Никита Симонян: Не представлял, как можно покинуть «Спартак»

Легендарному спартаковцу, вице-президенту РФС Никите Павловичу Симоняну – 90 лет! Накануне юбилея он приехал в гости к «Советскому спорту». То, что получилось в итоге, вряд ли можно назвать интервью, скорее, это беседа давних друзей.

«ЗНАЕТЕ, КАК МЕНЯ БИЛИ ЗАЩИТНИКИ!»

– Все вас знают, как Никиту Павловича…
– Но на самом деле я Мкртыч Погосович. Я как-то у отца спросил: «Ты более сложного имени не мог придумать?» А он отвечает: «А знаешь, что значит Мкртыч? Креститель». Но отчество тогда не меняли, так что в паспорте я по-прежнему Погосович.

– Ваш отец ведь не увлекался футболом.
– Он был сапожником, промышлял на базаре у нас в Сухуми. Как-то раз, уже когда я играл за «Спартак» и получил известность, военные, отдыхавшие в санатории, пришли на базар, и одному из них, полковнику, там сказали: «Ты знаешь, кто это? Отец Никиты Симоняна». Тот в ответ: «А ну качать его!» Отец пришел домой смущенный, и мама сказала, чтобы он передо мной извинился. Он ведь бил меня, хотел, чтобы я бросил футбол, хулиганскую игру, как он говорил.

– Многие футбол 50-х годов воспринимают, как нечто очень далекое и диковинное. Мол, не те скорости и техника. Так что за футбол был в ваше время?
– Наверное, неправильно будет говорить, что футбол не прогрессирует. Но недооценивать то время не стоит. Слушал недавно какую-то аналитическую передачу. Елагин говорит Геничу: «Знаешь, как Никиту Павловича били защитники?! А он никогда не отвечал». Что, вы думаете, ответил Генич? «Тогда был другой футбол». А я бы очень хотел, чтобы он встретился, например, с Самариным, Голубевым, Роговым, который любому оторвал бы ноги. Какой футбол был? Свой, того времени, со своими великими игроками.

Мне повезло, что я играл с двумя братьями Дементьевыми. Петр был просто виртуоз. Владел мячом так, как, не знаю, кто владеет сегодня. Правда, он был индивидуалист. А его брат Николай – очень сильно повлиял на наш футбол. Более того, считаю, что стиль «Спартака» – контроль мяча, чувство своевременного паса – пошел от Николая Дементьева. Многие свои мячи я забил с его филигранных передач.

– Потом был Нетто, который чуть ли не в приказном порядке запрещал делать длинные пасы, пользуясь средними и короткими.
– У Игоря Александровича, кстати, не был поставлен мощный удар. Поэтому в силу своего самолюбия он никогда не бил издали, чтобы не ошибаться. А насчет коротких передач мне вспомнился один диалог после игры. Сидит Нетто, переодевается. Подходит Гуляев Николай Алексеевич, наш тренер и говорит: «Игорь, ты играл хорошо, но коротко». Нетто: «Я в деревенский футбол играть не буду». Тут, наверное, лучше было промолчать, но Гуляев настаивал: «Нет, длиннее бы играл, было бы острее». Нетто завелся: «Вы просто ничего не понимаете в футболе!» Вступился Старостин: «Игорь, слушай, он же тренер. Он хочет как лучше». Но Нетто было не переубедить.

– Нетто вообще жесткий был капитан.
– Да, помню, как он в 58-м году в финале Кубка был зол на меня. «Торпедо» тогда нас минут 20 терзало, но Ивакин спасал. А потом мы выровняли игру, и выскочили вдвоем с Ильиным на вратаря. Ильин – жадный до гола игрок. От него и паса порой не ждешь. С таких позиций бил, что Нетто хоть и был его другом, тоже порой выговаривал ему: «Засранец, ты с какой позиции лупишь? В газету хочешь попасть?!». И вот мы идем вдвоем, Ильин мне выкатил на пустые ворота. А я чуть промедлил и в итоге упустил момент. Свисток, дополнительно время. Идем в подтрибунное помещение. Игорь Александрович вот с такими глазами говорит: «За это его надо брать и душить!». Я ему в раздевалке: «Что ты орешь? Думаешь, я забить не хотел?» – «Еще бы ты не хотел. Но надо же было забивать!». В дополнительное время я в итоге забил победный мяч. Говорю Нетто, мол, чего ты кричал-то, выиграли Кубок. А он: «Посмотрите на него, он еще радуется». Вот это Игорь Нетто.

