Бонусы букмекеров
UFC: Двалишвили — Ян
Краснодар — ЦСКА
Фрибет 3000₽ от Winline
«Пожить ещё немножко и до последнего дня ходить на работу». Правила Татьяны Тарасовой
Татьяна Тарасова – величайший тренер, вырастивший множество талантливых фигуристов и квалифицированных специалистов по всему миру. Всего её подопечные завоевали 42 золотые, 17 серебряных и 6 бронзовых медалей главных международных стартов: Олимпийских игр, чемпионатов мира и Европы. Недавно легенде отечественного спорта исполнилось 78 лет. И по сей день она живёт фигурным катанием и следит за всем, что происходит в этом красивом многогранном мире. В эксклюзивном интервью корреспонденту «Советского спорта» Татьяна Анатольевна рассказала о своём детстве, семье, тренерской карьере и учениках, а также прокомментировала отстранение российских фигуристов и допуск на олимпийский отбор. Кроме того, в конце беседы она затронула важную для неё тему.
– Вы рассказывали, что вас с детства воспитывали как мальчика, потому что папа хотел сына-хоккеиста после первой дочери. Каким было ваше детство? Насколько было непросто девочке?
– У меня детство было, как у всех детей, родившихся в 1947 году. Прекрасное детство, прекрасная семья. У меня была старшая сестра, между нами – шесть лет разницы. Мой папа был уже тогда выдающимся хоккейным тренером. Мама тоже работала в спорте. Две бабушки, один дедушка. Зимой жила с одной бабушкой, а летом – на даче у другой бабушки с дедом. Подвижная была девочка. В четыре года отдали кататься, что я и продолжаю делать до сегодняшнего дня.
– Не было желания стать хоккеисткой или футболисткой?
– В те годы не было ни хоккея женского, ни футбола. И меня отдали в фигурное катание. Это близко к папиному делу, всё на коньках. Вот я в нём и осталась на всю жизнь. Так что я очень благодарна своим родителям. И считаю, что самое большое дело, которое может сделать любой родитель для ребёнка, – это помочь определить ему профессию. Тогда ребёнок будет счастлив на всю оставшуюся жизнь.
– Вы ушли из профессионального спорта очень рано, в 19 лет. Какие мечты и цели у вас были на тот момент как у спортсменки? Что вы чувствовали, когда поняли, что кататься больше невозможно?
– Как у спортсменки были мечты кататься. Такой мечты занять первое место не было особо. Хотя я занимала с Жорой Проскуриным первые места. Мы хотели быть очень хорошими, замеченными, делать своё дело лучше, чем другие. Что я и делала. Но потом, когда выломалась, не успела осуществить свои мечты. Поэтому мне очень сложно было понять, что мне делать, на какую работу идти. Мне было 19 лет. И я была в серьёзных раздумьях по поводу работы. Все мои подруги танцевали у Моисеева. Я много знала из того, что им дают на репетициях, и хорошо владела своим телом. Ноги тоже были приспособлены, я дробила. И хотела поступать танцевать дальше. Но понимала, что с руками ничего не сделаешь. Они как вылетали, так и будут вылетать. Хоть здесь, хоть там. И папа мой сказал: «Дурью не майся! Встала, пошла на каток. Помогай всем, кто захочет у тебя тренироваться. Возьми детей». Ну я так и сделала. И всё. А дальше уже как получилось. А получилось неплохо.
– Откуда у вас эта любовь к танцам?
– Любовь к танцам у меня всегда была. Я и в хореографическое Большого театра поступала, но оказалась в числе последних девочек. До этого был конкурс колоссальный, а в конце осталось 25 человек. И вот нас троих вывели.
– Насколько было тяжело в 19 лет начинать тренерскую карьеру? Сталкивались ли с какой-то предвзятостью, с какими-то сложностями?
– Мне никогда не было тяжело. Я любила то, что делаю, и была с головой погружена только в это. Вообще от настоящей хорошей работы, которую ты любишь, не устаёшь. И я не уставала. Просто потом количество часов, которое я работала, увеличивалось. И, может, это когда-то давало какую-то усталость. Но вообще такого слова я не знала.
– То есть вам отдых от фигурного катания не нужен?
– Нет, нет. Это моё любимое дело, и я не понимаю, почему надо отдыхать.
– Вы говорили, что смотрели множество балетных спектаклей, смотрели всё по тысячу раз в Кремлёвском дворце и в Большом театре. Какие постановки, спектакли больше всего запомнились и что сильно вдохновило?
– Вдохновляло всё. И без вдохновения работала. Но смотрела всё, что у нас шло. И в Большом театре, и в театре Станиславского, и в Кремлёвском дворце. Конечно, к нам уже стали приезжать всякие компании танцевальные. Это я тоже всё смотрела. Занимаясь своим делом, нужно же улучшаться. А улучшаться за счёт чего? За счёт того, что ты много смотришь на тех других, которые занимаются для тебя полезным делом.
– Несмотря на то что тренерскую карьеру вы начали в достаточно юном возрасте, вы никогда не тренировали совсем маленьких детей. Почему?
– Просто так получилось, что я начала не сызмальства брать, а 13-14-15-летних.
– Папа не баловал вас комплиментами и коллегой назвал только после пятой победы учеников на Олимпийских играх. Что это значило для вас? Ждали ли вы признания от папы?
– Я работала и ничего не ждала. Ждала только того, чтобы со своими спортсменами выиграть соревнования, стать лучшими, кого-то обыграть, потому что они этого заслуживали. Ну, конечно, когда папа это сказал, мне запомнилось это на всю жизнь. Папа – это легендарный и незабываемый тренер для всех тренеров всего мира, лучше которого я не знаю. Пока живу, не видела и не знаю.
