Председатель правления заявочного комитета «Сочи-2014» Елена Аникина: Мы не знали одного: сколько будет говорить Путин…
СОЧИ-2014
ТОЛЬКО У НАС
Она довела до ума один из главных олимпийских объектов в Красной Поляне. Она «вербовала» членов Международного олимпийского комитета (МОК), чтобы те голосовали за Сочи. Ее знания и обаяние внесли внушительный вклад в общую гватемальскую победу: выступление этой женщины на сочинской презентации во время 119-й сессии МОК стало одним из самых запоминающихся. Знакомьтесь – Елена Аникина.
«ПЕРВЫМ ОБ ОЛИМПИАДЕ ЗАГОВОРИЛ… ФЕТИСОВ»
— Елена Романовна! Как вообще вас, директора административного департамента «Интерроса», в Заявочный комитет занесло?
— Изначально в Заявочном комитете решили объединить три силы — власть города Сочи, Олимпийский комитет России и бизнес. По два представителя от каждой из них и вошли в правление.
— Чем оно конкретно занималось?
— На деле у нас орган был совещательный. Когда у Заявочного комитета возникали непреодолимые трудности, мы собирали правление и думали, как их решать. И в итоге успешно решали, потому что в правлении собрались люди, которые способны урегулировать проблему в любой области. Этим наш ресурс и был уникален. Я, как вы понимаете, в данном случае была депутатом от бизнеса, подключала к решению вопросов бизнес-сообщество. «Интеррос», напомню, с самого начала являлся одним из учредителей заявки, сразу выразив готовность инвестировать средства в ее продвижение.
— С «Интерросом» понятно – эта компания в начале века загорелась идеей создания в сочинских горах горнолыжного курорта мирового уровня «Роза Хутор». Но почему в правление Заявочного комитета выдвинули именно вас?
— Очень просто – с апреля 2003 года я как раз являлась председателем совета директоров компании «Роза Хутор». То есть полностью вела этот проект.
— Вас его вести по разнарядке отправили? Или учитывая склонность к спорту?
— У меня, конечно, есть спортивный разряд – по художественной гимнастике. К тому же на горных лыжах я кататься люблю. Но «Розу Хутор» мне поручили вовсе не поэтому. Ведь что такое горнолыжный курорт на первом этапе? Это прежде всего строительство. Вот и посчитали, что мой опыт взаимодействия с иностранными партнерами, умение организовывать тендеры пригодятся. К тому же один маленький горнолыжный проект мною был к тому времени уже реализован: на нашей подмосковной базе отдыха имеется крошечная горнолыжная трасса, — Елена Романовна иронично улыбается.
— Вы с самого начала держали в уме, что в «Розе Хутор» можно проводить олимпийские состязания?
— Нет, конечно, что вы! Сначала и речи об этом не было.
— Когда же об этом заговорили всерьез?
— Насколько я помню, даже не Потанин (глава «Интерроса». – Прим. ред.) первым на мысль об Играх навел, а Фетисов (руководитель Росспорта. – Прим. ред.). Он как-то пришел на презентацию по «Розе Хутор», которую подготовила канадская компания. И по окончании неожиданно для всех попросил ее президента посмотреть на всю концепцию курорта с точки зрения перспективы проведения там Олимпиады.
— И ваш холдинг этот поворот энергично поддержал.
— Еще бы! Одно дело — строить горнолыжный комплекс в том месте, где не решены проблемы с энергетикой, дорогами, прочей инфраструктурой. Совсем другой вопрос, когда двигателем инфраструктурного прогресса в регионе выступают Олимпийские игры.
«МЫ РЕПЕТИРОВАЛИ ПО ЧЕТЫРЕ ЧАСА»
— Мне кажется, вы преуменьшаете свои отношения с большим спортом. У многих мурашки по коже побежали, когда вы на гватемальской презентации заявки с жаром вспоминали о своей работе на московской Олимпиаде.
— В 1980-м я была студенткой Института иностранных языков. А тогда все люди, которые владели иностранными языками, были так или иначе приобщены к организации Игр. В течение целого года у нас был специальный курс, на котором мы изучали олимпийскую лексику. По окончании даже сдавали экзамен, после чего нас распределяли. Меня отправили работать с интуристами, в основном с европейцами, скандинавами. Была у них гидом-переводчиком.
— И какое самое яркое олимпийское впечатление?
— Церемонии открытия и закрытия.
— Плакали, когда мишка улетал?
