Бонусы букмекеров
Питтсбург — Монреаль
Гассиев — Пулев
Фрибет 3000₽ от Winline
Лучший спортсмен России 2025
«Не хочу выходить против русских — выглядим дурачками». Фетисов — о «Русской пятерке»
27 октября 1995 года в составе «Детройт Ред Уингз» произошло событие, вошедшее в историю НХЛ: впервые на лед в одном звене вышли пять российских игроков — Вячеслав Фетисов, Владимир Константинов, Игорь Ларионов, Сергей Фёдоров и Вячеслав Козлов. В том матче с «Калгари Флэймз» «Детройт» одержал победу со счётом 3:0: Козлов и Ларионов забросили по шайбе, а соперник нанес лишь восемь бросков по воротам — против пятнадцати от одних только россиян. Появление «Русской пятерки» изменило хоккей. Рискованный шаг тренера Скотти Боумэна привёл «Ред Уингз» к Кубку Стэнли в 1997 году — первому за 42 года. С тех пор ни одна команда лиги больше не выпускала на лед пятёрку российских игроков.
В честь 30-летия исторического события «Советский спорт» поговорил с участниками «Русской пятерки» — о том, как все начиналось и что стояло за их уникальным успехом:
- как образовалась «Русская пятерка»;
- в чем феномен «химии» пятерки «Детройта»;
- как партнеры и соперники реагировали на пять россиян в одном звене;
- как зародилось легендарное противостояние с «Колорадо»;
- каков был путь к долгожданному Кубку Стэнли;
- страшная авария, которая прервала карьеру Владимира Константинова;
- появится ли еще одна «Русская пятерка» в НХЛ.
Вячеслав Фетисов — двукратный олимпийский чемпион (1984, 1988), семикратный чемпион мира, двукратный обладатель Кубка Стэнли (1997, 1998). Член Зала хоккейной славы в Торонто и Зала славы ИИХФ, один из первых россиян в «Тройном золотом клубе».
Фетисов был обменян в клуб «Детройт» в сезоне-1994/1995, перейдя из «Нью-Джерси», за который играл с 1989 года. Защитнику вот-вот исполнялось 37 лет, казалось, дело идет к завершению карьеры. Однако в «Ред Уингз» он обрел вторую молодость и за три с половиной сезона выиграл с командой два Кубка Стэнли.
«Пятерка выходит и действует по своим законам, а соперник паникует»
— Оглядываясь назад, вы можете сказать, что «Русская пятерка» — это был лучший хоккей, в который вы играли?
— У меня, по сути, было две «Русские пятерки», в которых мне посчастливилось играть. Первая — в ЦСКА и сборной СССР. Мы были «зелеными», начинающим спортсменами. Мне тогда было 23 года, а самому младшему, Игорю Ларионову — 21 год. Ощущения были совсем другие. Мы творили, зародили современный стиль хоккея. Не случайно про ту пятерку снимали фильм, много сказано и написано об этом. Пятерка в «Детройте» — уже другая история. Для меня и для Игоря это была возможность вернуть тот хоккей, в котором мы выросли — с креативным мышлением, с взаимопониманием на льду. Это было огромное счастье. Крутая была пятерка — и она серьезным образом повлияла на стиль НХЛ. Я получал искреннее удовольствие от каждого момента на льду.
— Как вы узнали, что будете играть вместе в день матча с «Калгари»?
— Я был четвертым, кто пришел в будущую «Русскую пятерку». Скотти (Боумэн) тогда сказал: «Ждите своего друга, пятого русского». Мы понимали, что это произойдёт, и что в какой-то момент нас выпустят вместе. Состав на игру и план обычно становятся известны утром в день матча. Тогда и узнали, что будем играть вместе. Это придало дополнительный стимул, желание. Ощущения были, как у рыбы, которую бросаешь обратно в воду, и она оживает.
— Игорь Ларионов пришел последним – пятым. Накануне этого перехода, может быть, Боумэн или кто-то из руководства «Детройта» советовался с вами или Сергеем Федоровым по поводу Ларионова?
