Южный футбол на Северном полюсе. Матч прошел 1 апреля (кроме шуток!). При участии первопроходцев Матвея Шпаро, Бориса Смолина и при активной моральной поддержке «Советского спорта»
ЭКСТРИМ
СПЕЦИАЛЬНЫЙ РЕПОРТАЖ
Как уже сообщал «Советский спорт» (2 апреля 2008 г.), в Москву вернулись отважные путешественники Матвей Шпаро и Борис Смолин. Почти три месяца наша газета внимательно следила за их беспрецедентным – в условиях полярной ночи! – 1000-километровым переходом на макушку Земли (номера «Советского спорта» за 12, 19, 28 декабря 2007 г., 15, 19, 22, 25 января, 13, 25 февраля, 15, 17 марта 2008 г.). И, естественно, мы оказались среди тех, кто 1 апреля полетел снимать ребят с льдины. За всем происходившим на полюсе в День смеха наблюдал наш специальный корреспондент.
МАРШРУТ
Шутить начали еще в Мурманске, где 1 апреля в 0.22 сели на дозаправку. Прогуливаясь по мокрой после дождя бетонке, фотограф клуба «Путешествие» Олег Караджа незатейливо размялся на вашем корреспонденте: «У тебя вся спина белая!». Вызов был брошен. Но с ответом я не спешил: ну, не та планка, коль совсем скоро вместе с моей спиной станет белым весь окружающий мир. Белее не бывает!
В этой командировке мне вообще незачем было спешить. Первое историческое интервью Матвея Шпаро и Бориса Смолина, покоривших полюс, «Советский спорт» напечатал еще несколько дней назад. Единственный на борту мяч, которому суждено было открыть полярный сезон, ждал своего эксклюзивного часа в редакционном рюкзаке – приоритет соблюдался и здесь. И уж тем более никто из коллег, под завязку набивших Ан-72, не мог опередить мой первый тост на Северном полюсе…
На Земле Франца-Иосифа, куда мы сели в 5.03 к восторгу встречающих – очень доброжелательных и тактичных громадных псин, неосторожно подставился молодой известинец. «А как далеко на север заходят белые медведи?» – поинтересовался он на перекуре, втягивая в легкие вместе с никотином морозный (минус 26) первоапрельский рассвет. «Они вдоль оси мигрируют, – охотно поддержал разговор прессинговавший в этот день по всему летному полю Олег Караджа. – Вдоль земной». Олег, не первый раз летевший на Северный полюс, сегодня мог вить веревки из дебютантов. Проглотили мы и загадочную ось, дело с этими медведями темное, хотя и полярный день…
А завершился хит-парад Караджи в 9.28 в ста километрах от полюса, на станции Борнео, куда с восходом полярного солнца устремляются туристы со всего света. Первое, что мы увидели, спустившись по трапу на дрейфующий лед, – трех обвешанных сосульками старичков в спортивных штанах и желтых манишках, флегматично семенивших трусцой меж торосов. «Марафонцы, – с ходу определил вам уже понятно кто. – Протоптали четырехкилометровый круг и нарезают по нему 42 км».
Самое удивительное, что это оказалось правдой.
Как и то, что от Матвея и Бориса нас теперь отделяли лишь 40 минут на вертолете.
ВСТРЕЧА
В День смеха я вез ребятам весточку от Виктора Конецкого. Человека, знавшего толк в юморе (кто не читал, вспомнит хотя бы его «Полосатый рейс»). Блокадника, ставшего, возможно, самым искренним – и уж точно самым беспощадным к себе – писателем прошлого века. Капитана дальнего плавания, 14 раз прошедшего Северным морским путем. Арктика и была главным делом и болью (когда страна от Арктики отказалась) всей его жизни, которая прервалась шесть лет назад.
За два дня до 1 апреля…
В жизни много почти мистических совпадений.
Конецкий писал об отце Матвея, известном путешественнике Дмитрии Шпаро, почти тридцать лет назад проторившем лыжню на Северный полюс, – они несколько раз пересекались на полярных перекрестках Диксона и Тикси. А я накануне Дня смеха и грустной годовщины получил из Питера посылочку от вдовы Виктора Викторовича и его друзей-полярников, узнавших о моей командировке. Две книжки воспоминаний «Дорогой наш капитан» и бутылку водки. «Помяни с ребятами Витю, – попросила Татьяна. – Именно там. Это важно для него».
Мы помянули. Мне показалось, для них это было важно тоже. Они многое поняли про себя и Арктику за 84 дня, что шли к полюсу.
– Во мне появилась какая-то странная доброта, – сказал Матвей на торжественном митинге по случаю завершения экспедиции. Удивительный был митинг – без единой пафосной фразы. Откровенный, как исповедь.
– Наш маршрут проходил мимо станции СП-35, – сказал еще Матвей. – И было очень большое желание свалить с маршрута и прекратить весь этот ужас. Но мы знали, что вы следите за нами и не могли вас подвести.
Странные, чистые люди… Простоять весь гимн (три куплета с тремя припевами, без сокращений), не шелохнувшись, на 32-градусном морозе – можете такое представить? А вообразить, каково три месяца тащить через кромешную темень по гуляющим льдам сани весом 160 килограммов?..
