Прыгнуть с Эвереста и выиграть. Валерий Розов – главный русский экстремал

Двукратный чемпион мира по парашютному спорту Валерий Розов рассказал «Советскому спорту» о том, что выше гор могут быть только горы, почему сыновья не пошли по его стопам, а также рассказал, в чем главная проблема русского футбола

Вечная молодость, семь вершин, покорение Эвереста

- Валерий, в чем секрет вечной молодости?
- На самом деле, я не занимаюсь спортом, как таковым. Со спортивным альпинизмом и парашютным спортом я закончил еще в 2004 году. Непосредственно как спортсмен больше не выступаю. Делаю проекты, которые кажутся интересными людям, которые меня поддерживают. Благодаря сотрудничеству с ними, я совершаю прыжки.

Если бы я занимался одним видом спорта всю жизнь, то, конечно, чувствовал себя ветераном, а так я переключаюсь с одного занятия на другое. И мне интересно, и людям, это позволяет сохранить мотивацию. Каждый раз что-то новое для себя пробуешь.

Соревнования приедаются, по себе знаю. Один раз ты выиграл, допустим, чемпионат мира, и очень тяжело заставить себя продолжать и двигаться дальше. Понимаешь, сколько средств, сил и времени нужно потратить для того, чтобы добиться того же самого.

А здесь у меня все разное. Разные горы, разные проекты. Мне это не надоедает и, напротив, даже мотивирует.

- Уже был Эверест и Мон-Блан, покорена высота 7000 метров. Что дальше?
- Человека мотивируют цели, которые он перед собой ставит. Мотивирует серьезная работа над собой а также то, что ты будешь первым, кто совершит такой прыжок. Какой бы дурью это не выглядело со стороны, мол, что за чудак, с гор прыгает, для тебя все выглядит иначе, чем для стороннего наблюдателя.

Я, как альпинист, хорошо знаю какие известные горы самые сложные, прекрасно ориентируюсь в них. Все горы разные, там разные маршруты. У альпинистов все выглядит по другому. Допустим, если я пролез на гору по одному маршруту, то по другому маршруту мне также будет интересно ее покорить, несмотря на то, что гора та же самая.

Будут другие погодные условия, другая команда, или же вообще буду я один. Мне хотелось бы прыгнуть с точки выше восьми тысяч метров и поставить новый рекорд прыжка по высоте над уровнем моря.

У меня есть небольшая программа, которую я уже делаю три года. Называется «Семь бэйсовых вершин» по аналогии с программой «Семь вершин альпиниста», куда включены семь высших точек каждого континента.

Конечно, в пределах возможного, откуда чисто физически можно прыгнуть. Сейчас у меня есть прыжки с четырех таких точек, над остальными тремя я работаю (улыбается).

- От чего исходит наибольшее удовольствие при совершении прыжка: выделение адреналина, созерцание горных красот, восхождение или сам полет?
- Эстетика, которая тебя там окружает, не может не восхищать. Горы нравятся не всем, но если они тебе нравятся, то вид с них никогда не надоест. Потом это момент самореализации, каждый прыжок продумываю сам, готовлю его.

Последняя экспедиция длилась месяц, в ней участвовало много людей, и завершилась она успешно. От самореализации получил колоссальные эмоции. Ради адреналина занимаются прыжками, если только в начале карьеры, а когда ты прыгаешь много лет, даже сильнейшие эмоции становятся привычными.

Ни для меня, ни для людей, которых я знаю, адреналин не является достаточной мотивацией, чтобы прыгать.

- Страх перед прыжком остается или уже нет?
- Остается, потому что срабатывает инстинкт самосохранения. Ты понимаешь, что сейчас произойдет или может произойти, поэтому ты не в состоянии не то что контролировать себя... Просто проявляется инстинкт.

Еще раз повторюсь, что даже такие сильнейшие эмоции становятся привычными, то есть перед прыжком я знаю, что страх появится в определенный момент. Вышел на сложное место для прыжка, стою и смотрю вниз.

