Огонь Сочи-2014. Олимпийский и вечный. Как мы свято храним и как бездумно калечим память о войне, прокатившейся по дорогам будущей Олимпиады [ВИДЕО]
66-я ГОДОВЩИНА ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ
СПЕЦИАЛЬНЫЙ РЕПОРТАЖ
За Розой Хутор грязная колея ползет вверх. Мимо экскаваторов и фундаментов. Мимо строительных вагончиков с эмблемой Олимпиады-2014. Мимо целебного источника с ледяным, аж зубы ломит, нарзаном.
Чем выше в лес, тем больше снега: позавчера навалило три метра (и это в апреле!), и возможны сходы лавин. На груди у меня болтается желтенький биппер – датчик пошлет спасателям писклявое «би-и-п», если нашу группу завалит.
Такое здесь было в январе 43-го…
Игорь КОЦ,
перевал Аишха – Красная Поляна – Сочи
ПОДНОЖИЕ ПЕРЕВАЛА
Леша Сливенко глушит джип, застрявший в снегу по самые оси. Дальше идти на камусовых лыжах, которые не скользят на подъеме. Это важно: нам петлять до перевала Аишха семь километров по серпантину.
Или, если смотреть на карту, 900 метров по вертикали.
Оглядываюсь вокруг: большая поляна, редкие пихты, склон, уходящий к небу. Похоже, где-то здесь и случилась беда в тот день, когда отряд 33-го мотострелкового полка войск НКВД под командованием капитана Новикова шел на передовую. Шел по низине, как и мы сегодня, и снега было не меньше. Только они не успели начать подъем: с Аишха сорвалась лавина и накрыла отряд. Погибли 35 бойцов и санинструктор Фомина Прасковья Лукьяновна, 1921 года рождения. А спасся лишь старшина Болотин. Воздушная волна отбросила его далеко вниз и снежная река утопила неглубоко. Главное же, старшина не выронил альпеншток и сумел прорубиться наверх.
Только сапоги намертво впрессовались в снег, и Болотин два километра до своих бежал босиком.
Весной 43-го, когда снег подтаял, отряд предали земле неподалеку от места гибели. А в 50-м году торжественно перезахоронили на кладбище Красной Поляны. Останки везли на открытых грузовиках, убранных полевыми цветами и крепом, был митинг, посреди церемонии упала в обморок пожилая женщина, услышав в списке погибших имя пропавшего без вести родственника…
Фотографию старшины Болотина я увидел в музее «Красная Поляна». Его директор Борис Дмитриевич Цхомария ушел на фронт в 16 лет, когда война подошла совсем близко к дому. На перевале Аишха гремела канонада, на поселок пикировали «фоккеры», а восьмой класс дружно писал заявления на фронт. И ранним июльским утром 1942 года в полном составе (19 парней и две девушки) умчался в Адлерский военкомат под рыдания матерей и завистливые вздохи младшеклассников.
Уже в поверженном Берлине гвардии рядовой Цхомария узнал из писем сестры, что у него больше нет класса. Погибли 16 мальчишек: лучший друг и главный соперник по лапте Васька Селиванов – на Малой земле; хохмач и баянист Мишка Циркунов – в бою за белорусскую деревню Швайки; книгочей и наводчик орудия Володя Золотых – 24 апреля 1945 года в Чехословакии…
И обе девочки, Вера Тинт и Анюта Артеменко, тоже погибли.
Цхомария поклялся сохранить память о них. Он вернулся в Красную Поляну, устроился физруком-военруком в школу и стал собирать материалы о погибших друзьях. Так родился его личный мемориал – трехметровое мозаичное панно с Вечным огнем и 18 именами навечно оставшихся в восьмом классе.
Так появился удивительный школьный музей, не имеющий равных в России по размаху поисковой работы; Цхомария руководил им 50 (пятьдесят!) лет, вернув из забытья фамилии сотен павших в битве за Кавказ.
И так на перевале Аишха вознесся обелиск, до которого мы сегодня должны дойти…
ВОСХОЖДЕНИЕ
Четвертый час подъема. Лыжню бессменно тропит Алексей Букинич, альпинист, патрульный горнолыжного комплекса «Роза Хутор». За ним, след в след, начальник отдела «Розы» Алексей Сливенко по прозвищу Слива. Очень известный в здешних местах человек: родился в Красной Поляне, с двух лет гулял по горам, знает тут каждую кочку, перепробовал все немыслимые виды экстрима – хелиски, парапланы, фрирайды. Кладезь веселых историй…
Но специально для меня Леша вспоминает несмешную. Как в 16 лет его, мальчишку, попросили сводить на место былых боев двух стареньких, под 80, австрийцев. Они были инструкторами по альпинизму у немецких солдат из 4-й горно-альпийской дивизии (в просторечии «Эдельвейс»). И клялись всеми святыми, что за всю войну не сделали ни одного выстрела. Может, и не врали.