– Вы рассказывали о сборе профессиональных тренеров в Бостоне, куда приглашали вашего папу. Все канадские тренеры ему стоя аплодировали. И вы тогда сказали, что за океаном люди всё о нём понимают и ценят, а у нас – зависть страшная. Почему так?
– Да, стоя аплодировали. Мы были с сестрой там. Папа делал много для отечественного спорта. Потом иностранцы стали брать этот опыт, смотреть на него и приезжать сюда тренироваться, смотреть его тренировки. Всё это было тогда, когда ещё народ не так заинтересован был, не так знал, как сегодня знает, смотрит и любит хоккей. Но папу полюбили ещё тогда. Мы скромно жили в двухкомнатной квартире на Соколе. Я, сестра, мама, папа и бабушка. И даже ни у кого не было мысли, что можно жить в трёхкомнатной квартире. Мама один раз сказала папе: «Толя, нас много. Хорошо бы мы эту квартиру сдали, а нам бы дали трёхкомнатную», – потому что все вокруг получали квартиры. Папа сказал: «Тебе, Нина, советская власть дала жилплощадь, вот на ней и живи».
– Ещё одна ваша цитата: «Если бы отец был сейчас, мы бы не проигрывали никогда, потому что с ним это было невозможно». Чего, на ваш взгляд, не хватает современному хоккею?
– Да многого не хватает. Дело же не в деньгах, которые они получают сейчас. И тогда ничего не получали. Дело в посвящении себя хоккею. Папа всё знал, что делать с хоккеем: как тренироваться, сколько тренироваться, зачем тренироваться, на чём тренироваться, какими видами спорта ещё заниматься. Он пример для всех. Плюс, конечно, то, что Господь Бог в него вложил.
– Тренировки Тарасова называли издевательством над спортсменами: бегали с ломами по льду, привязывали себя жгутами к борту и прыгали в бассейн с клюшками. На ваш взгляд, издевательство ли это?
– Только идиоты могут говорить, что это издевательство. Тренировки были изумительные. Смотреть их было незабываемым действом.
– Вы присутствовали на тренировках?
– Да, конечно. Я рядом каталась. Ну и когда не совпадает время, можно забежать и посмотреть. Всегда были полные трибуны. Мне кажется, что на Ленинградском проспекте никто не работал во время тренировок Тарасова. Все шли в ЦСКА. Тогда не было закрыто, никаких пропусков не было. Просто приходили люди со всех предприятий, которые были на Ленинградском проспекте. Военные тоже. Все знали, во сколько у него тренировки, и заполнялся зал.
– Вы много и с большой любовью вспоминаете про своего отца. А какой была жена легендарного тренера?
– Я удивляюсь даже, что папа выбрал маму. Он настолько точно её выбрал себе для жизни, что приходится просто удивляться. Мама была очень сильная, очень нежная, очень правильная, очень хорошая, работающая, любящая и понимающая его, преданная, обожающая нас, детей. Она тоже не знала, что такое слово «устала». Поэтому и дети все: и Галя, и я, – у нас профессии. Галя в школе русский и литературу преподавала. Все учились и работали сами. Мама была совершенно уникальная, её помнят все мои друзья, потому что она была просто рыбка.
– Не было ли конфликтов из-за того, что папа был полностью отдан хоккею, влюблён в него?
– Нет. Мама была очень умная. И все жёны хоккеистов, несколько поколений, приходили всегда к маме спрашивать, советоваться: «Нина Григорьевна, скажите, что делать». Мама была тем редким человеком, который говорил всегда правду, но так тактично, что никто никогда на неё не обижался, а были ей только благодарны. Это большое искусство.
– Ваш внучатый племянник Федя по-прежнему занимается хоккеем в ЦСКА?
– Да, Федя занимается хоккеем. Но он сейчас учится, тренируется и играет в Канаде. Ему 17 лет сейчас.
– Вы говорили, что папа любил читать, его любимый писатель – Чехов. Вы сами любите читать? Кто ваш любимый писатель?
– Традиционно я тоже люблю Чехова. Люблю читать, только времени, к сожалению, остаётся мало.
– Какую книгу посоветовали бы прочитать каждому?
– Для каждого – своя книга. Для меня – «Как закалялась сталь» (смеётся). Не знаю, не думала над этим.
– У вас недавно был день рождения. Как отметили?
– Я день рождения всегда справляю дома. Если какие-то юбилеи, то где-то. Дома не помещаемся. Квартира не такая большая. Но всегда справляю, всегда мои друзья приходят, и всегда – одни и те же. Новых каких-то людей или руководство, начальников не приглашаю. Только свои.
– Вы первая, кто начал делать мини-спектакли в фигурном катании. Но ваш стиль не сразу приняли. Кто что говорил?
– Да, тогда я начала делать то, что делают сейчас. Это было давно, лет 20 назад, первые мини-спектакли. Ну и что, что не сразу приняли. В конце концов это приняли все.
– Для вас фигурное катание – это больше спорт или искусство?
– Да и то, и другое. Это фигурное катание.
– Есть ли что-то, чего, на ваш взгляд, не хватает сегодняшнему фигурному катанию?
– Фигурному катанию всегда будет не хватать талантливых людей, тренеров и исполнителей. Если это получается, и они соединяются вместе, то получается, конечно, незабываемое на всю жизнь зрелище. Тренерская профессия очень тяжёлая и прекрасная. Никогда не бывает одинакового дня.