Принимаю решение: прыгать или не прыгать. Знаю, что буду волноваться и переживать. Не знаю насчет страха, но сильное волнение точно есть. Знаю о нем заранее и спокойно это чувство через себя пропускаю, как и любое другое.

- Бывали моменты, когда решали, что не надо прыгать?
- Бывали, но не по причине страха. Просто бейсджампинг зависит от погоды. Нельзя прыгать, когда сильный ветер или когда облачность закрыла линию полета. Таких решений было довольно много. Они принимались из соображений безопасности и здравого смысла. А отмены прыжка из-за того, что меня трясет перед ним, не было (смеется).

- Долго ли проходит подготовка к прыжку? Сколько готовились к тому, чтобы прыгнуть с Эвереста?
- Подготовка очень сложная, потому что она мультиспортивная, необходимо поддерживать как альпинистские навыки, так и навыки в парашютном спорте, потому необходимо на аэродроме в комфортных условиях тестировать новое снаряжение.

В горах, где надо прыгать, все по другому: другая техника, другая психология, другая логистика. Поэтому мне необходимо поддерживать физическую форму. Это, в основном, кардиотренировки – большие нагрузки при восхождениях.

По всем этим направлениям приходится работать, причем в разных местах, постоянно этим и занимаюсь. В Москве это обычные тренировки и тренировки на аэродроме, а в горах альпинистские и, соответственно, сами прыжки.

В этом основная сложность подготовки. Эверест действительно стоит особняком, даже не из-за рекордной высоты, а там было для меня много нового. Это была новая высота, никогда не был альпинистом-высотником, занимался технически сложными восхождениями, лазил по стенам и тренировал другие сложные лазания, высота не интересовала никогда.

Здесь была большая высота, был вызов чисто спортивный, никто никогда не прыгал с такой высоты. Очень была короткая вертикальная часть в начале. Этот костюм с крыльями как обычное крыло у парашюта или параплана. Только я не под стропами там вишу, а мое тело как бы внутрь засунули. Костюм надувается и как крыло начинает лететь, но если параплан наполняется воздухом, когда ты разгоняешься по склону, парашют вбирает в себя воздух, когда раскрывается, то здесь я просто падаю со скалы какое-то время.

Мне нужна хоть какая-то, пусть даже и небольшая, вертикальная стенка, вдоль которой я просто буду падать в ожидании того пока костюм наполнится воздухом и уже начнет лететь. Вот эта разгонная часть на Эвересте была очень короткой.

Я не знал как костюм поведет себя на такой высоте в разреженном воздухе, насколько я быстрее буду падать, хватит ли мне этой высоты или не хватит, потому что она была на грани возможного.

Не только технически и материально нужно было подготовиться к этому проекту, сделать новый костюм, но и ментально. Хотя в прошлом году я побил этот рекорд, прыгнув с восьмитысячника Чо-Ойю в Китае, но Эверест помню именно тем, что я два года готовился к нему.

- Серьезных происшествий с вами не было. Вы не допускаете ошибок?
- Тьфу-тьфу-тьфу, серьезных травм, связанных с прыжками, у меня практически нет, только мелкие. Все травмы случались по глупейшим причинам, самая серьезная вообще случилась на фрирайде: сильное сотрясение мозга, перелом бедра...

Происходит это из-за того, что ты начинаешь проецировать свои навыки на другие области, в которых не являешься профессионалом и иногда переходишь грань, которую не надо переходить, просто потому, что ее не чувствуешь. Лезешь туда, куда не надо было лезть, попросту говоря, вот и все.

Жена, сыновья, горы и парашюты

- Каково вашей жене быть супругой русского Бэтмена?
- Думаю, что это достаточно непросто. Начиная с того, что у меня много разъездов и заканчивая тем, что когда мы познакомились, она занималась скалолазанием и много ходила в горы. С парашютом тоже начинали прыгать вместе.

