Вопль Валгаллы

Детективная повесть*
Продолжение. Начало в №50–52, 2013 и №1–5, 2014
текст Анна и Сергей Литвиновы

ЧТО БЫЛО РАНЬШЕ? Юного нападающего сборной Игоря Сырцова избивают на ночной дороге. Расследование ведут сотрудница особой комиссии Варвара Кононова и молодой журналист Андрюша Тверской. Они узнают, что футболист в юном возрасте был усыновлен. Сам Сырцов в госпитале, он остается в коме. Рядом с ним единственный человек, который знает тайны усыновления, – его мать, Антонина Петровна. А Сырцов таинственным образом переносится в Москву 1956 года и играет там знакомую роль – центрфорварда сборной страны.

КТО НАЧАЛЬНИК, ТОТ И ПРАВ

Как ни важен был для Варвары разговор с Антониной Сырцовой, пришлось ей прерваться, чтобы доложить полковнику Петренко о проделанной работе. Она рассказала, что затеял журналист Андрей Тверской: выступить в роли приманки для боевиков, которые устраняли свидетелей договорных матчей. Поведала, что Андрей уже подставился, сообщив в газете, что он якобы в курсе махинаций с играми. Когда полковник услышал это, помрачнел. «Парня надо спасать. А как? У нашей комиссии никаких силовых подразделений нет. К кому на поклон идти? С кем объясняться, если мы с тобой настолько засекречены, что не существуем вовсе. Ладно, теперь у меня будет голова болеть». За это Варвара уважала полковника – самое трудное он всегда брал на себя.

Варя, повеселев, рассказала историю происхождения Сырцова. Футболист у Антонины сын приемный, и взяла она его после обследования в каком-то особняке в центре Москвы, в Большом Петровском переулке. «А дальше?» – страшным голосом вопросил Петренко. «А дальше я не знаю, потому что бросилась вам докладывать». – «Так что ты мне голову морочишь?! – закричал полковник. – Немедленно дуй к матери Сырцова и выясни, откуда взялся футбольный гений!»

ЧУДО-РЕБЕНОК

То, что Варвара снова приехала навещать Сырцова, его мать приняла как должное. Наверное, решила, что Кононова – девушка ее сына. Варя снова навела разговор на усыновление.

– Выписали, значит, нас из той клиники и сказали, что позвонят. Что ж, я вернулись в Нарочинск. Прошло месяца три. Стало потихоньку все забываться. И вдруг звонок. Говорят: «Приезжайте срочно. Вопрос с усыновлением решился. Только не говорите никому. Помните главное условие – строжайшая тайна». Ну я и бросилась в Белокаменную. Пришла снова в тот особняк. Приглашают в кабинет. Мужик говорит: я вас поздравляю, вы сможете усыновить, как и хотели, мальчика. Я ему: можно мне его увидеть? Он: нет, сначала надо уладить все формальности. Все хлопоты с документами мы берем на себя. Но вы должны понимать: ребеночек ваш – особенный. Что, спрашиваю, он инвалид? Нет, наоборот, имеет необыкновенные способности. –

«А какие?» – «А это, – говорит, – вам знать необязательно. Тем более что неизвестно, проявятся ли у него они. И если вы будете специально подгонять к ним мальчика, может кончиться плохо. Вам следует создать для сына наиболее подходящую обстановку, чтобы проявились его таланты, но КАКОЙ она должна быть – это скажем МЫ. Первое: вы должны переехать в другой город, какой мы скажем. Денег на переезд мы дадим, должно хватить с лихвой. И выделим средства, чтобы вы занимали мальчика тем, чем ему самому будет интересно».

– И они дали? – недоверчиво спросила Варя.

– Да! И очень много.

– Сколько же?

– Сорок тысяч долларов!

– А Игорек? Когда он-то появился?

– Они принесли документы на усыновление, а потом мальчика мне показали. Такой красивенький, маленький, беленький, – очи женщины наполнились слезами. – Подошел ко мне и спрашивает так серьезно: «Ты теперь будешь моя мама?»

– А где он раньше жил? В том же особняке?

– Как мне объяснили, Игорек жил в интернате для одаренных детей.