— Да вы представить себе не можете, как! Мне было 19 лет. И однажды утром я проснулась в другой стране. В другой Москве, в которой вдруг стало удивительно чисто. В которой появились невиданные вещи в магазинах. И все друг друга любят, и все улыбаются, и полное счастье! А тут праздник заканчивается – мишка прощается с нами… Трагедия натуральная.
— Все эти олимпийские эмоции вам здорово удалось выплеснуть во время презентации в Гватемале, про русскую душу и особенное гостеприимство к месту ввернули. Говорят, все выступления – плоды кропотливой работы с западными консультантами.
— Мы прилетели в Гватемалу за пару недель до начала сессии МОК. В аэропорту нас поджидал трансфер, который сразу отвез за
— Прямо так сразу, с самолета, – и к ним в лапы?
— В первый день нас никто не трогал – дали возможность спокойно разместиться, акклиматизироваться чуть-чуть. Но уже вечером под дверь сунули конверт с насыщенной программой дня следующего.
— Во сколько начинались репетиции?
— В 11 утра.
— Сколько длились?
— По четыре часа.
— Где проходили занятия?
— Был арендован целый зал, в котором максимально была воссоздана обстановка того помещения, где нам предстояло выступать.
— Сколько человек с вами работало?
— Человек восемь англичан. Они помогали с произношением. Учили, как вести себя на сцене. До мельчайших деталей все отрабатывали: как смотреть в зал, как улыбаться, как вставать, как дышать. Речи переделывались бессчетное количество раз!
— Видно, не зря консультанты по 30 тысяч долларов в день получали.
— Откуда такие баснословные цифры? И близко такого не было. Уж поверьте мне, я все бюджеты своими глазами видела. Хотя получали наши помощники, конечно, достойно. И эти деньги они отработали с лихвой. Они не только поднатаскали нас чисто в профессиональном плане, но и оказывали мощную душевную поддержку. Скажем, как только я начинала нервничать, один из консультантов – Эндрю Крейг – всегда говорил: «Лена, не волнуйтесь! Совсем скоро наступит день, когда вы услышите: «The winner is Sochi!» – «Эндрю, ну почему вы так уверены?» — спрашиваю. «Я не работал ни с одной проигравшей заявкой, — невозмутимо отвечает Крейг. – Ваша победа – вопрос моей чести». И я сразу успокаивалась.
ФАБРИКА ЗВЕЗД
— Что было самым сложным в процессе подготовки к презентации?
— Выдержать регламент. Уложиться в эти самые 45 минут. Ведь спортивный закон суров: не успел – отключают микрофон. При этом мы не знали, сколько займет речь Президента Путина. Не сразу к нам присоединились вице-премьер правительства Жуков и Фетисов. Первые дни текст за них на репетициях читали сотрудники Заявочного комитета. Но ведь у каждого – своя специфика речи. Кто-то говорит быстрее, кто-то делает паузы. Поэтому сбить все речи под нужный хронометраж было трудно.
— Вам тоже приходилось все время переделывать текст?
— Нет, в этом плане мне повезло. Все-таки мое выступление задумывалось как сугубо эмоциональный всплеск. Оно не должно было нести информации об олимпийской инфраструктуре или о чем-либо подобном. Поэтому я продумывала его сама. Мне казалось, что за полтора года общения с членами МОК я поняла, что они хотят услышать, на какие нотки надо нажимать в разговоре с ними. Я успешно протестировала свои идеи еще в Сочи, во время визита Оценочной комиссии. После чего окончательно определилась, о чем нужно говорить на презентации.
— Нарисуйте-ка тогда духовный портрет среднестатистического члена МОК.
— Ему, естественно, нужно, чтоб развивались идеи спорта. Чтоб будущая столица предоставляла определенные гарантии. Но помимо этого для моковцев очень важен человеческий фактор. Ведь МОК – эдакий частный клуб со своими законами. И он фанатично требует их уважения. У МОК ничего нельзя требовать – можно только попросить. У нас же часто проскальзывала мысль: Россия заслужила, нам должны дать Игры. С МОК же, считаю, такой напор не проходит. Здесь важен был вопрос доверия. И я всеми силами пыталась показать, что нам, россиянам, можно доверить Олимпиаду.
Дабы не снижать эффекта искренности, я даже отказалась менять нюансы своей речи в сторону более правильного английского. Сразу сказала консультантам: лучше я буду говорить на более примитивном языке, но зато слова будут идти от самого сердца. И не дай Бог мне заглянуть по ходу речи в какую-нибудь бумажку. Я даже на репетициях просила отключать все мониторы с подсказками.
— Были такие мониторы?