— Да, разговоры были. Сергей это подтвердит. Мы ждали этого момента. Так случилось, что впервые мы вышли «Русской пятеркой» на Олимпийском стадионе в Калгари — там мы когда-то завоевали второе олимпийское золото. Турнир в Калгари — один из самых запоминающихся в моей жизни. Самое высокое качество игры. Лучшее, что показывала советская школа. Об этом как-то не думал, а сейчас вспомнил об этом символизме.
— У «Русской пятерки» с первых смен все стало получаться?
— Сразу все стало понятно. Контроль шайбы, взаимопонимание, перемещения — все было естественным. И Володя сразу стал подключаться к атакам. В других звеньях он играл больше в обороне, а тут получил свободу. И, конечно, контроль шайбы. Это совсем другая история, когда пятерка выходит и действует по своим законам, а соперник паникует. Это можно было почувствовать с первого момента. Против нас играть было очень сложно.
— Вы много обсуждали хоккей между собой, или все держалось на химии и инстинктах?
— Химия — однозначно, инстинкты тоже. Мы, конечно, обсуждали разные моменты. Если что-то интересное получалось, могли обсудить, как это в дальнейшем использовать в своей игре. Мы проводили время вместе, ходили на ужины, общались семьями. Но в основном игра сама лилась. Понимали друг друга с полуслова. Все так получалось, иногда даже до удивления.
«Соперники говорили тренеру: «Может, ты не будешь нас выпускать против этих русских?»
— Главный феномен вашей «Русской пятерки» заключался в том, что все вы представители одной советской школы? Именно благодаря этому у вас все получилось так органично и успешно?
— Советская школа, естественно. Интересно, что у нас получилось соединить три поколения — от более опытных до молодых. У каждого была самобытность, но система, в которой мы выросли, научила нас нестандартному мышлению. Именно это и создало тот самый эффект. В Канаде хоккей был другой, там все по запрограммированным схемам. А мы привнесли вариативность и креативность.
Соперники признавались, что обсуждали нашу пятерку в раздевалке и не хотели выходить против нас. Говорили тренеру: «Может, ты не будешь нас выпускать против этих русских?» Леша Жамнов рассказывал, что, когда он в «Чикаго» играл против нас, некоторые звезды в его команде говорили: «Не хочу выходить против русских — выглядим дурачками».
— Игорь Ларионов рассказывал, что вы на льду говорили на русском и таким образом запутывали соперника. Общение на родном языке работало в плюс?
— Что-то соперники понимали по-русски, в частности, матерные слова. А вот то, что связано с игрой, нет. Это было нашим секретным оружием.
— Вы играли в паре с Константиновым, который был младше вас. Быстро нашли общий язык?
— Буквально сразу. Он еще мальчишкой играл в одной команде с моим младшим братом. Потом мы в сборной пересекались, играли на чемпионате мира. Конечно, где-то ему подсказывал. Мы с ним проводили много времени вместе, общались постоянно. Володя для меня был как младший брат. Помню финальную серию с «Филадельфией» — против этих «убийц», как мы их называли, тройки Линдроса, там все по два метра ростом и по 110 килограммов весом. Говорили: «Русских сметут, раздавят». Я Вове подсказал, как с этими ребятами расправляться. Он их там размазывал по стеклу, как будто они пушинки. Он правильно к ним подкатывался, чтобы они теряли баланс, а потом запускал их в стекло. Было смешно.
Перед этой серией Скотти Боумэн зашел в раздевалку и сказал нам, русским, перед тем как выходить на лед: «Слава, Слава, Игорь, Володя, Сергей зайдите в тренерскую». И там он сказал: «Я не знаю, кто вас так учил, как вы это делаете, но прошу вас – ничего не меняйте». Таким образом, он нас поддержал, потому что пресса в Филадельфии на нас ополчилась. Константинов сыграл свою лучшую серию как раз в финале с «Филадельфией».
— Интересно, что Скотти Боумэн никогда не выпускал вашу пятерку в большинстве. Как он вам это объяснял?
— Мы это никогда не обсуждали, потому что план на игру — прерогатива тренера. Думаю, у него просто было свое видение игры.
«Спустя много лет Горди Хоу спросил: «Зачем ты меня на бедро поймал тогда?»