– Вы про людей, что усыновлением ведали, говорите «они». Но эти они, наверное, какую-то организацию представляли? Визитные карточки вам давали? На особняке название фирмы висело?

– Нет, ничего такого.

– А как вы с ними общались? Как называли их?

– Один, самый главный, был Владимир Петрович. Фамилию он сказал, но я не очень расслышала. То ли Ухин, то ли Ухов, то ли Мухин. Секретарша была, Галина. Еще клерки поменьше – их я совсем не запомнила, но все – мужчины.

– А потом? Они в вашей жизни появлялись? За успехами Игорька следили?

– В том-то и дело, что нет! Как мы с мальчиком из столицы уехали, больше ничего – ни звонка, ни письма, не приезжал от них никто. Больше того: когда у нас деньги в банке зависли, я по телефону, что они оставляли, позвонила. Автомат сказал, что номер не существует.

– А в столицу больше не ездили? Особняк тот найти не пытались?

И тут Сырцова вдруг всколыхнулась:

– А что это вы все выспрашиваете?!

У Кононовой уже был готов ответ: «Я следователь из СКР. Мы расследует дело о разбойном нападении на вашего сына».

– Вы думаете, оно связано с его детством?

– Говорят, все в этом мире связано. Значит, не знаете, как найти людей, что занимались усыновлением Игоря?

– Боюсь, нет.

– Тогда давайте мы с вами картинки посмотрим.

Кононова открыла на смартфоне панорамы Большого Петровского переулка. Стала один за другим предлагать свидетельнице фотографии размещавшихся там домов. И на одну из фотографий Сырцова уверенно указала: «Здесь».

Адрес значился: Большой Петровский переулок, шесть. Уже хоть какой, а след.

Тут Игорь, смирно лежавший на койке, простонал тихоньким голосом.

«А УСАЧА ИЗ МАВЗОЛЕЯ ЕЩЕ НЕ ВЫКИНУЛИ?»

Он был Стрельцовым. Удивительно! Но никто вокруг не считал по-другому. Ни ближайший друг Козьма, ни тренер Гавриил, ни другие парни из сборной СССР. Он с ними тренировался на базе, спал в пансионате, играл в настольный теннис и волейбол. И что с того, что он был самый молодой – ребята его уважали. Все-таки центр нападения.

А сам он чувствовал, как утекает время. На него надвигалось что-то грозное. И он даже знал, что именно, но не помнил, когда оно случится. И казалось, нет сил предотвратить. Он отказался от любой выпивки. Слава Богу, в сборной был сухой закон.

Но кто хотел, лазейки находили. А он помнил, что ему рассказывал в другой жизни тренер Петров: многие руководители команд раньше игроков за выпивку хоть и песочили, но никогда не отчисляли. Выгонишь выпивоху – кто играть будет, результат давать? И многие (Стрельцов в том числе) после пьянки даже лучше играли, потому что заглаживали вину. Над ним парни, даже Козьма, посмеиваться стали: «Совсем ты, Бэби, монахом заделался! Ни рюмочку выпить, ни к девчонкам сбегать! В монастырь готовишься? Так футбола там нет!». А он не обижался на подначки. Он твердо решил: изменить Историю и собственную судьбу.

Один раз только почти засыпался. На другом. Но дело даже суровее, чем пьянка, оказалось. Команду должны были повезти (перед самой Олимпиадой дело было) на Красную площадь и в Кремль. В том числе и в мавзолей. И ребята все серьезно к мероприятию отнеслись, даже смешновато было на их благоговейные лица смотреть. Ближайший друг Козьма, или Валька Иванов, с придыханием говорил: «Неужели я увижу наконец великих Ленина и Сталина? Говорят, они там как живые лежат». А он, которого все принимали за Стрельцова, расслабился, да и брякнул: «А усатого таракана оттуда еще не выкинули?». Козьма, конечно, в лице переменился, но он бы его все равно не сдал. На беду, услышал реплику помощник администратора. Ох он и взвился! Грозил на комсомольское собрание вынести, в бюро горкома написать! Еле-еле его с Козьмой успокоили, обещали сувенир из Франции привезти. Потом они с другом этот эпизод даже не обсуждали. Замяли, как говорится, для ясности.

Но непонимание между ними осталось.

(Продолжение следует.)