Она абсолютно в теме того, чем я занимаюсь, отдает себе отчет в том, что это опасное занятие. Конечно, постоянно переживать, это непросто. Есть некая незащищенность с этой стороны.

- Как стать бэйсджампером?
- Бэйсджампинг это некая производная от парашютного спорта, потому что там используются похожие навыки и похожее снаряжение. Но у нас более жесткие условия: малая высота и один парашют.

В бэйсджампинге стресс гораздо больше. К прыжкам в парашютном спорте привыкаешь гораздо быстрее, там все стандартно. Одна и та же высота, летательный аппарат, один и тот же пейзаж внизу, плюс-минус одна и та же погода.

В бэйсджампинге все прыжки разные и ты делаешь их на фоне психологической усталости, на фоне того, что ты мерзнешь, идет дождь или ветер сильный.

Учиться прыгать в таких условиях довольно сложно и неправильно. Плюс те тренировочные объемы, которые ты можешь выполнить на аэродроме, гораздо выше, чем в горах. На аэродроме можно выполнить и десять прыжков в день особо не напрягаясь, а в горах максимум три, если совсем простые условия.

Заниматься сразу бэйсджампингом это все равно что учиться играть в водное поло, не умея плавать. Можно, конечно, делать это параллельно, что также малоэффективно. Люди сначала идут на аэродром, получают стандартные навыки в парашютном спорте, потом уже бэйсджампинг.

Бывали, конечно, случаи, когда люди приходили сразу в бэйсджампинг, но в целом люди приходят после парашютного спорта.

- Со зданий давно не прыгали?
- Сейчас только горы. Раньше я понемножку всем интересовался. Раньше вообще считалось, что настоящий бэйсджампер должен прыгнуть с четырех видов объектов (здание, антенна, пролет моста, земля; прим. авт.), теперь это ушло, весь тренд переместился в горы.

Прыгунам нужная большая высота, а здания, антенны, слишком маленькие. Даже самые высокие здания по перепаду высоты меньше гор. Просто не интересно с них прыгать, нет свободного падения.

- Самое высокое здание в мире, Бурдж-Халиф, это для вас не мотивация?
- Мне бы очень хотелось с него прыгнуть, но я не понимаю как туда попасть и получить разрешение на прыжок.

- Можете проанонсировать ближайшие проекты?
- Ближайший проект будет в конце мая на Казбеке. Летом экспедиция в рамках программы семи вершин в Перу. Буду прыгать с высшей точки Южной Америки.

- За другими видами спорта следите?
- Мне очень нравятся лыжи. Раз в год выезжаем на горнолыжный курорт с семьей. Но я не болельщик. Смотрю только чемпионаты мира и Европы, клубные чемпионаты не привлекают, даже несмотря на высокий уровень игры, допустим, в футболе.

Мне не интересно смотреть как сборная солянка из непонятных людей играет между собой. А на чемпионатах мира и Европы страны соревнуются. За наших можно поболеть, пока не вылетят (улыбается).

- Чего не хватает нашим футболистам, чтобы стать лучшими в мире?
- Не хватает хорошей школы, прежде всего. Как и в любом другом виде спорта должны быть люди, которые прошли этот путь от начала до конца и стали чемпионами мира.

Вот я в свое время стал чемпионом мира в новом для России виде спорта, скайсерфинге, и тут же за мной потянулись люди. Я им подсказывал, куда ездить, где тренироваться, разбирал их прыжки, еще что-то. И через какое-то время мои ученики стали чемпионами мира. Когда есть люди, которые прошли этот путь и могут тебя им провести (в спорте это называется школа) тогда вырастают целые плеяды чемпионов, которые друг за другом передают вот этот победный опыт, у нас его.

Ну и банально в футбол негде поиграть. Выборка людей, из которых отбирается так называемая элита, очень маленькая. Просто людям негде пойти поиграть в футбол. В Германии чуть ли не в каждом дворе футбольные стадионы, все дети играют в футбол, и у кого появляются хоть какие-то таланты, его сразу легко заметить и привлечь.