— С какими ожиданиями переходили в «Детройт» в 1994 году?
— Это было неожиданно. Обычно с тобой никто не согласовывает обмен. Позвонил генеральный менеджер «Нью-Джерси» Лу Ламорелло, вызвал к себе в кабинет и сказал: «Принято решение тебя обменять. Был звонок из «Детройта». Они в этом году явные фавориты Кубка Стэнли. Нам не очень хотелось тебя отдавать, и хозяин клуба к тебе очень хорошо относится, но мы понимаем, что это твой шанс выиграть кубок». В любом случае ощущения при обмене не самые приятные. С другой стороны, я понял, что появился шанс поиграть с нашими ребятами. И с радостью полетел. Понимал, что лечу на встречу чему-то интересному.
25 000₽ ФРИБЕТАМИ ОТ LEON— Вы рассказывали, что в «Детройте» сидели на месте Горди Хоу и в первый сезон играли с его сыном. Чувствовали ли ответственность?
— Самое интересное, что в том сезоне мы проиграли в финале моей бывшей команде «Нью-Джерси». Судьба! Они нас обыграли 0-4. И понятно почему: мы быстро прошли три круга, и из-за долгой паузы перед финалом потеряли ритм. Мы сидели почти десять дней без игр, и это нас подкосило. Проиграл бывшей команде, которая меня поменяла, чтобы я выиграл кубок. Это был еще один стимул его взять. Конечно, лучше бы таких стимулов не было, но судьба распорядилась так.
О Горди Хоу у меня есть история. В юности играл против него в матче с «Хартфордом», применил против него силовой прием — поймал его на бедро. Потом это превратилось в драку «команда на команду». Спустя много лет в «Детройте» сидел на его месте в раздевалке и играл с его сыном. Он был на моей первой игре в Детройте. Помню, как объявили по стадиону, что сегодня на игре присутствует Мистер Хоккей, так зал пять минут аплодировал. Это еще раз говорит, какое там было отношение к ветеранам в НХЛ. Хоу после игры зашел в раздевалку, сказал: «Slava, welcome». А потом в конце спросил: «Зачем ты меня на бедро поймал тогда?» Я говорю: «Горди, столько лет прошло». «Меня никто и никогда не ловил на бедро». Сказал: «Извини, сработал инстинкт». Он вообще часто приходил к нам на матчи.
— Своего кубка вам пришлось ждать несколько сезонов в «Детройте»: сначала поражение в финале от «Нью-Джерси», потом в полуфинале от «Колорадо». Теряли ли веру, что все получится?
— Любое поражение тяжелое. Самое главное — не опускать руки. Важно было следить за здоровьем: больше тренироваться, внимательно относиться к себе. Стимул был. Верил, что рано или поздно мы выиграем. Огромное спасибо моей семье за поддержку. И дочь родилась. Мне хотелось, чтобы она увидела папу чемпионом.
— Игорь Ларионов вспоминал, что в чемпионский сезон матч с «Колорадо», который позже окрестили кровавым, стал одним из переломных моментов, который укрепил дух команды. Действительно это событие её сплотило?
— Команда строилась не только в тот сезон. У Скотти Боумэна и Кена Холланда был чёткий план. Все складывалось шаг за шагом. Конечно, то, что произошло с «Колорадо», когда нашим товарищам досталось – чуть не покалечили их, сплотило нас еще больше. «Колорадо» был главным соперником по конференции.
«Увидел искаженные лица Володи и Сергея и понял, что ни о каком хоккее не может быть речи»
— На чемпионском льду Айзерман первым передал кубок вам и Игорю Ларионову, как старшим в команде. Для вас это было важным?
— Айзерман передал кубок мне. Приятно, что Стиви принял именно такое решение. Я тогда пригласил Игоря. Впервые в истории второй круг с кубком сделали два хоккеиста вместе. Мне казалось, что так будет более справедливо.
— Что для вас было самым ярким в те дни после победы?
— Мы выиграли дома. Когда ты видишь своих родных, болельщиков — это невероятное счастье. В Детройте было огромное количество фанатов. Я тогда уже был не мальчик — 39 лет, но эмоции были потрясающими.