– Шутят, что если вас разрезать пополам, то одна половина будет белая, а вторая – красная.
– Как говорил Андрей Петрович Старостин, которого мы очень любили: «Спартак» ныне и присно и во веки веков». Понимаете, «Спартак» – это типично городская команда. Не принадлежащая ни промышленности, ни какому-то ведомству. И еще там всегда была замечательная атмосфера.

«СТАЛИН СКАЗАЛ: ИДИ ИГРАЙ ЗА СВОЙ «СПАРТАК», НО…»

– В своей книге вы описываете эпизод, когда в 1951 году вас вызвал к себе Василий Сталин. Вам было страшно?
– Нет.

– Почему?
– Молодой был, многого не понимал, не представлял, какие могут быть последствия. Ведь как дело было? Мы отдыхали втроем – Игорь Нетто, Анатолий Ильин и я – в санатории в Кисловодске. Пошли в кинотеатр. Вдруг прямо посреди сеанса зовут: «Симонян, на выход». Выхожу, у входа в зал стоит адъютант Сталина, с ним еще один человек. Говорят, мол, мы приехали за тобой, Василий Иосифович просит, чтобы ты перешел в его команду. Отвечаю, что никуда не перейду. Поехали, говорят, мы тут недалеко в другом санатории остановились. Ну, поехали. Они начали, мол, Никита, ты с Всеволодом Бобровым составите такую связку в центре нападения, мы всех растерзаем. Стою на своем, что никуда не буду переходить. Те продолжают, говорят, что Василий Иосифович, как депутат Верховного Совета приглашает тебя на прием. Отвечаю, что никуда я из «Спартака» не уйду. Наливают рюмку: «Давай выпьем». Выпили. Короче, напоили меня. Говорят: «Мы – два адъютанта. У нас на аэродроме стоит военно-транспортный самолет, ждет. Ты представь, что с нами будет, если мы вернемся и не выполним задание? Поехали. А там уже у Василия Иосифовича откажешься». Ну, я молодой, ветер в голове, выпил еще, море по колено. Ладно, говорю, поехали.

Летели часов пять, я как раз поспал. Приземлились, повезли меня в особняк Василия Сталина на Гоголевской набережной. Если честно, сейчас уже не помню, был он тогда пьян, или нет. Кажется, немного все-таки был. Сталин сказал что-то своей свите, а потом бросил мне такую фразу: «Я поклялся прахом матери, что ты будешь в моей команде. А такие клятвы я нечасто даю». А я, повторяю, по молодости, не соображая ничего, не думая о возможных последствиях, говорю: «Василий Иосифович, я хочу остаться в «Спартаке». Он мне в ответ: «Да? Ну, иди тогда». Я бросился бежать вниз, меня нагоняет адъютант, просит вернуться. Возвращаюсь. Сталин спрашивает: «Может, ты боишься препятствий со стороны Хрущева? Не волнуйся, я с ним все улажу». А Никита Сергеевич был тогда первым секретарем областного отделения партии. Говорю: «Василий Иосифович, знаю, что если я дам согласие, то через пять минут буду в вашей команде. Я в «Спартаке» состоялся как игрок благодаря тренерам, партнерам. Разрешите мне остаться». Тот оборачивается к свите: «Вы слышали, человек мне правду в глаза сказал. Иди играй за свой «Спартак», и помни, что я тебя приму в любое время по любому вопросу». Я вернулся домой – жил тогда на Новопесчаной улице – вдруг звонок в дверь. Открываю, стоит солдатик, с билетом на поезд до Кисловодска и обратно. Говорю: «Да я же просил только туда, обратно я бы сам взял». Он мне: «Ничего не знаю, приказ командующего».

Возвращаюсь в Кисловодск, прошло уже несколько дней, там меня ждет Нетто. «Ты где шлялся?» – спрашивает он со своей неповторимой интонацией. А у меня в руках этот проездной документ, так называемая «Форма № 28», с красной звездой. Говорю: «Перед вами офицер советской армии». Нетто мне: «Не болтай». Отвечаю: «Чего не болтай, видишь, уже и форма № 28 есть». «Болельщики правильно сделают, когда тебе морду набьют», – заявляет Нетто.