– Как трансформировался вид спорта с момента, когда вы начинали тренерскую карьеру, к сегодняшнему дню?
– Изменились элементы. Они из двойных превратились в тройные, из тройных – в четверные. Сейчас уже есть четыре с половиной. Техническая часть очень выросла. Нельзя сравнить с тем, что было.
– Есть мнение, что сегодня у нас нет легенд. Легендарные спортсмены, которых помнят до сих пор, остались в Советском Союзе. Что вы думаете об этой тенденции?
– Те реформаторы, которые были и опережали время на много-много лет, например Белоусова и Протопопов, Пахомова и Горшков, они запомнятся людям на многие-многие годы. И не надо будет об этом ни по радио, ни по телевидению говорить. Именно такие талантливые люди вместе с талантливыми тренерами фигурное катание вывели в незабываемые виды спорта. Главными и неповторимыми, способными побеждать на любых соревнованиях.
– Как будто сегодня спортсмены ярко вспыхивают и потом быстро угасают.
– Ну почему угасают. У нас есть три театра, так сказать: Илюша Авербух, Таня Навка и Женя Плющенко. Можно идти туда и прекрасно и счастливо там работать, делать то, что ты не делал в спорте. На тебя будет смотреть Илюша и придумывать тебе различные номера, ты будешь исполнять разные роли. Ты будешь от этого приобретать новую профессию, на тебя будут смотреть по-другому, будут знать, что ты умеешь, что ты можешь делать. Это прекраснейшее занятие: быть артистом в любом из этих театров.
– В условиях отстранения создавалось множество альтернативных соревнований: Игры БРИКС, Спартакиады, например. Смотрели ли вы их? Можно ли их называть действительно полноценными альтернативами международным стартам?
– Когда международных соревнований нет, то есть эти соревнования. Они проводятся на очень высоком уровне. Так же, как и чемпионат нашей страны. Я никогда не сравню его с чемпионатом Европы. Наш чемпионат – лучшее, что есть в Европе. У нас – уникальные спортсмены и тренеры, которые ведут этих спортсменов. И это площадка для экспериментов. И всегда новые элементы показываются на этих соревнованиях. А потом уже идут на чемпионаты Европы и мира. Это просто наша заслуга. Но есть ещё чемпионат Америки. Я тоже на него специально ездила, потому что мне мой муж Владимир Всеволодович Крайнев сказал: «Как ты столько лет работаешь и не посмотришь, как проходит чемпионат у американцев, которые в этом очень сильны?». Я поехала, посмотрела, как проходит. Он тоже проходит очень хорошо, очень сильно. У них, может, больше было тогда в фойе всяких видео разных лет и разных спортсменов. Всё было отснято на плёнку, не знаю даже, с какого года. И всё это можно было купить. Если ты не смотрел, как катались 20 лет назад на чемпионате, то ты мог купить и смотреть. У нас этого не было. Но соревнования по сути и по накалу, может, даже у нас и сильнее. Но в общем там тоже очень сильная федерация.
– Следили ли за Кубком Первого канала? Как оцените этот турнир?
– Конечно, я всё смотрела. Он в Челябинске проходил. В Москве жалко, что очень мало чего проводят, нет больших соревнований. Мы бы заполнили зал на 10-12 тысяч мест точно. Я в этом году на Кубок не ездила, но смотрела. Очень хорошо Первый канал показывал. Вообще показывают все соревнования хорошо. Благодарна им, потому что от и до показывают. Хорошо, что есть разные соревнования. Мы командой сейчас нигде не выступаем, ни на Европе, ни на мире. Ужасно. Это ужасно. Ни за что дисквалифицировали. Не имеют права, потому что спорт и политика, как они говорят, не одно и то же. И что политика не влияет на спорт. Это неправда. Просто хотели нас отстранить, потому что мы всё время выигрываем, и отстранили. А сейчас допустили до Олимпийских игр. На последнем чемпионате мы во всех видах были по три человека. И это была команда. Не один, так второй. Не второй, так третий. Это очень важно! Для того, чтобы первый стал первым. А теперь по одному человеку. Почему? Это значит, им так хочется, они так сделали. Что за мерзость такая? Почему так несправедливо? Почему по одному, а не по два? Почему не по три? И нет приглашения на следующий год ещё ни на чемпионат Европы, ни на чемпионат мира.
– Как вы считаете, изменилось ли отношение к российским спортсменам в мировом сообществе за последнее время?
– Чтобы оно не изменилось, надо выступать. А они нас побаиваются, прилично побаиваются. Вот они нас и отстранили, и вот они нас не пускают. И ничего с этим невозможно сделать. Это как?! Кому верить? Как можно туда пойти? Кто нас поддержит? У каждого – своё. Ни о какой справедливости в фигурном катании по отношению к нам, к русским, речи быть не может. Её просто нет ни у кого.
– Насколько важно, на ваш взгляд, вернуться на мировую арену с российским флагом и гимном?
– Самое главное – вернуться с теми достойными спортсменами, с которыми мы должны были вообще и не уходить никуда. В полном объёме. Так, как нам было положено, потому что мы выигрывали эти три места. Это по правилам. Всё, что они делают, – это не по правилам. Международный олимпийский комитет захотел допустить по одному, пусть там болтаются.
– Достаточно ли внимания, на ваш взгляд, уделяется развитию детского и юношеского фигурного катания в России?