Кубок Стэнли — не просто трофей, это символ труда, мужества и воли. В НХЛ нет легких игр. Каждый матч — битва, где можешь получить травму в любую секунду. Поэтому, когда поднимаешь Кубок над головой, это гордость за себя, за команду, за всех, кто прошел этот путь вместе.
Потом был парад победителей — полтора миллиона человек на улицах Детройта. Это был рекорд, который держался много лет. Люди рисовали плакаты, кричали. У каждого из нас была своя машина на парад, рядом были жены, дети. Это было ощущение настоящего праздника, единства.
— Не могу не спросить о страшной аварии, которая произошла вскоре после победы. Вы сразу поняли, что Константинов не сможет вернуться в хоккей?
— Я участвовал в судебном процессе по этому делу. «Детройт Ред Уингз» не очень порядочно поступили с нашими ребятами. Они не признали, что это было командное мероприятие, которое подпадало бы под страховку. В таком случае семьи ребят могли бы получить по суду крупные компенсации. Примерно в эти же сроки кто-то в Макдональдсе ошпарился горячим кофе и получил десятки миллионов долларов. Здесь же лимузин был нанят командой, поляк Гнида на скорости 150 км в час влетел с нами в дерево. Позже во время «Зимней классики» владелец команды спросил у меня: «Слава, ты считаешь, мы неправильно поступили?». Я сказал: «Да, вы были совсем не правы».
Мне повезло, что я практически не пострадал. Когда очнулся после страшного удара, увидел искаженные лица Володи и Сергея. Понял, что ни о каком хоккее не может быть речи. Это была ужасная трагедия. И да, поначалу все надеялись, что Володя сможет восстановиться. Но повреждения были слишком тяжёлые.
По нашей с русскими ребятами инициативе был создан фонд вместе с командой. За счёт разных мероприятий собрали больше миллиона долларов, которые передали семьям пострадавшим.
Ужасная трагедия. Высшая несправедливость. Следующий сезон мы посвятили Володе. На майках у нас были нашивки «Верим» на русском и английском. Володя остался частью нашей команды навсегда.
— В следующем сезоне это была идея вас, русских ребят, сразу на чемпионский лед пригласить Владимира и вместе с ним поднять Кубок?
— Само собой. Когда я вспоминаю — у меня мурашки. Когда на весь стадион в Вашингтоне объявили Володю, и он, на коляске, вместе со своей женой и моей женой, которые его везли, появился на льду... Было ясно, какой должна быть финальная часть, кто первым получит Кубок после капитана.
Это был трогательный момент. Весь стадион в Вашингтоне, заполненный до отказа, не ушел до конца церемонии. Хотя, конечно, фанатам было тяжело находиться там — их команда проиграла. За состоянием Володи следила вся Америка и Канада. Было до слёз.
— Константинов был на пике своей карьеры. Мог сделать ее не хуже, чем у Никласа Линдстрема?
— Они разные. Но Володя, естественно, должен был стать самым высокооплачиваемым защитником на тот момент. Как раз он закончил сезон и стал неограниченно-свободным агентом и должен был подписать, по моим представлениям, самый дорогой контракт для защитника. Он находился в фантастической форме, был на пике. Ему было еще играть и играть. Это был защитник топ-уровня.
Ещё один момент. В НХЛ могли бы вручить ему приз лучшего защитника сезона. Это тоже показалось очень несправедливым. Многие тогда считали, что он достоин этого признания.
— «Русская пятерка» — уникальная история, которую вспоминают спустя тридцать лет. Как вы думаете, возможно ли повторение чего-то подобного в НХЛ? Или все-таки не стоит ждать?
— Всё это время пытаются что-то сделать. Будем надеяться, что что-то похожее появится. Хотя это совсем не просто. Пять человек — одна химия, одно мышление.
Связь между нами была особенная. Братство, доверие. Мы были не просто партнёрами — друзьями. Для нас это была возможность разговаривать без слов, чувствовать друг друга на льду.
Когда в «Детройте» заиграла «Русская пятёрка», это было непривычно для всех. Но именно тогда зародился современный хоккей Национальной хоккейной лиги.