— Да там все было по последнему слову техники оборудовано. Целая телестудия. Каждое выступление записывалось на камеру. Потом мы смотрели его с консультантами, выискивали огрехи. В общем, фабрика звезд своеобразная была.
— Можно еще с подготовкой команды к ответственной игре сравнить. Уединение на загородной базе. Тренировочный зал. А потом – предматчевое занятие на стадионе, где завтра состоится поединок…
— Было и такое. Как и всем остальным, нам разрешили провести две репетиции на будущем поле боя. Первая – трехчасовая. На генеральную был отведен всего час. Меня по-настоящему поразило, как вели себя члены нашей делегации, представляющие Правительство России. Эти большие начальники, приезд каждого из которых в любую страну – уже событие мирового значения, безропотно исполняли команды распорядителей из МОК, никак не подчеркивая своего статуса. А окончательно сразил меня глава Министерства экономразвития и торговли Герман Греф, который в какой-то момент произнес: «Коллеги, что-то как-то мы не слишком организованно в зал вошли. Давайте отработаем этот момент еще раз». Это ли не свидетельство того, насколько все были заряжены на победу?
— Путин не участвовал даже в генеральном прогоне?
— Нет.
— То есть вы до самого последнего момента не знали продолжительности его речи?
— Нет. Никто, я думаю, не знал. Потому что накануне голосования я общалась с людьми из службы президентского протокола, и они взволнованно сообщили мне, что речи этой до сих пор никто не слышал и даже не видел.
— И вот он вышел на сцену и начал на английском, а закончил – на французском.
— Мы все были в шоке. В хорошем смысле этого слова. Причем я как никто другой понимаю, чего это ему стоило. Консультанты ведь и меня пытались заставить сказать пару фраз на языке Пьера де Кубертена. Типа ты, Лена, после иняза, если не тебе, то кому?
Я искренне пыталась вызубрить эти два предложения. Но как человек, не в первый раз работавший с иностранным языком, я понимала, что звучу ужасно. Что, как попугай, произношу бессмысленный для себя набор звуков. В итоге поняла, что все это может смазать впечатление от основной части моей речи. Консультантам пришлось согласиться и избавить меня от дополнительного стресса.
«УЛЫБАЕМСЯ И МАШЕМ»
— В Гватемале вы только репетировали или же на вас возлагались еще какие-то функции?
— Безусловно, возлагались. С 1 июля в Гватемалу начали съезжаться члены МОК, и нам надо было постараться еще раз напомнить каждому из них о преимуществах нашей заявки.
— Легко сказать, но, наверное, трудно сделать?
— Вот именно! Этот формат мы с Дмитрием Чернышенко (гендиректором Заявочного комитета. – Прим. ред.) называли «улыбаемся и машем». В семь часов утра надо было спуститься на завтрак в отеле «Интерконтиненталь», где остановилась олимпийская семья. Строго в деловом костюме. Твоя задача – со всеми поздороваться. Тем самым лишний раз о себе напомнить. С кем-то по возможности договориться о встрече.
— Не слишком приятная, сдается мне, функция. Навязываться приходится…
— Психологически действительно очень сложно было работать. Не подойдешь же и не скажешь в лоб: так, стойте здесь, я вам сейчас про Сочи расскажу. К каждому свой подход нужно искать. Начнешь с одним разговаривать, чувствуешь – отсутствует интерес. «Извините», — говоришь и отходишь быстренько.
Бывало и иначе. Встречалась с принцессой Норой из Лихтенштейна. Мне консультанты столько всяких условностей нарассказывали, которые надо соблюдать при общении с ней, чтобы не ударить лицом в грязь. Строго-настрого наказали, о чем можно говорить, о чем – ни в коем случае. Приезжаю на встречу и – вижу перед собой обыкновенную женщину. Со своими слабостями, старыми, как мир, семейными проблемами. И выкинула я сразу из головы всю эту внушенную мне консультантами концепцию! Стала называть ее просто Норой. Выяснила, что дочки у нас почти ровесницы. Мы с ней обсудили, как девочки этого возраста встречаются с мальчиками. И как сделать, чтоб дети тебе доверяли. Мы говорили, как две подруги. Очень жаль, что в итоге она до Гватемалы так и не доехала.
— Общались со всеми, кто под руку попадется?
— Нет. Между собой у нас члены МОК были разделены.
— По какому принципу?
— Моими подопечными были члены МОК из тех стран, которые я посетила в ходе своей работы в Правлении. Вот я ездила в Мексику, после чего зоной моей ответственности стала Центральная Америка. По линии «Розы Хутор» я так или иначе общалась с представителями зимних федераций. Поэтому они тоже считались моими. Мужчины в основном, конечно. Все-таки женщине с ними легче общаться.
