозначно, хотелось бы более плотного контакта с тренерами, руководством. Потому что ни Матвей, ни Таня, ни я один – мы не сделаем нашу команду самой сильной в мире. Это можно сделать только с руководством и тренерами.
– У вас нет ощущения, что все останется так же, как сейчас? Или ждете изменений?
– Я жду изменений и верю в то, что они будут. Для себя я уже знаю планы, которые буду внедрять при подготовке.
– То есть вы уходите на индивидуальную подготовку?
– Нет-нет. Я просто знаю, что здесь я был в своей худшей форме. И это не вина какого-то отдельного человека. Я могу в этом винить только себя. Поэтому, что бы ни было в следующем году с руководством, я понимаю, что нельзя будет слепо следовать установкам тренера, нужно будет всегда держать голову свежей и действовать, отталкиваясь от своих ощущений. А не ждать, что тренер сделает из тебя Фуркада.
– Имея это понимание, вам бы хотелось работать с Рикко Гроссом или с другим специалистом?
– Честно говоря, не знаю, как это комментировать. И, наверное, не буду.
– А если ждать изменений, то в чем?
– В подготовке. Однозначно будут какие-то перестановки в тренерском штабе. Все равно мы будем готовиться какой-то определенной командой. И я надеюсь, что даже если Антон Шипулин будет по-прежнему на индивидуальной подготовке, то мы будем проводить совместные сборы, вместе тренироваться. А не так, что мы в мае разъехались, в сентябре встретились на три гонки на чемпионате России, потом опять разъехались и встретились уже только зимой.
– То есть у вас нет контакта с Шипулиным в тренировочном процессе?
– К сожалению, нет. Я всегда ищу контакт с лидерами российского и мирового биатлона на протяжении подготовительного периода.
– Как этого можно добиться? Устраивать подготовительные сборы с норвежцами, французами?
– Ну да. На самом деле у многих иностранцев своя система. Они много времени проводят на самоподготовке и всегда встречаются на контрольных стартах. Обычно – раз в месяц.
– А Россия, получается, оторвана от этого?
– Россия всегда чуть-чуть оторвана от всего мира. И конкретно в биатлоне тоже. Мы иногда встречались с каким-то спортсменами на сборе, предлагали провести контрольные тренировки, но тренеры говорили: «нет-нет, у нас свои планы, нам нельзя». Да даже не только тренировки с ними запрещали, а просто посидеть-поиграть, не знаю… Вообще ничего нельзя делать.
– Гоняют от иностранцев?
– Трудно сказать, что прямо гоняют. Тем не менее, тренеры почему-то всегда думают, что нам не нужен лишний контакт.
– Любопытно, что наши лыжные тренеры наоборот заставляли своих спортсменов учить язык, чтобы общаться с иностранцами.
– На самом деле, это большой опыт. Я общаюсь с иностранцами. Конечно, некоторые могут сказать: «мол, так они тебе всю правду и расскажут». Но они как-то проще к этому относятся и спокойно рассказывали о тонкостях тренировок. И я не просто сказал: «о, теперь я точно так же буду делать». Нет, я взвесил все мнения, послушал одного, второго, третьего и понял, что все они делали то, что отличается от того, что делали мы. Стоит проанализировать и понять, почему мы не делаем такие вещи.
– У вас не было мысли, что если бы мы приехали сюда той командой, на которую рассчитывали изначально, то Шипулин бы опять всех вывез, выиграл медали и никаких изменений не последовало бы?
– Хочется верить, что не Шипулин бы всех вывез, а мы все вместе это сделали. И наши результаты были бы лучше, если бы рядом были наши лидеры. За несколько недель до Олимпиады я не спал ночами, переживал из-за этого непонимания, что вообще делать, почему все молчат и говорят: «думай сам, что делать». Я думаю, результат был бы однозначно лучше, и не было бы такого, что мы все отсиделись за спинами Шипулина, как все говорили. Просто мы были бы гораздо более сильной командой.
– На ваш взгляд Антон вернется еще сильнее после всего этого?
– Мне хочется верить, что он будет зол и мотивирован. Я думаю, что он не мог потерять мотивацию из-за всех трудностей, с которыми ему пришлось столкнуться. Я верю, что он тот спортсмен, который может только разозлиться и стать еще сильнее.
– Нашему биатлону нужны точечные изменения или глобальная революция?
– Не революция, но глобальные изменения. Революция – не то слово. Во время революций люди всегда гибнут. Тут хотелось бы мирного признания всеми сторонами, что были допущены ошибки, а нет так, что нам скажут: «вы просто боялись тренироваться».
– Что это значит? Кто это говорит?
– Я не знаю, что это значит.
– То есть вам говорили, что вы боялись тренироваться?
– Были такие люди, которые говорили, что я боюсь тренироваться. Видимо, они считали, что я слабо бегу, потому что халтурю или что-то еще.
– Это люди со стороны говорили?
– Нет, не со стороны.