Потом как-то раз мы с Сальниковым выходили из ресторана «Арагви», и встретили Сталина. Тот был рад меня видеть, бросился ко мне, обнял. «Так хочется поговорить с тобой о футболе», – говорит. «Да в любое время, и не только о футболе. Давайте встретимся», – отвечаю. Но так и не встретились. Сталин якобы сбил он кого-то, какую-то старушку, и его отправили в Казань, где он и умер. Его перезахоронили на Троекуровском кладбище, и я всегда, когда там бываю, кладу ему на могилу цветы.

«ПУСТЬ МОЙ СЫН ИГРАЕТ, ГДЕ ХОЧЕТ»

– У Сталина вам страшно не было. А был момент, когда вам было страшно? По-настоящему, до жути.
– Сложно сказать… Знаете, Сухуми бомбили, мой отец был тяжело ранен. Бомба разорвалась метрах в 20 от него, он пролежал в больнице около года… Но я не верю, чтобы у человека не было чувства страха.

– Помните ваш дебютный матч за «Спартак», когда вы играли в Сухуми с минским «Динамо», а вашего отца арестовали за то, что вы выступали за московскую команду? Не было страшно за него?
– Было, конечно. Но, знаете, у меня в МВД в бюро пропусков был знакомый парень. Он мне сказал: «Знаешь, Микиш, после игры у тебя дома будет обыск, а потом тебя по этапу отправят в Тбилиси, в «Динамо». Имей ввиду». И правда, был обыск, отца арестовали, сказали: «Выпустим, когда твой сын будет играть за тбилисское «Динамо». Отец ответил: «Пусть мой сын играет там, где он хочет».

– Сегодня говорят, что из футбольных школ часто приходят футболисты, не отвечающие требованиям современного футбола. А в вашу бытность главным тренером «Спартака» случалось работать с «полуфабрикатами». Если да, то что делали?
– Если игрок имел потенциал, пытался развить его способности. С одними удавалось, с другими, для которых футбол не был главным в жизни, нет. Закончилась тренировка, пошел покушал и уже бежит на электричку. А другие оставались. Вот у них получалось.

– Средний уровень игроков тогда и сегодня соотносим?
– Если отвечу да, мне скажут, что сегодня другой футбол. Что он шагнул далеко вперед и что в наше время мы ходили по полю пешком.

– Это не так?
– Меня как-то спросили, какая была у меня скорость. Так вот на 30 метров я выбегал из четырех секунд – 3.8–3.9. Но дело даже не в скорости, которая позволяла уходить от опекунов. У меня и обслуга была слава богу. Николай Дементьев, Игорь Нетто, другие.

– Россия футбольная страна?
– Отвечу вопросом на вопрос: Грузия – футбольная страна?

– Да. Там футбол любят.
– А знаете, какая там посещаемость?

– Предположу, что народу мало ходит.
– А почему?

– Стадионы неудобные, сам клубный футбол слабый…
– На «Барселону» и «Севилью» аншлаги собирались. Но нет сегодня в Грузии ни Месхи с Кипиани, ни Метревели с Арвеладзе. Жано Ананидзе есть, но он играет не в Грузии. Когда-то я ходил в Большой театр на Лемешева, на Козловского, в Малый – на Ильинского, в Художественный – на Яншина. Это были личности. Но футболисты тоже в своем роде – актеры. Как-то спросил Ильинского, почему он так внимательно за футболистами наблюдает. А он мне отвечает, мол, между нами много общего, вы отчитываетесь перед зрителями и мы тоже.

– А сегодня перед кем отчитываются футболисты, перед спонсорами?
– Наверное. Есть такое понятие – преданность клубу. Ни Нетто, ни Татушин, ни ваш покорный слуга не представляли, что могут покинуть родной клуб. Сегодня на первом месте, к сожалению, деньги и контракты.

– Сегодня футбол – индустрия, коммерция.
– Один знакомый сказал мне недавно, что я человек старой формации. А я ответил, что хочу в этой формации остаться. Как в прошлом, когда выходя на поле, отчитывался перед зрителем, который должен получить удовольствие от моей игры.

– Преданность клуба и деньги друг другу не мешают. Райан Гиггза провел всю жизнь в «МЮ».
– Согласен. Или Тотти, которого боготворит весь Рим.