— Сколько в итоге за вами было закреплено?
— Человек двадцать пять — тридцать.
— Их список лежал у вас на прикроватном столике и, возвращаясь с очередного делового завтрака, вы ставили в нем галочки: этот завербован, этот пока нет…
— Вовсе нет! Это невозможно в принципе! Как бы вам объяснить… Вот, скажем, за время работы мы с Владимиром Потаниным очень сдружились с князем Монако Альбером, влиятельным членом МОК. И за все время общения, которое включало в себя и совершенно частные ужины, мы ни разу – поймите, ни разу! – не посчитали возможным задать ему прямой вопрос по поводу предстоящего голосования. Это не принято. Сам же он ни намека нам не дал.
— Характер нордический?
— Не только у него – у многих. Скажем, я точно знала, что швейцарцу Дэнису Освальду результаты голосования были известны заблаговременно, поскольку именно он был председателем счетной комиссии. Я его очень хорошо знала, в Москве не раз с ним встречалась. Можно сказать, что мы даже были в дружеских отношениях. И в зале, когда шла тягучая церемония объявления победителя, я минут двадцать сверлила его взглядом, как могла. Просто гипнотизировала! «Ну улыбнись ты или нахмурься, подай хоть какой-нибудь знак!» — нашептывала про себя. Ни один мускул на лице его не дрогнул.
Потом, когда мы уже победили, я подошла к нему на фуршете и спросила: «Дэнис, как вам удается сохранять такое самообладание? Или вы и впрямь не знали результаты?» — «Конечно, знал, — ответил Освальд. – Просто не имел права никому о них намекать». Меня потрясла эта дисциплина.
Впрочем, были и другие примеры. Президент Международной федерации хоккея Рене Фазель совершенно официально заявлял, что будет голосовать за Сочи.
ПРОЩАНИЕ С «ИНТЕРРОСОМ»
— Слышал, что все эти олимпийские перипетии настолько изменили вашу жизнь, что вы собираетесь покинуть «Интеррос».
— Сегодня как раз мой последний рабочий день здесь (разговор состоялся 31 июля. – Прим. ред.). По иронии судьбы я пришла когда-то в эти структуры 1 августа, а теперь покидаю компанию в эти же числа.
— Наверное, перейдете на работу в Оргкомитет сочинских Игр?
— Сейчас я выхожу на рынок труда свободным человеком. Но я очень надеюсь, что где бы я ни работала, моя деятельность будет связана с олимпийским движением. Скажу честно – я хотела бы иметь отношение к Оргкомитету. Но он еще не сформирован, а потому не до конца ясно, что это будет за структура. Если это будет организация, наделенная огромными полномочиями и такой же ответственностью, то в такой мне будет интересно поработать любым винтиком. Если же функции его членов будут размыты, а ответственность скроется, как это у нас часто бывает, за кучей советов, комитетов, то мне такой Оргкомитет неинтересен.
— Кто же, по-вашему, должен руководить монстром с огромными полномочиями?
— Очень сильный лидер, которого должен назначить лично Президент России.
— Сейчас сморожу глупость: а иностранец может Оргкомитет возглавить?
— Нет. Категорически. Это и политически неправильно, и нефункционально. Хотя иностранцы к работе Оргкомитета, естественно, должны быть привлечены. Международный опыт в данном случае неоценим.
— «Розу Хутор» не жалко оставлять?
— На уровне чувств – немножко. С точки зрения бизнеса – ничуть. Проект доведен до такого состояния, что остался исключительно технологический процесс: впрягайся да строй.
— Когда планируете там покататься?
— В начале 2009-го.
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
АНИКИНА Елена Романовна
Родилась в Москве.
В 1983 году окончила МГПИИЯ им. Мориса Тореза. Владеет двумя иностранными языками (английский, испанский).
С 1984 по 1992 год занималась преподавательской деятельностью, с 1992 по 1993 год работала менеджером по персоналу московского представительства швейцарской компании «Марк Рич». С 1993 по 1995 год – административный директор московского представительства швейцарской компании «Гленкор». С 1995 по 2001 год – советник президента Росбанка. В 2001 году была назначена директором административного департамента компании «Интеррос». С апреля 2003 года – председатель совета директоров компании «Роза Хутор». С ноября 2005 года – председатель правления Заявочного комитета «Сочи–2014».
Имеет разряд по художественной гимнастике. Активно занимается горнолыжным спортом.
Замужем, имеет двоих детей.