– Да, я думаю, достаточно. У нас такая федерация, что она, по-моему, знает каждого ребёнка, родившегося в коньках. Галина Петровна Голубкова, которая отвечает за детский спорт, точно знает всех четырёхлеток и всех тренеров, которые работают на таком первом уровне. Просто даже диву даёшься, честно. У нас хорошо организован детский спорт, как и взрослый. Детей поддерживают хороших: одевают, обувают, шьют костюмы. У нас же очень дорогие костюмы, стали просто неподъёмные. Никакое платье, вообще никакое стоит больше полутора тысяч рублей.
– И федерация с этим помогает?
– Да, и организации, в которых дети занимаются, и федерация. Не говоря про то, что у нас спортсмены тренерам не платят деньги.
– Многие боятся идти в фигурное катание и в художественную гимнастику – думают, что это очень дорого и они не потянут. Но в целом, если ты талантливый, то всё возможно?
– Всё решает талант. Это я говорю сто процентов. Если ребёнок талантливый, его не пропустят. Его заметят и ему помогут.
– Вы говорили, что Леонид Слуцкий – один из немногих людей в футболе, за которых хочется переживать. Наблюдаете ли сейчас за деятельностью Леонида Викторовича?
– Честно, не следила. Но у него там тоже, наверное, всё хорошо. У таких тренеров не может быть плохо. Я тоже работала в Америке. У меня тоже там было всё хорошо. Я работала со своими: и Кулик, и Ягудин, и Грищук с Платовым, – с ними со всеми я работала в Америке. Но и с американскими спортсменами работала. С такими, как Джонни Вейр, которого я заметила, когда он ещё не был Джонни Вейром. Я просто увидела очень способного парня, взяла его, когда они попросили. Также работала с Мишель Кван, она стала девятикратной чемпионкой США. Ну и много других.
– Вы говорили, что вам жаль, что вы не поработали со сборной России по футболу. Действительно хотели бы? Ещё рассматриваете такую перспективу?
– Нет-нет, это я в шутку сказала. Что я, сумасшедшая? (смеётся) Надо своим делом заниматься.
– Вы уже вспомнили ваш отъезд в Америку в 1996 году. Почему приняли решение уехать?
– Это было правильное решение. У меня – три олимпийских чемпиона, потому что я работала там. Мне дали изумительное время, с меня абсолютно ничего не требовали. Даже мне уже было неудобно. Они мне давали бесплатный лёд. Наша федерация не оплатила ни одной копейки за моё пребывание там. Они сняли жильё. Это был уникальный случай. У них было два новых катка. Они хотели, чтобы на эти катки пришли люди. Они приходили на наши выступления, которые мы делали специально для того, чтобы людей позвать и показать. И все знали, что я там работаю. Это было одно из самых моих лучших решений, правильных именно для результата. Там нечего было делать, кроме как работать. А здесь мне моих молодых спортсменов надо было искать то там, то тут. И у меня нет и не было катка своего, и мне негде было с ними работать. Просто негде.
– Время в Америке с теплом вспоминаете?
– С большим теплом и с благодарностью.
– Но вы всё-таки вернулись на родину. Чего не хватало за океаном?
– Я сделала всё, что хотела, и приехала домой. Я очень скучала. Я не собиралась нигде жить, как и мой муж, который работал в Германии профессором консерватории и играл по всему миру. Он тоже не собирался там оставаться.
– Вы в том числе работали и с иностранными спортсменами. Ирина Винер рассказывала о своём опыте и говорила, что вовсе не кричала на иностранцев, там другой менталитет. Как проходила ваша работа с зарубежными спортсменами?
– Прекрасно. Им два раза повторять не надо. Они мне тоже становились близкими людьми, я их очень любила. Знала все их особенности и привязанности. Я работала с танцевальной парой из Италии. Они были 15-е или 17-е. Итальянская федерация попросила, чтобы я с ними работала. И закончили они чемпионами мира. Ещё работала с японкой Мао Асада. Мы всё время с ней были то первые, то вторые. Старалась. И мне не стыдно про это сказать, я старалась развивать то, что им дал Бог. А если не дал, то придумывать, чем будем брать. И придумывалось. Я очень рада, что 90% моих учеников работают педагогами по всему миру. Помнят меня, помнят мои тренировки и работают очень успешно. Как работала та же Инна Волянская, которая разбилась в этом самолёте. Такое горе. А дочку её Машу я крестила, я её крёстная мать. Работала она в Америке и ехала со сборов. Они все ехали со сборов, где показывали своих лучших детей. Это тоже совсем непростая история – быть лучшими, входить в десятку. Так работают все. И Барбара работает, и Маурицио работает. И в Италии, и в Финляндии, и у нас в стране, – где только не работают. Так что считаю, что не только со спортсменами я работала, но и после спортсменов у меня выросли тренеры, которые работают сейчас с нынешним поколением очень способных детей.
– Вашего супруга Владимира Крайнева вам предсказала гадалка. Верите ли вы в такую мистику, экстрасенсов, предсказания? Или, может, это было просто стечение обстоятельств?
– Я не верила. Но поверила (смеётся). Она сказала всё абсолютно точно. Бабушка, которая понятия не имеет ни про фигурное катание, ни про музыку. В платочке дома, аккуратно причёсана. Знать меня не знала и, думаю, до сих пор не знает. Если жива ещё. Что вряд ли. Такие есть бабушки: как скажет, так и будет.
– Вы с супругом оба много работали и крайне редко виделись. Насколько тяжело давались отношения на расстоянии?
– У нас были прекрасные отношения, прекрасная семья. С мамами, с моей сестрой. Вова, я, мама Вовы Рахиль Моисеевна Гершойг, которая прошла всю войну врачом на передовой, моя мама, и папа ещё был жив. У нас была очень хорошая семья.