– Я привел их наверх и тут понял, что я им совсем не нужен, – усмехается Сливенко. – Фашисты сели на бугорок, разложили свои военные карты и ну щебетать! Не поверите, они даже свою закладку под камнем нашли: автомат и продукты. У меня до сих пор где-то банка консервов валяется.
Через два года Леше исполнилось восемнадцать, и он ушел на свою войну. Первую чеченскую. Но для рассказа о ней нам не хватит короткого привала.
Перекусываем стоя. Лыжи снимать нельзя: шаг в сторону – провалишься по макушку. Впереди самое трудное: крутизна склона заметней, дыхание – надрывней. «Ребята, идите вперед, не ждите», – прошу я.
Но здесь своих не бросают.
Рядовой Агоп Нагабедян тоже свято чтил этот закон гор. 12 марта 1943 года он вынес из-под огня раненого командира отделения и полкилометра тащил на себе до укрытия. Герою из горной деревушки Дзыхра, что под Адлером, не исполнилось в тот день и семнадцати. А через месяц самого Агопа с раздробленными ногами вынес из боя помкомвзвода Татевосян…
На тесной сочинской кухоньке Агоп Григорьевич встречал меня во всеоружии: на груди медаль «За отвагу» – память о спасенном командире. А в непослушной после двух инсультов руке – деревянная ложка, которую ему подарил дедушка перед отправкой на фронт. «Сбереги ее, и она тебя сбережет», – завещал дед. И надо ж такому случиться: мальчишка выронил талисман в одном из первых боев здесь, на Аишха, когда на склон спикировала фашистская «рама» и разбросала бомбы по лесу…
Чудеса случаются. Ложка волшебным образом нашлась, когда после бомбежки солдат Нагабедян в горестных думах выбрался из зарослей и присел на большой валун. Лежала ложка на мху как миленькая! И, конечно, потом оберегала его всю войну. Но от смерти его спас все-таки помкомвзвода Татевосян…
Может, Агоп засмеялся вернувшейся ложке, сидя вон под той пихтой? Или у этой сосны, мимо которой скриплю вверх по лыжне?
На исходе пятый час подъема. Впереди все меньше гор и все больше синего неба. А в такт окончательно загнанной дыхалке гонят вперед вдруг всплывшие строчки из «Вертикали».
И парень тот, он тоже здесь… Среди стрелков из «Эдельвейс»… Их надо сбросить с перевала...
Мы уже выходим на него.
ПЕРЕВАЛ
Здесь, на высоте 1738 метров над уровнем моря, не нужны карты военных лет. Как на ладони – вершины Главного Кавказского хребта; там фашисты. Как на картине – долина, что упирается в Красную Поляну и Розу Хутор; там наши. Там олимпийские горнолыжные трассы, подъемники, кафешки с глинтвейном. А ниже, где уже не достанешь глазом, нитка шоссе на Сочи, новенькие тоннели, грандиозные спортивные новостройки. Как всё близко от войны…
Четыре сапера круглосуточно дежурили в единственном тогда тоннеле, готовясь взорвать его, если немцы ворвутся в Красную Поляну.
Только немцев не пустили вниз.
Первый бой на перевале Аишха наши приняли в августе 1942 года. Перед атакой немцы подняли на высоченные пихты снайперов и начали методично выбивать пулеметчиков. Терпение лопнуло, когда командиру роты Степану Куцу разрывная пуля снесла челюсть. Лейтенанта спустили на руках в долину, а командир полка отдал пулеметчикам уникальный в военной истории приказ – открыть огонь по пихтам от середины стволов и выше!
После первых очередей из густых крон вывалились два трупа. И больше немцы никогда не лазали здесь по деревьям.
