«Если меня разозлить, затопчу, как бык!» Как живет самый толстый футболист мира

Самый крупный (110 кг) футболист в мире Адебайо Акинфенва из «Уимблдона» рассказал, как ему удается регулярно забивать с таким весом.

Ему 33 года, прозвище «Зверь», официально считается самым габаритным профессиональным футболистом на планете: при росте 180 см весит 110 кг! И умудряется быть бомбардиром: на его счету в профессиональном футболе больше 150 голов. Как это ему удается, Зверь рассказал в интервью французскому изданию So Foot.

– Привет, Байо! Так ты самый габаритный футболист в мире?
– Получается, так. Не думаю, что кто-то из футболистов может поднять 180 килограммов.

– Ты никогда не встречал никого сильнее?
– Нет, кроме моей матушки, никого. Она совсем маленькая, но умеет держать меня в руках! Но в футболе нет никого мощнее. Я обожаю в футболе единоборства. К сожалению, не удалось поиграть против Десайи, Фердинанда, Видича или Сола Кэмпбелла – самых жестких игроков премьер-лиги.

– Габариты – твой козырь в футболе?
– Совершенно верно. Играя столба, я могу зацепиться за мяч, облегчаю жизнь партнеров. Конечно, бегаю не так шустро, зато хорош в подыгрыше.

– Что для тебя культуризм?
– Это и увлечение, и необходимость. Если нет матча в среду, качаюсь в тренажерном зале четыре раза в неделю. Понедельник – работа над мышцами груди и плечей. Вторник – над руками. Среда – самый тяжелый день: растяжки. В четверг особо не нагружаюсь, потому что скоро матч.

– Почему ни один клуб премьер-лиги так тобой и не заинтересовался?
– Ясно почему – не всегда показываю игру, соответствующую уровню премьер-лиги. Хотелось бы, конечно, думать, что у меня больше достоинств, чем недостатков, но что правда то правда – я медлительный, играю не слишком широко, открываюсь не так часто. Команда должна приспособиться к моей манере, но это нормально – у каждого свои козыри. Это как в той же «Барселоне»: Месси ведь редко посылают мяч верхом, иначе бы он его никогда не получал.

– Есть у тебя кумиры среди нападающих?
– Раньше нравился очень Дрогба, самый любимый игрок – Джон Барнс. Люблю нападающих такого типа. Мощные, но далеко не примитивные. Я и сам довольно техничен. Конечно, если меня разозлить, я тебя растопчу, как бык. Но не это мой козырь. Предпочитаю передачи низом. Когда мяч у меня в ногах, я хорошо действую корпусом, и его не отобрать. Если же мне посылают мяч верхом, в половине случаев теряю его. Вот почему я предпочитаю играть в техничных командах, где комбинационный футбол, а не навал.

– Из-за твоих габаритов о тебе долго было превратное мнение…
– Да даже сейчас слышу порой: «Он – громила, его надо нагружать верхом!» Но это не так. Если бы все сводилось к одной физике, никогда не стал бы профессионалом. В детстве все тренеры говорили, что я слишком толстый и футбол не для меня. Ни один из английских клубов не заинтересовался мной.

– Поэтому и отправился в Литву?
– У моего агента была жена – литовка. Вот он меня туда и сосватал. У меня не было ни малейшего желания туда подписываться, но я подумал, что, возможно, после этого в Англии на меня обратят внимание. Приехал туда в сентябре и через три дня мне предложили трехлетний контракт. Думал-думал и согласился.

– Ну и как – круто было в Литве?
– Это был полезный опыт. Конечно, не думаю, что захотел бы снова все пережить, но все-таки ничего не изменил бы, потому что именно это сформировало меня, я стал настоящим мужиком. После Литвы понял, что мне уже ничего не страшно.

– Так что там с тобой случилось?
– Были очень тяжелые моменты. Я был единственным чернокожим в чемпионате. Хорошо помню ​​первый матч на предсезонке. Поляна, нет никаких трибун, вокруг – толпа в тысячу человек скандирует: «Зига-зига-зига, черный грязный нигер!» Человек шестьсот – фанаты соперников, но четыреста – наши. И все меня освистывали. А когда заменили, все заорали! Мне было 18 лет, я только прилетел из Лондона, и мне казалось, что все это страшный сон. Позвонил брату и сказал, что больше не могу, хочу вернуться. А он: «Ты, конечно, можешь вернуться им на радость, но лучше остаться и доказать всем, кто ты есть на самом деле». И я остался.