– Вы спустя неделю после этой встречи сыграли свадьбу. Как так быстро поняли, что это ваш человек? Не боялись ошибиться?
– Нет, не боялась. И видите, не ошиблась. Жалко, что не так долго жил. Очень много работал, очень интересно. Никто так не играет, как он играл. Недаром был народный артист, не просто так.
– Вы создали ледовый театр «Все звёзды», в программах которого выступали известные фигуристы, покинувшие профессиональный спорт. Как зародилась эта идея?
– Зародилась идея у моего мужа Владимира Всеволодовича Крайнева. Он хотел меня освободить от моего постоянного отсутствия. Если я здесь, у меня всё равно тренировки каждый день до ночи. И всегда я занята. Поэтому он как-то для меня подумал и сказал, чтобы я занималась тем же, что мне было интересно. И вот он придумал этот театр. Я была тоже счастлива. Но не стала меньше загружена, а стала загружена ещё больше. Я не оставила тренерскую работу и работу главного балетмейстера и руководителя театра. Поставила много спектаклей, чем ему обязана, потому что с ним это было возможно. Работала с разными замечательными артистами-фигуристами и была абсолютно счастлива.
– По сути, это же прародитель «Ледникового периода»?
– Конечно. Это был первый такой проект в нашей стране.
– Вы рассказывали, что долго сомневались, принимать ли приглашение на участие в «Ледниковом периоде». Что вас смущало?
– Я уже не помню что. Расписание нормальное, раз в неделю, каждую неделю. Я не знала, что ты в это так входишь, не замечаешь этой недели, просто начинаешь жить этим: разбирать те или иные свои ошибки, узнавать о парах, которые перед тобой, – заниматься тем, чем должен заниматься человек, который любит свою профессию. Я вот этим и занималась.
– Вообще проект оправдал ваши ожидания?
– Ну конечно, конечно! Его полюбил весь народ. Мы гастролировали всё время и здесь, и за рубежом. Вова только не был в восторге (смеётся), потому что меня совсем не было. Я ночью приходила работала, занималась. Я не считаю это работой. Это то, что я хочу и хотела делать. Страдаю, что сейчас не могу этого делать, потому что у меня не было и нет коллектива и катка. Но зато по моему опыту созданы другие коллективы. Как у Илюши Авербуха, например.
– Ваша комментаторская деятельность. Люди говорят, что, когда вы не комментируете соревнования, смотреть становится скучно. Чем вам нравится эта сфера вашей работы?
– Я очень люблю эту деятельность. Мне всем она нравится. Я могу сразу сказать своё мнение, должна внимательно видеть ошибки, сразу видеть программы. Прекрасные или, наоборот, никакие. Сразу, в ту же минуту. И это очень интересно, потому что твой мозг по-другому работает. В рамках времени. Тебе некуда деться. Ты должен говорить всё, что ты видишь и считаешь значимым. Как раз здесь ты видишь и делаешь так, чтобы другие люди видели, почему один – первый, а другой – пятый. Хотя внешне кажется, что все прекрасные. Мне очень эта работа нравится.
– Вы называли Евгения Плющенко гением своего времени. Но на вопрос о том, кто лучше в артистизме, технике и в целом более значим в мире фигурного катания, вы называете Алексея Ягудина. В чём тогда гениальность Плющенко?
– У нас было два выдающихся спортсмена, но мой был лучше, интереснее. В технической оценке они были равные, можно так сказать. А во второй оценке, конечно, побеждал всегда Лёша. Не знаю, я уже не помню оценок, конечно. Но у Лёши была и программа всегда интереснее, и музыкальнее он был. Он хорошо слышал музыку, я тоже хорошо слышала музыку. Когда я ставила, могла брать любую музыку, потому что знала, что это будет точно. И в этой музыке всегда была душа. И у Лёши тоже есть душа, и он всегда попадал. У него был душой исполненный полёт. Но выдающихся их было два. Они вдвоём делали всё лучше, чем другие. Технически были лучше остальных. Поэтому для каждого из них второе место было большим проигрышем и большой печалью. И поэтому они опередили время.
– Бестемьянова и Букин за 10 лет стали олимпийскими чемпионами. Сама Наталья называет это чудом. Что вы увидели в них тогда?
– Я увидела в них всё. Увидела, что могу из этой девочки вот с этим именно мальчиком сделать чемпионов. Андрюша был очень техничный катальщик. И очень умел терпеть. Терпеть многочасовые тренировки. Они работали больше, чем все спортсмены, которые у меня вообще были. От этого у них такой результат. У Наташи не было таких мягких ног, которые положено иметь для танцев. Но у неё было другое, что превышало всех действующих спортсменов в десятки раз, – это глубокое понимание музыки, своего образа, своего состояния под эту музыку, шикарные рыжие волосы и неукротимый темперамент. С ней было очень интересно создавать разные образы в произвольном катании. Талантливый человек.
– Елена Чайковская сказала: «Родить ребёнка ничего не стоит по сравнению с тем, чтобы вырастить олимпийского чемпиона. Ты всё время пытаешься подстроиться под характеры чемпионов, что безумно сложно». Что для вас значит вырастить олимпийского чемпиона?
– Это всегда удовольствие: растить его и видеть, что он не сегодня, так завтра будет лучше всех и поведёт за собой весь мир.
– С кем из ваших учеников было особенно трудно? Про Оксану Грищук вы писали: «Напротив катка расположилось кладбище, по всем показателям там должна была лежать я. Как бы Грищук меня тогда любила. Но в связи с тем, что ей не удалось похоронить меня, большой любви не получилось». По сути, человек желал вам смерти, но вы всё равно продолжали вести её к чемпионству. Почему?