Это был маршрут неземной красоты. Они шли не по льду, а по небу, которое накрывало их огромной, от горизонта до горизонта, мерцающей крышкой – так, что звезды вдруг оказывались где-нибудь под рукой. А когда идти становилось невмоготу, они представляли себе, что летят, – глядя на черное небо через иллюминаторы заиндевевших капюшонов и сверяя по звездам курс. Чаще всего ориентировались по Веге из созвездия Лиры, самой яркой…
«Планетарий» – второе, что к ним приходит на ум при словах «полярная ночь».
Но я сначала спросил о первом.
– Страх, – мгновенно ответили оба.
Доминирующее ощущение. Круглосуточное. Первое за явным преимуществом.
Если льды ломаются днем, можно выглянуть из палатки и убедиться: опасность далеко, в ста или хотя бы в пятидесяти метрах. И можно успеть принять решение. Когда торосы трещат полярной ночью, нельзя определить, далеко это или близко. Поэтому звук ломающихся торосов останется с ними на всю жизнь.
– На что он похож? – пытал я Матвея и Бориса. – Лязг столкнувшихся машин? Скрежет бульдозерного ножа о бетон?
– Не то… Не то…
– Железо по стеклу?
– Вот-вот, – прислушался к себе Смолин. – Такой же мерзкий и тревожный.
Мне захотелось прийти к ним на помощь. Или хотя бы себя успокоить.
– Если льды ломаются совсем рядом с палаткой, какие варианты спасения предусмотрены?
Но они не были расположены отшучиваться про главное даже в День смеха.
– Нет вариантов, – усмехнулся Шпаро. – Честно. Пойдем-ка лучше играть в футбол.
МАТЧ
В январе, когда наши герои разменяли первую сотню ночных километров, «Советский спорт – Футбол» опубликовал фоторепортаж с тренировки футбольного «Торпедо»: тренер Равиль Сабитов руководит процессом, натянув огромные валенки. Смелый эксперимент удался лишь наполовину: на старте первого дивизиона торпедовцы взяли только три очка из шести. И теперь я знаю почему: тренировать можно и в валенках, а вот играть настоящим мастерам надо в унтах! А еще лучше – в кожаных полярных сапогах весом в полцентнера каждый. Со свистом влетели бы торпедовские валенки в премьер-лигу…
Шутки в сторону, вы не видели, как терзают защиту соперников сапожищи Бориса Смолина! Как прорываются с дриблингом по краю унты Матвея Шпаро!..
Тут я, впрочем, дал маху. Какие края, когда футбольное поле очерчено горизонтами? И горизонты к тому же загибаются книзу?! Туда же вниз, к югу, то и дело улетал мяч, сразу треснувший на морозе, – мяч жалобно рвался в тепло, в Австралию или что там под нами. Но его беспощадно возвращали на центр (Земли, разумеется) и снова гнали к южным воротам (южными в этот день были и те, и другие) под оглушительный рев четырех южных трибун.
Матч «Полярники» – «Журналисты» проходил с переменным успехом. К концу первого тайма хозяева льдины, рискнувшие доверить свои ворота вашему корреспонденту (замаскировавшемуся под полярника), провели роскошную многоходовку, и Борис Смолин вколотил мяч в ближний к югу угол. В ответ журналисты провели ряд остроумных первоапрельских атак и, убедившись в каменной отмороженности вратаря (пять мегасейвов – хотите верьте…), беспринципно предложили «договорняк». Но Смолин в следующую секунду посрамил букмекеров, едва не забив второй...
Не умеют эти ребята сдавать свою игру.
А другие и не доходят до полюса.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
День смеха мы завершали в воздухе. На подлете к Москве ко мне подошел Матвей Шпаро:
– Сделал, – сказал он. И протянул листок из блокнота.
Я еще днем, сразу после футбола, попросил его написать пожелание читателям «Советского спорта». И потом раз пять напомнил: «Матвей, чего тут думать, всего и делов – одна фраза». А он все думал.
Я прочитал фразу.
– А дату почему не поставил?
Матвей вдруг смутился:
– Давай напишем 31 марта.
Тут уже поразился я:
– С чего вдруг?
– Первое апреля. Скажут, несерьезно…
Странные, удивительные люди… Смертельно рискуют в высоких широтах и боятся высоких слов. Понимают друг друга с полувзгляда и по-детски теряются перед праздным непониманием. Яростно вкалывают на разрыв всех жил (оба потеряли по 15 кило) и трогательно грустят по Луне, уходившей от них через каждые четырнадцать дней. Ну как и вправду поверить, особенно 1 апреля, что такие люди существуют всерьез…
Два года назад на полюс попытался прийти ночью норвежский путешественник Берг Оусланд. Для этого ему нужно было финишировать до 21 марта, даты весеннего равноденствия, с которой начинается отсчет полярного дня. Норвежец опоздал всего на 48 часов во времени. И безнадежно – в истории освоения Арктики. Потому что двое россиян пришли на полюс вовремя. И стали теперь уже навсегда первыми жителями планеты Земля, наблюдавшими рождение нового дня на Северном полюсе.
Ради короткой диктофонной записи об этом и летел к ним на льдину ваш корреспондент:
– Сначала появилось что-то такое яркое, оранжево-малиновое. Такая тоненькая полосочка над горизонтом. На следующий день над горизонтом уже дымка, и полосочка сразу за эту дымку переместилась. А уже потом солнце восходило очень быстро. Боря, на что похож восход солнца? Какого цвета? Ну, я ж говорю: малиновый!
«У каждого может и должен быть свой Полюс! Матвей Шпаро, Борис Смолин 1.04.2008».
Я уговорил-таки Матвея поставить несерьезную дату.