– И потихоньку дело пошло?
– Да, оскорблений становилось все меньше, мы вышли в финал Кубка, выиграли 1:0, и я забил победный гол. И был так счастлив! Фанаты выбежали на поле – полуголые, я прыгал вместе с ними. И вдруг замечаю на некоторых фашистские татуировки. Они прыгают, а мне стало что-то не по себе. Подумал: «Черт, как бы кто-нибудь меня ненароком не прирезал!» Дикий народ: я был первый чернокожий в их команде, но мы выиграли, и я стал сразу героем.

– И что значит, быть героем?
– Сразу все изменилось. На следующий год я открыл магазин «Адидас», с меня не брали плату в ресторане. Но все-таки там было тоскливо. Я скучал по родным, тогда ведь не было интернет-кафе, ноутбуков, айпэдов. Чтобы позвонить, надо было идти к телефону. На два года меня хватило, и уже больше не мог. Но тут меня пригласил «Донкастер» – арендовали на три месяца. И карьера продолжилась.

– С такими габаритами никогда не возникало желания попробовать себя в регби?
– Регбисты мне постоянно говорили, что я должен играть с ними. В принципе, они мне близки по духу. Уважаю их, потому они так же работают над своим телом, как и я. И я как-то даже принял участие в матче, но чувствовал себя нулевым. Так что лучше буду футболистом, ведь так приятно ощущать себя самым большим на поляне!

– Тебе нравится быть особенным?
– Да, именно так! Все время, еще с детства, я слышал, что слишком толстый для футбола. Но главное – верить в себя. И вот теперь, когда тринадцать лет карьеры прошли, когда забито 150 голов, я утер всем нос. Во время каждого матча на выезде мне кричат: «Эй, толстяк!», «Эдди Мерфи!». Но это мне даже нравится. Да, я так и не поиграл в премьер-лиге, зато я самый известный футболист низших лиг.

– Расскажи о своем детстве…
– Я родился в Лондоне, мои родители – эмигранты из Нигерии. Жили мы на последнем этаже в муниципальном доме в Ислингтоне. В те времена дети еще могли играть на улицах, это не было так опасно, как сейчас. Было здорово, особенно летом – целый день мы с братом гоняли мяч. Нет, детство было счастливым, родители зарабатывали мало, у меня не было Nike или Reebok, зато я был любимым ребенком.

– Ну и что за парнем ты был?
– Я бы сказал, что крутым (смеется). Нет, не вожаком, но у меня было много друзей, потому что, полагаю, у меня хорошая энергетика. Я, хоть и здоровый, никогда не на кого не наезжал.

– Веселенькая была жизнь в Ислингтоне?
– В 16 лет я бросил школу, потому что думал только о футболе. К тому же связался с плохой компанией. Там были и какие-то наркоторговцы, воры. Про нас говорили «банда», но это было не так. Хотя кто-то действительно плохо кончил. Я мог бы стать таким же, но спас футбол: вместо того, чтобы шляться вечерами, шел на тренировку.

– Ты гордишься своими предками. Но, кажется, ты больше любишь проводить время в Майами, чем в Абудже (столица Нигерии)…
– В Нигерии я был всего три или четыре раза. Впервые в 11 лет, когда умерла моя бабушка. Да, я горжусь тем, что нигериец, я мог там обосноваться, построить два или три дома, но каждый год после сезона лечу в Штаты. Я люблю США, честно, мне там нравится. Раньше любимым городом был Майами, теперь – Атланта.

– И чем же там такого классного?
– Да всё! Еда – отличная, порции – огромные, за два дня не съешь! Такие все гостеприимные, спокойные.

– Какие планы?
– Есть приглашения от нескольких клубов американской лиги, но мне, жене и четырем нашим детям и здесь хорошо, в Лондоне. Не охота никуда двигать. Думаю, еще два сезона у меня есть в запасе. Почему-то считается, что в 35 лет надо заканчивать, и если доиграл до такого возраста, уже отлично. Но у меня такой стиль, что скорость особо не нужна, поэтому еще побегаем…