– Она мне смерти никогда не желала. Если бы и желала, то я бы не обращала на это внимание, потому что она чёрт-те что несла. Оксанка тоже была талантливым человеком. Крутилась быстрее всех, вертелась. Не учитывала никого, только себя. Но у неё был такой партнёр, который умел всё, очень быстро всё схватывал и наматывал на свой конёк. Что его ни попросишь сделать, он всё делает. Поэтому и она это знала и могла крутиться, вертеться и знала, что он её поймает.
– То есть для вас человеческие качества отходят на второй план, главное – именно спортивный талант?
– Да.
– После победы Ягудина на Олимпиаде в 2002 году вас не пригласили на приём к президенту. Алексей рассказывал, что вы тогда очень расстроились и плакали несколько дней. Настолько для вас важно признание правительства и родины?
– Не признание правительства и родины важно. Для меня всегда главное – всё сделать по чести, по-другому нельзя. Ну как можно было не пригласить ведущего спортсмена, который так выиграл, с его тренером? Мы определили направление мирового одиночного фигурного катания. Как можно было федерации не позвать нас только? Это победа, которую помнят все. Вы помните, кто ещё в тот год выиграл? Нет. И никто не помнит. Разве это справедливо? И вот это отсутствие справедливости на протяжении всей моей жизни, именно рабочей справедливости, под конец моей карьеры, конечно, заставило меня расстроиться. И поэтому я не обращаю внимания на то, кто что скажет. Никогда с тех пор. У меня есть люди, чьему мнению я доверяю. И я есть сама. Если мне нравится, понравится и миллионам людей, которые это смотрят. Если я чувствую, что это настоящее. Точка.
– Вы говорили: «Всё, что я делала в фигурном катании, было для семьи». Почему именно так? Хотели, чтобы вами гордились? Или важно было обеспечить достойную жизнь близким?
– Чтобы мама мной гордилась, да. Да многое что. Было понятно, что, если люди ко мне идут, уже будучи мастерами спорта, то они идут за тем, чтобы стать выдающимися или заметными. И что я их не подвожу. Никого и никогда.
– Смотрели ли «Русский вызов» в Санкт-Петербурге? Как оцените этот турнир? Чьё выступление могли бы выделить?
– Смотрела, конечно. Хороший турнир. Я так не смотрю, чтобы кого-то отдельно выделить. Хорошие были номера очень. Я смотрю так на всё, потому что очень хороший концерт получился, очень хорошее зрелище. Значит, каждый туда вносил максимально, столько, сколько он мог внести. И от этого получилось прекрасное зрелище. Каждый делал новый номер. Это уже положительная вещь. Значит, люди развиваются, не берут свои старые программы. Хотя кое-кто и брал. Развиваются в новом: новая музыка, новые движения, новая хореография. Элементы остаются: и прыжковые, и вращения, – но они в другой форме их делают, с другими руками, с разными подходами. Это всё увеличивает тренерскую возможность и возможность спортсмена на следующий год сделать себе программу исходя из того, что ты делал в этом году. Что-то использовать, что-то выбросить, чему-то научиться новому. С этой стороны я считаю, что «Русский вызов» – хорошее соревнование.
– На турнире Александра Трусова и Макар Игнатов официально объявили о том, что ждут ребёнка. Как оцените такой перформанс?
– Я не хотела бы вмешиваться в личную жизнь Саши и Макара. Дай Бог, чтобы у них всё хорошо прошло, и ребёнок родился здоровым.
– Как думаете, вернётся ли Саша в большой спорт после этого события? И нужно ли ей это?
– После рождения ребёнка можно кататься и достигать любых высот, это правда. Я работала с Родниной шесть лет, и в период моей работы с ней она родила ребёнка, и мы стали продолжать, и много выиграли. Всё выиграли, в чём принимали участие. Есть пример, и не один. Поэтому только сила, воля и желание огромное. Наверное, когда Саша родит, будет со своим мужем кататься в шоу. Почему они должны не кататься? Я не понимаю. Сотни коллективов, где женщины, работая, танцуя, возьмите тот же Моисеевский, уходят в декрет и возвращаются обратно. Чем мы хуже? Или что с нами, девочками, не так? Это нормальная история. Выйдет и будет прекрасно кататься.
– Скоро заканчивается отстранение Камилы Валиевой. Как думаете, вернётся ли она в профессиональный спорт? Сможет ли сохранить свою популярность и тот уровень катания?
– Не знаю, надо спросить её и Этери Тутберидзе. Я вообще об этом не думаю. Я думаю, чтобы скорее с неё сняли санкции. На неё не за что было это вешать. Это всё тоже решение международников. По всем их действиям видно, как они нас «любят». Отстранить ребёнка от соревнований ни за что, ни про что.
– Одно из крупных противостояний в женском фигурном катании – Загитова и Медведева. Кто, на ваш взгляд, более успешно адаптировался к жизни после большого спорта? Чья деятельность сейчас вам более привлекательна?
– Я вижу и одну, и вторую. Вижу всех. Саша Трусова рассказывает нам, что она будет мамой. Женя Медведева работает у Илюши Авербуха в шоу, и у неё – масса всяких ещё других занятий. Мне кажется, она прекрасно со всем справляется, посвятила себя этой работе. Она прекрасно развивается, делает то, что она не делала, и становится незабываемой. А что касается Алины, я хочу посмотреть, какая Загитова будет. Пока она ещё та, которая была.