Те раненые пихты и сегодня стоят перед нами. А мы стоим у обелиска, сваренного полковым разведчиком Василием Юрченко из Сухуми. Он привез его на машине в Адлер, оттуда конструкции забросили в горы на вертолете. И 13 июня 1965 года памятник открыли при огромном стечении народа…
Кружка горячего чая по кругу, минута молчания в звенящей горной тишине… Я не знаю, где нашел свой последний приют разведчик Юрченко. А его ребята лежат здесь, под плитой, которую Леша Букинич откопал из-под снега: «Воины 265-го горнострелкового полка 20-й горнострелковой дивизии, атакуя немцев на Умпырском направлении, пали смертью храбрых 3 октября 1942 года. Красноармейцы Минадзе Григорий, Тимофеев Кушкар, Прибытов Дмитрий, Тамулян Мелик, Аликперов Камар, Чагинов Муслим, Коновалов Федор, лейтенант Пинский Михаил, политрук Рубинович Арон, лейтенант Кашнирко Николай…».
Всего 39 имен, дружная интернациональная семья; этим она, конечно, похожа на олимпийскую. И на этой высокой и, надеюсь, не слишком пафосной ноте можно заканчивать наш поход. Если бы не свербящий репортерский должок, оставшийся внизу…
СПУСК В ДОЛИНУ
Год назад, 9 мая, во дворе краснополянской школы поставили Бронзового солдата. Точную копию того, над которым надругались, вы помните, несколько лет назад в Таллине. Авторы идеи учли и политическую остроту момента, и то, что Красная Поляна примыкает к поселку Эсто-Садок, основанному в XIX веке эстонцами. Акция получилась громкой.
А годом раньше в той же школе тихо снесли мемориал одноклассникам Бориса Цхомарии. Кто-то из педагогического начальства вспомнил, что школа стоит на столбовой олимпийской дороге. И, значит, нужен музей, который не стыдно показать гостям. А не комнатушки, в которых полвека копошился тихий Цхомария.
Из Сочи в школу нагрянул педагогический десант. Тридцать командированных людей за сутки перетащили часть экспонатов в просторный зал. Остальное растолкали, где придется. Конечно, перенести громоздкий (3х3,5м) мемориал не было ни времени, ни технических возможностей. Ни желания.
Поэтому мемориал просто содрали со стены. Найти его следы мне не удалось.
– Что на нем было написано? – спрашиваю Цхомарию.
– Остановись здесь… Почти нашу память минутой молчания… Не забывай, какой ценой завоевано твое счастье… – медленно цитирует наизусть гвардии рядовой. И эту эпитафию, и Вечный огонь, и таблички с именами 18 одноклассников кропотливо выкладывали плитками и мозаикой студенты-художники из Карачаевска, которых позвал Цхомария. Конечно, делали все бесплатно…
Нет, я не против таллинского римейка. Солдат трогательно вписался в школьный двор. Только он всегда был бронзовым. А солдатиков из восьмого класса Красная Поляна помнит живыми…
– Неужели нельзя было что-то сделать?
– А что мы могли, Игорь Александрович, вдвоем против тридцати? – тихо спрашивает меня кавалер ордена Красной Звезды, ордена Отечественной войны
I степени, ордена Славы III степени и двадцати медалей…
Вдвоем – это вместе с сестрой Александрой, которая 35 лет была директором краснополянской школы. Это она писала брату в Берлин о гибели его класса. И была верной помощницей во всех музейных делах. Сейчас Александре Дмитриевне 91 год…
По статистике в России осталось около 800 тысяч участников войны. К 70-летию Победы, как наотмашь высказался в прессе один из них, не останется и полка. Это 1500 человек… Что мы можем еще успеть? Повысить им пенсии? Вселить в новые квартиры? Пригласить в качестве почетных гостей на открытие сочинской Олимпиады?
Гвардии рядовой Цхомария вернул нам 39 имен на перевале Аишха. Способны мы вернуть ему хотя бы школьный класс?
P.S.
Автор ждет откликов по адресу: kots@sovietsport.ru от граждан и организаций, готовых восстановить мемориал погибшим одноклассникам.
ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО
В задачу фашистской группы армий «А», рвавшейся летом 1942 года к главным нефтяным скважинам Советского Союза, входило овладеть Кубанью, выйти на линию Махачкала – Баку и форсировать в четырех направлениях перевалы Главного Кавказского хребта. А именно: нанести удары по Военно-Грузинской дороге, Военно-Осетинской дороге, Военно-Сухумской дороге и дороге Красная Поляна – Адлер – Сочи.
Последнее направление фигурировало в сводках Совинформбюро как Умпырское (по названию кордона Умпырь Кавказского заповедника). Здесь наступала 4-я горно-альпийская дивизия генерала Эгельзеера. Кровопролитные бои на перевалах продолжались с лета 1942 года до зимы 1943 года в непосредственной близости (20–30 км) от будущих мест проведения зимней Олимпиады-2014.
