Бобслеистка Ирина Скворцова: Об остальном я подумаю завтра…

Героиня самых драматичных в уходящем году публикаций «Советского спорта» сделала редакции новогодний подарок
news

ПОЗДРАВЛЕНИЯ У НОВОГОДНЕЙ ЕЛКИ

Героиня самых драматичных в уходящем году публикаций «Советского спорта» сделала редакции новогодний подарок

«Снег за окном торжественный и гладкий. Пушистый, тихий…» После загазованной Москвы, проходя между рядами елей к лечебно-восстановительному центру в Солнечногорске, испытываешь легкое головокружение. Не оттого ли начинают вспоминаться, казалось бы, давно забытые стихи…

Я шла по аллее к которой уж по счету больнице в жизни Ирины Скворцовой.

ТРИНАДЦАТЫЙ ВИРАЖ

Меня оперировали трижды. Девочку, которая въехала на коляске в зимний сад, где у нас была назначена встреча, – около сорока раз.

Ирина Скворцова. Она толком ничего не успела в бобслее. Но после столкновения на трассе в Кенигзее с мужским бобом-двойкой ее имя узнал весь мир.

Затем весь мир узнал имя судьи Петера Хауля, давшего команду стартовать, несмотря на красный свет. И то, как жалко он оправдывался в суде, выторговывая себе меньший штраф. А также имя ее адвоката, Ани Винтер, присвоившей себе все деньги, перечисленные немцами на лечение.

Но мир узнал и о великодушии русской девочки, сказавшей после суда по «делу Хауля»: «Пусть он вернется на трассу. Я не против. Человеку надо давать второй шанс!»

Ира въехала в зимний сад улыбаясь. По-другому ей нельзя.

А у меня время от времени вырывались грустные вопросы. Или грустными становились вдруг ее глаза.

Притом мы изо всех сил старались – «о хорошем». О новогоднем.

Ирина решила подарить нашему редакционному музею свое фото. Я всматриваюсь в детали: в кроссовках, скрестив ноги, она сидит на оснеженном бугре бобслейной трассы.

– Где был сделан этот снимок?

– Это трасса в Сигулде. Мы были там на сборах. Это самое каверзное ее место, переход с 13-го на 14-й вираж! Сколько там народу попадало, и я в том числе…

– Не побоялись на таком каверзном месте фотографироваться?

– А чего бояться? Там все фотографировались.

ЗАБЛУДИВШИЙСЯ ТРОЛЛЕЙБУС

– На Новый год из больницы отпустят?

– Не хочу уходить. Здесь останусь.

– Как же так?

– Лечиться так лечиться! Лечение после травмы сродни строительству дома. Если плохо заложишь фундамент, дом потом начнет разваливаться.

– Вы всегда были такой благоразумной? Или стали… теперь?

Отчего же, умные мысли приходили в голову и до аварии. Иногда… Но я умела находить приключения на свою голову. Нередко вляпывалась в истории.

– Может, и новогоднюю вспомните?

– Вечером 31 декабря мы с подругой собрались на каток. Чтобы потом встретить Новый год вместе. Однако каток оказался закрыт, мы вернулись, разошлись по домам, надо же одеться, накраситься и прочее. Вдруг звонят мои друзья: «Ирка, приезжай!». Я растерялась: «Я не одна! И на часы посмотрите! Уже десять вечера!» Они не отступают: «Приезжай не одна!» Подруга в шоке: «Ну, Скворцова, ты с того света достанешь! В этот раз ты достала меня в ванной!» Достать – это я умею…

И вот вообразите картину: полдвенадцатого ночи, троллейбусная остановка…

– В такое время вы еще ждали троллейбус?!

– И он подошел! Без пяти двенадцать мы вбежали в квартиру, успели только шубы сбросить – и тут же за стол!

– Это был ваш самый необычный Новый год?

– Самый спонтанный…

«Я ХОЧУ ВЕРНУТЬСЯ!»

– В одной из газет я прочитала: «Ирину отучили верить людям». Предательство адвоката, злополучный судья Хауль… Вера потеряна до конца?

– Конечно, нет! Я всего лишь стала осторожнее, аккуратнее. И теперь сначала присматриваюсь к человеку, прежде чем начать ему по-настоящему доверять.

– Хауль или Винтер пытались извиниться?

– О, такие люди никогда не извиняются. Я была девять месяцев в Германии. Если Хауль за это время не удосужился хотя бы записку передать… О чем говорить?

– Часто вспоминаете бобслей?

– Вспоминаю. Но мне очень больно. Это было любимое дело. Я любила скорость, адреналин. У нас была хорошая компания, отличные ребята вокруг. Сборы, тренировки… Бобслей мне все заменял.

– Иногда вы говорите, что хотели бы вернуться, иногда – что это уже невозможно. Зависит от настроения?

– И это тоже. Мое настроение за последний год менялось не раз. В Германии я лежала и ничего не хотела делать, потом встряхнулась. Это нормально. Как в графиках, когда кривая то взмывает вверх, то опускается ниже нулевой отметки. Я хочу вернуться. Очень. Но умом понимаю, что это скорее всего невозможно.

– О будущем запрещаете себе думать?

– Я живу сегодняшним днем. Максимум, о чем думаю, – хорошо бы весной восстановиться в институте физкультуры и наконец его закончить. А желаний я и раньше не загадывала. Они слишком часто сбываются, когда тебе это не нужно. Все, чего мне хочется, – вернуться в нормальную жизнь, разработать ногу. Обо всем остальном, как говорила Скарлетт О,Хара, «я подумаю завтра».

– У вас было счастливое детство?

– Оно прошло в Москве, на Восточной улице. Но особенно помнится почему-то деревня, куда меня родители вывозили на лето. Казаки-разбойники, догонялки, салочки. Прыжки в воду с баржи…

– Ласточкой?

– Я не псих. Только солдатиком!

Новости. Бобслей