Гонки со смертью. Первый в истории «советский» этап велогонки мира стартовал в Киеве 6 мая 1986 года
СОБЫТИЕ ДНЯ. 25 ЛЕТ ЧЕРНОБЫЛЬСКОЙ КАТАСТРОФЕ
СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦЕВ
Случилось это четверть века назад. 5 мая вечером был подписан в печать номер «Советского спорта» со знаком радиационной опасности на первой полосе. При том, что никакой опасности тогда мы не осознавали…
«Хочешь съездить на велогонку Мира? Вопрос главного показался издевательским. Кто же откажется пару недель покататься по Европе? Тем более, детали опускаю, я года два западнее Таллина (тогда еще с одним «н») не забирался. Велогонка вновь распахивала окно в мир, будоража творческие фантазии. И меня, конечно, ничуть не смущало, что в тот момент я не отличал туклипса от турнепса.
Для начала вступил в контакт с Виктором Капитоновым. Тот лишь недавно сдал пост наставника советской сборной и вызвался просветить неофита. Олимпийский чемпион принял меня на Рублевке – еще свободной от царских хором и глухих заборов с камерами слежения. Контакт проходил в невзрачном деревенском домике. Под шашлык и напиток марки «самогон». После чего хозяин бодро сел за руль престижной в ту пору «Волги» и с пугающей скоростью (пробок не было и в помине), но строго в рамках ПДД доставил меня к метро.
Потом слетал в Сочи, где шоссейники готовились к грядущему испытанию. Перед очередным велозаездом договорился с Александром Гусятниковым, главным тренером, поехать следом в «техничке». Хотел понаблюдать караван в реальном времени. Впечатлений получил массу. Вместе с приступами тошноты и телесными ушибами. От болтанки в тесном кузове на горных серпантинах.
К чему эти подробности? А к тому, чтобы читатели уяснили, насколько ответственно автор отнесся к своей миссии. Ответственность усугубляло немаловажное обстоятельство: велогонка Мира-86 принципиально отличалась от предыдущих. Если те проходили по дорогам ГДР, ЧССР и ПНР, символизируя нерасторжимую связь братских нам республик в борьбе за мир и дружбу, то эта должна была стартовать в СССР – колыбели идеалов прогрессивного человечества.
А потом перебраться из Киева в соцлагерь по воздушному мосту.
Еще в Москве, получив от киевского собкора Бориса Гопника свежую порцию новостей о подготовке к старту, я понес заметку в секретариат. По дороге-то (барабанная дробь!!!) меня и осенило.
– Слава, – говорю выпускающему. – Иллюстрация бы не помешала, а у меня – шаром покати. Но есть идея.
Тут же, взяв карандаш, я ее изобразил: «Вот круг – это Киев. А вокруг – три лепестка, как три этапа гонки. Усек?»
Выпускающий Варывдин, живописи не чуждый, догнал сразу…
Нам и в голову не пришло, что мое творение и значок, предупреждающий о радиации, похожи как две капли воды. Взрыв в Чернобыле еще не прогремел…
Ассоциации появятся позже. Уже в Киеве.
Когда увижу на вокзале толпы, штурмующие поезда.
Когда услышу советы хорошо осведомленных аборигенов: как можно реже появляться на улице, по крайней мере в дождь, и почаще прибегать к водке (она якобы помогала от радиации, но отсутствовала в природе по причине сухого «горбачевского» закона).
Когда наконец перед посадкой в самолет буду наблюдать из очереди у рамки, фиксирующей вредные излучения, как массажиста нашей команды заставят снять кроссовки. На борт поклонник здорового образа жизни поднимется босиком – расплата за пробежки по изумрудным киевским газонам…
В те дни радиационный фон в Киеве превышал норму раз в 500. Хотя радио вещало про вполне безобидные 0,34 миллирентгена в час. Но и этой скупой, помноженной на слухи, информации хватало для паники. Город опустел наполовину…
В сотне километров отсюда, в Чернобыле и Припяти, тысячи специалистов боролись с невидимой смертью. А здесь время словно остановилось. Товарищи, ответственные за массовку, исправно обеспечивали флажками шеренги пионеров. Над толпой не раскрывались зонтики, когда пару раз с безоблачного неба вдруг проливался ласковый дождик. Не было зонтиков и уж тем более дозиметров. Зато секундомеры включались строго по графику. Механизм велогонки работал безотказно. Журналисты строчили бодрые репортажи…
Как выяснится много позже, с погодой Киеву тогда здорово повезло. Солнце припекало, и мощные потоки воздуха возносили радиоактивную грязь в голубые небеса. А сильный юго-восточный ветер относил выбросы из горящего реактора в леса Брянщины, Белоруссии и далее – вплоть до Скандинавии. Будь иначе…
А завесу тумана мне приоткрыл уже по пути в Варшаву фотограф из ТАСС Валерий Зуфаров, оказавшийся в соседнем кресле. Он исхитрился полетать на вертолете спасателей над аварийной АЭС и с чувством законной профессиональной гордости показал снимки. Технически безупречные, но жуткие по сути.
Эти «веселые картинки» принесут ему несколько международных премий. Они же станут причиной преждевременной (всего через десять лет!) смерти этого талантливого и жизнелюбивого человека…