– Медведева говорила, что именно то второе место на Олимпиаде не даёт ей останавливаться сегодня. И она сегодня участвует в множестве шоу, даёт мастер-классы, делает проекты. Действительно ли это так мотивирует спортсмена не останавливаться после профессиональной карьеры?
– Конечно. Мотивирует всё. Я, правда, сама думаю, что мотивировать должно то, что ты ещё не всё умеешь, что ты в своём деле хочешь уметь больше. Хочешь уметь вести спектакль драматический, можешь катать номера другие, можешь много и интересно работать с разными балетмейстерами и художниками, обогащать себя за счёт соприкосновения и работы с мастерами, которые тебе могут помочь сделаться другой. Это большая, интереснейшая работа. Так должен каждый человек, мне кажется, работать. А как развиваться?
– Загитова анонсировала своё ледовое шоу. Вы сказали, что это здорово, но у нас уже многовато их, и вопрос в том, кто выживет.
– Много шоу. Что это будет за шоу? Может, ей что-то придумают, что будет отличаться от шоу Авербуха, Тани Навки.
– Каким должно быть ледовое шоу, чтобы выжить сегодня на рынке?
– Оно должно быть новаторским, там что-то должно быть придумано такое, чего мы не видели до этого. И оно должно быть мастерским, безусловно, потому что мастерство ещё никто не отменял.
– Недавно вышел фильм «Роднина». Смотрели? У нас в стране много великих фигуристов, тот же Ягудин. Как думаете, почему сейчас сняли фильм именно про неё?
– Нет, фильм не смотрела и не планирую. Будут по телевизору показывать, посмотрю. Если буду дома. Почему именно про Роднину сейчас сняли фильм, я не знаю.
– Там был момент с последней Олимпиадой. В фильме показано, что даже там Станислав Жук сыграл большую роль и чуть ли не он заставил тогда Роднину выйти на лёд. Действительно ли это было так?
– Я сколько с ней работала, столько не слышала ни одного хорошего слова по поводу Станислава Алексеевича. Никто с ней не был, кроме меня. Это абсолютно точно, без всякого вранья. Она хочет, чтобы всё делала она сама. Пусть она так хочет. Но по жизни это не так. Она была со мной шесть лет и провела со мной две Олимпиады. Такому человеку, работающему в Государственной Думе, врать и придумывать всякие небылицы непристойно. Станислав Алексеевич вообще оказал огромное влияние на неё. Он её научил и поставил на эти рельсы. Но не разговаривали они до последнего дня его жизни.
– Фигурное катание в России – практически спорт номер один. За фигуристами следят очень пристально и обсуждают вообще все мелочи. Даже Саша Трусова недавно покрасила волосы, это стало темой в новостных лентах. Насколько это тяжело, когда так пристально следят за каждым твоим действием?
– Человек, который идёт в артисты, должен это понимать. Это совершенно не страшно. И хорошо, что они следят. Значит, они купят билеты и придут на тебя смотреть. А если они за тобой не следят, то при пустых трибунах не очень-то охота кататься. Мы катаемся для них.
– Кого назовёте лучшей парой в танцах на льду в России сегодня?
– Степанова и Букин.
- А лучшая спортивная пара?
- Я думаю, что мы в процессе. Ну в танцах у нас Мишина и Галлямов. У нас такой второй пары нет. И то сейчас с травмой.
– Чем они уникальны?
– Тем, что они у Тамары Николаевны Москвиной. Этого тоже ещё никто не отменял. Участие выдающегося тренера в ежедневных тренировках.
– Как думаете, они успеют восстановиться к олимпийскому отбору?
– Я думаю, что да. У нас хорошие врачи, это серьёзно.
– Недавно появилась идея о выступлении однополых пар в фигурном катании. Как вы относитесь к этой идее?
– Я не понимаю только зачем. Это удлинит соревнования. Если хотят, пусть попробуют. Только я бы сделала это отдельными соревнованиями. И всем надо посмотреть, как это выглядит, потому что мы пока этого не знаем. Параллельные элементы – их сейчас делают девочка с мальчиком. Поддержки отпадают. Девочка девочку не должна поднимать. Не то что она не может поднять на высокую поддержку, но это неправильно. Просто параллельное катание. Не знаю, чем они возьмут зрителя. Любовь тоже как-то отпадает: девочка к девочке, мальчик к мальчику. Вряд ли будут показывать. Но проникновение в музыку у каждого своё. Вы чувствуете так, я чувствую по-другому. А мы катаемся вместе. Надо посмотреть.
– Кого назовёте самой одарённой фигуристкой в России сегодня?
– По фамилиям не очень хочется выделять. Конечно, номер один сейчас – Аделия Петросян. Она у всех выигрывает. И выигрывает заслуженно. Она всё делает хорошо, выполняет ультра-си. Что ещё надо для победы? Ничего. Только это сделать.
– А в мужском одиночном катании?
– Приятно, что у нас появился такой мальчик Дикиджи, который выиграл чемпионат. Интересно, как он будет развиваться с прекрасным своим тренером Олегом Татауровым, которого я помню на протяжении всего его пути. У него педагогом был Алексей Николаевич Мишин. Влад – интересный человек, у него разные знания от разных людей. От себя в том числе. У него есть своё понимание. Как он будет развиваться, нам это интересно. Какие дальше они себе задачи будут ставить, какие программы, какую музыку будут брать. Вот что интересно. И как это будет происходить. И, конечно, Гуменник. Прекрасный, красивый до полусмерти, умеющий всё делать. Но надо сделать только.
