Качели у моря
Эти Игры – качели. Их поставили среди пальм и самшитовых рощ под насмешливыми звездами субтропиков. Сели все, и всех качало, как в шесть баллов на рейде.
Качели шли вверх, и дух захватывало, когда кадет Липницкая и старший офицер запаса Плющенко исполняли каждый свою партию на первом выпускном балу команд, а Чан с Костнер нервно курили на школьном крыльце.
Они падали вниз, и душа уходила в пятки, когда испуганный барс Шипулин оставлял сахарную кость полярному волку Бьорндалену, а загонщик Сундбю подрезал сухожилия северному оленю Вылегжанину (и как все изменилось две недели спустя!).
Они летели ввысь, и открытая удивленным взорам Граф одним движением молнии вспарывала свою вторую кожу. И снимала как пенку все внимание всех мужчин своей страны, узнавших за секунду о коньках больше, чем за целую жизнь. А великой Пехштайн уже нечего было показать.
Они стригли траву, и девушка с обложки Сидорова заклинала шотландские камни скользить по воле ее мысли, но камни больше слушались чужих цепких, холодных пальцев.
Они оказывались выше крыши, и рисковавшая не увидеть февральских сочинских трасс Заварзина не берегла на крутых поворотах поврежденную и едва залеченную руку и под восхищенным взором американо-российского суженого неслась к награде, которой достойны только самые отважные.
Они рушились в бездну, и невозмутимого прежде рыболова Варламова накрывала лавина страха, всплывшая откуда-то из глубин финских лесных озер, и отступала вера, и подступала тошнота.
Они взмывали к небу, и лохматый рокер Третьяков исполнял пронзительное соло полозьями своих саней, которое взрывало мозг и прижимало ко льду неудержимых прежде ударника и басиста Дукурсов.
Они срывались к земле, и золото веснушек Климова сначала слизывал ветер трамплина, делая его профиль чеканно-подиумным, а потом смывал мокрый снег 10 километров мучений, погружая в лужу 45‑го места из 45.
Они стартовали в космос, и злая шведская погоня хрипло и бессильно выла за спиной Легкова, и ломавший палки, и лыжи, и хребты надежд охотник уходил в подъем как в олимпийскую вечность.
Мы вернулись в детство. Не все, но многие. А вчера мы встречали тех, кто подарил нам волшебство этого возвращения. Встречали, чтобы просто сказать «спасибо».