У нас же для этого нужно, чтобы родители отдали ребенка в футбольную школу, и он оказался способным. Количество людей, из которых отбирают будущих звезд, очень ограничено. К примеру, в районе где я живу одно поле, а в нем живут десятки тысяч людей.

За сумму, затраченную на строительство «Крестовского», можно было выстроить стадионы уровнем немногим выше школьного, чуть ли не в каждом городе России. Зачем были потрачены такие деньги, не понимаю.

Чемпионат мира никакого стимула к развитию спорта не даст. У нас в спорте пропала массовость и общедоступность, он стал элитным. Хорошо помню, какие были возможности в советские времена и какие есть сейчас.

Дорого стало заниматься спортом. У меня все дети занимались, это не так дешево. Негде заниматься и не все могут себе это позволить. Пока футбол не будет массовым, и сборной у нас нормальной не будет.

- Ваши сыновья не пошли по стопам отца?
- Слава богу, нет. Старший работает, средний студент, младший еще учится в школе. Старшие серьезно занимались водным поло, оба были в молодежной сборной страны.

Один вырос на аэродроме, другой в горах (улыбается). Поэтому для них альпинисты и парашютисты обычные люди, а не какие-то герои экрана. Поэтому поездка на аэродром у них больше вызывает изжогу, чем желание приобщиться (смеется).

- То есть вы их не отговаривали?
- Я сказал, что ни капельки им не дам, если вдруг появятся такие дурацкие мысли (улыбается). Выросли и сами определились, зачем мне толкать их на такие опасные занятия.

- А сами прошли бы заново этот путь?
- Да, к себе иначе относишься, чем к детям. Выбрал бы тот же самый путь, просто с детства был фанатом альпинизма вместе со старшим братом. Читали книжки про горы, собирали фотографии, статьи в журналах, все-все-все. Странное увлечение, и как только я подрос, попал в горы, и начал фанатично этим заниматься. Так все счастливо сложилось, не хотел бы ничего поменять.

- А как перешли из альпинизма в бэйсджампинг?
- Парашютный спорт в моей жизни вообще появился случайно. После института призвали в армию, попал в спортроту, занимался там альпинизмом.

Когда развалился СССР, нас сократили, и в 1992 году я попросту оказался на улице. Я к тому моменту уже был профессиональным спортсменом и зарабатывал этим деньги.

Пришлось отвлечься от всего этого, заново устраивать свою жизнь, искать возможность зарабатывать и так далее. Будучи альпинистом, в конце восьмидесятых у нас было такое увлечение – полеты на парапланах. Ты забираешься в гору, а сверху не спускаешься, а улетаешь. Это было настолько поразительно для альпинистского сознания, что многие увлекались.

То есть я к тому моменту представлял, что такое полеты под крылом. Случайно проезжая мимо Тушинского аэродрома увидел в небе купола и заехал посмотреть, что это такое. Оказалось, что это парашютисты. Мы с братом попробовали и стали заниматься. Полный набор ощущений, при этом не надо было ехать ни в какие дальние экспедиции, выезжаешь на аэродром и зажигаешь по полной программе.

Такая доступность крутого меня очень поразила, я помню. В какой-то момент настолько увлекся, что опять бросил работу, горы и стал прыгать.

- Этим можно было зарабатывать?
- Десять лет выступал за сборную России, выигрывал множество коммерческих соревнований, X-Games, например. И работа была связана с прыжками. Потом из-за того, что государство не особо поддерживает парашютный спорт и семья вынуждена жить в режиме «Все для фронта, все для победы», устал от всего этого, мотивация упала.

Раз все выиграл, два... В парашютном спорте выиграл все соревнования в мире по несколько раз. В какой-то момент просто решил остановиться и совершенно логичным образом переключился на бэйсджампинг и соединил два своих увлечения – вернулся в горы с парашютом, потому что любой спорт это спорт молодых, а здесь, совмещая разные навыки, можно успешно себя проявить.