– На чемпионате России и в финале Гран-при бронзовые медали завоёвывал Женя Семененко. Его тоже выделяли как претендента на олимпийский отбор.
– У нас везде сейчас по одному человеку. Всю остальную радость, со второго места, мы будем смотреть здесь, дома. Вот что они, твари, сделали.
– Кондратюка не так активно рассматривают в качестве кандидата на олимпийский отбор. Как оцените его форму?
– Вот Марк как раз сейчас на «Русском вызове» был прекрасен. Было бы здорово, если бы у него была такая короткая или произвольная программа, как был сейчас показательный танец. Просто Илюша попал с ним в самое яблочко. Все будут бороться. А кто выиграет, мы будем свидетелями.
– Вице-президент ISU Александр Лакерник рассказывал об идее ввести в фигурное катание прыжки в обе стороны и поощрять это баллами. И назвал это революцией. При таких условиях будут другие чемпионы, другое катание. Как вы оцените эту идею?
– Я никак к этому не отношусь. Я не понимаю зачем. У всех есть сторона. И у балетных, они всё делают в одну сторону. В другую, кстати, от нас. Они с другой ноги прыгают. Но это уже веками. И в любом большом коллективе, у моисеевцев, у всех есть рабочая сторона. Я не думаю, что мне было бы интересно на это смотреть. Может, на каких-то низших разрядах это делать. Здесь уже пробуют четыре и четыре с половиной, занимаются, тренируются максимально. Если мы будем учить прыжки в две стороны, это займёт больше времени. И судейской коллегии, к которой принадлежит товарищ Лакерник, будет легче судить. Я никак не дождусь того периода, когда они что-нибудь сделают, чтобы им было тяжело судить. Просто тяжело. Чтобы они знали всё и немножко больше, чем они знают. И смогли бы судить новое, то, что им предлагают тренеры и спортсмены, а не повторять старое, но с другой ножки.
– Также был вопрос о том, стоит ли включать трюки по типу сальто в программы. Как вы считаете, нужны ли в обязательных программах подобные элементы?
– Они есть, многие ребята же делают трюки в показательных прокатах. Ну будут делать в обязательных. Не каждый может прыгать сальто. Но не каждый может и четверной прыжок исполнять. Главное, чтобы не поломались, потому что начнут учить ещё не тогда, когда будет абсолютное мастерство. И упасть на ногу – это одно, а упасть на голову – совсем другое. Чтобы мы не увеличили травматичность. Потом, если ты учишь сальто, нужны три человека: который прыгает, два человека, которые держат тебя на верёвках, и один тренер. А когда ты работаешь с одиночником или с парой, ты работаешь один. Где найдут деньги тренерам платить? Что-то не находят. Это несерьёзное предложение.
– Вы очень сожалели о том, что у вас нет собственной школы. Но сказали, что нельзя об этом долго думать и расстраиваться, надо просто продолжать работать. Сейчас нет мыслей заняться этим вопросом? Создать свою школу, пригласить туда своих учеников тренерами.
– Сколько же я могу думать и расстраиваться? Мне 78 лет. У меня нет школы, нет катка. И поэтому, когда я приехала из Америки, решила закончить. И теперь я тренер, который может подойти к любому тренеру, работающему в сборной команде, сказать своё мнение или сказать, что мне нравится и не нравится, что бы я предложила для той или иной команды. Да, я осуществляю это. Помимо этого, чтобы не потерять профессию, я хожу на каток к Лене Водорезовой, и там одновременно учусь и успокаиваюсь. Спасибо ей за это большое! Видно, всю жизнь руководство нашего спорта считало, что мне не нужен каток. Чтобы я вообще не работала. Отчитываясь моими результатами. У нас строят катки тем, кто не работал и не растил никого. Считаю, что это несправедливо. Но никуда ходить и никого просить уже не буду. Я сколько проживу, столько проживу. Но просить не буду. Я хорошо, успешно работала. И мне кажется, что сейчас я на той должности, которую заслуживаю. Хотя могла бы, если бы у меня был свой каток, работать тренером до сих пор. Тренер – это самая важная, самая престижная, самая лучшая для меня профессия. Очень мало народу, которые могут работать. Я могу работать тренером. Всё равно трачу это время. Вот и всё. Уже к кому только не обращались. К кому вообще надо обратиться? Если у человека такие результаты, его нужно спросить: «Что вам нужно, чтобы вы ещё поработали 5-10 лет?», – а не я должна обратиться. Но если у нас этого не понимают, то пусть спросят с тех, у кого есть катки и нет результата.
– Недавно появилась новость о проведении матча между игроками КХЛ и НХЛ. Что скажете об этой идее? Как будто чувствуется потепление в сторону возвращения России на международную арену.
– Мы, фигуристы, тоже могли бы принять участие. У нас все готовы уже, хоть завтра. Скажут под американскую музыку – пожалуйста. Под русскую – замечательно. Под ту и другую музыку – ещё лучше! Мы готовы.
– Как думаете, поможет ли новый президент МОК Кирсти Ковентри вернуться России на международную арену?
– Я думаю, что она справедливая. Более справедливая, чем тот, кто был, потому что она спортсменка. И спортсменка высоких достижений. Она знает больше и понимает, что нужно. Даже по поводу нашего отстранения. Люди, которые отстраняли, не понимали, что они делают, и до сих пор нас не допускают, не понимают, что они делают. Не могу сказать, что им виднее. Несправедливая дискриминация российского фигурного катания.
– Есть ли у вас какая-то ещё несбывшаяся мечта? О чём вы мечтаете?
– Пожить ещё немножко и до последнего дня ходить на работу. Вот такая мечта.