«СИЛА ЯШИНА – В ПРОСТОТЕ, В НЕМ НЕ БЫЛО ВЕЛИЧИЯ»

– Это ведь вы привели в «Спартак» нашего обозревателя, Евгения Серафимовича Ловчева?
– Да, был 1966-й год, шел чемпионат мира. Собрали из молодых ребят экспериментальную команду «Буревестник». Там были Женя Ловчев, Сережа Ольшанский. Мы должны были ехать на турнир в Италию, в Сан-Ремо. Тренером был Всеволод Константинович Блинков, с которым вы вместе работали в управлении футбола. Он мне говорит: «Слушай, меня приглашают в Англию, на чемпионат мира, в составе одной делегации. Хочется поехать, посмотреть. Можешь принять команду и съездить с ней на турнир?» Отвечаю, что готов. Мы съездили в Сан-Ремо, выиграли этот турнир, и двоих человек из «Буревестника» я перетащил в «Спартак»: Ловчева и Ольшанского. У Жени тогда был вариант с «Торпедо», они его уговаривали, но он выбрал «Спартак».

– Наш футбол в кризисе?
– Ну какой же у нас кризис? Строятся стадионы, появились арены у «Спартака» и ЦСКА. Нет игроков? Не поверю, что нет перспективных ребят. Только с ними надо работать, им надо доверять. Но вот в клуб на позицию молодого футболиста провозят легионера. Он и будет играть, иначе, зачем покупали. Это неправильно.

– На спартаковском стадионе «Отрытие Арена» есть памятник братьям Старостиным…
– Мне не нравится, что он за воротами. Старостины создали «Спартак» и потому памятник им должен быть на видном месте. Может быть, рядом со скульптурой гладиатору у входа на стадион. Чтобы люди подходили, клали цветы. А где памятник Игорю Нетто, величайшему спартаковскому игроку, многолетнему капитану сборной СССР?

– Если бы Лев Яшин был жив, о чем вы могли бы с ним поговорить?:
– Яшин был динамовцем, но он с большим уважением относился к «Спартаку». Мы с ним были в прекрасных отношениях. Когда сборная готовилась, он жил в одном номере с Исаевым. Удивительный был человек. О чем угодно с ним можно было поговорить. А сила его была в простоте. Не было в Яшине величия. Настоящий русский богатырь.

– Согласны, что с Яшина началось современное вратарское искусство?
– Конечно. И меня удивляют разговоры, что сегодня Яшин не был бы таким великим.

– Вы называете Пеле лучшим игроком в истории футбола.
– Если говорить о современных футболистах, то и Криштиану Роналду, и Месси – гении. Но Пеле гений из гениев. У него были все качества. Первое – его сложение. Он был атлетом с удивительными эластичными мышцами. Блестяще играл внизу – мог обыграть любого. Потрясающая обводка. А какое взаимодействие с партнерами! Прекрасно играл и в воздухе.

– Что повлияло на ваше решение стать тренером?
– Сам не знаю, но точно не раздумывал, когда пришло время выбирать. Мы были в турне по Южной Америке. Сыграл там в Санте-Фе один из лучших своих матчей в карьере. Два гола забил. Газеты писали, что я лучший центрфорвард мира. Но я решил закончить с футболом. Коля Озеров сказал, что если я завершу карьеру, это будет преступление. Что я должен играть дальше. А я ответил, что лучше уйти самому, чем ждать, когда тебя попросят. И тут Николай Петрович Старостин говорит мне, что хочет назначить меня главный тренером «Спартака».

– И вы согласились. Страшно было в первый год?
– Тяжело. Сомневался в себе. Не так-то просто было с такими игроками, как Игорь Нетто. Но постепенно понял, как надо себя вести. Правда, в первый мой год в «Спартаке» выступили неудачно. Услышал даже: «Не умеешь – не берись». Но на второй сезон попали в призеры, а на третий стали чемпионами.

«СТАРОСТИН СКАЗАЛ МНЕ: ПОМОЖЕМ!»

– Чего не хватает нынешнему «Спартаку»?
– Знаете, Старостин как-то бросил фразу, которая мне очень запомнилась. Я тогда уже заканчивал карьеру. Он подошел ко мне и сказал: «Мы хотим Гуляева освободить от должности, а тебя назначить страшим тренером». Отвечаю: «Николай Петрович, как так? Я только вчера с этим ребятами играл, а завтра буду ими уже руководить?». На что было брошено лишь одно слово: «Поможем». Нынешнему «Спартаку» не хватает того характера, спартаковского. Того владения мячом, который был у нас.

Что касается, например, Димы Аленичева, не хотел бы бросать ничего в его адрес, но мы говорили об этом. Порой создавалось впечатление, что они сидели аморфные трое на скамейке, а ведь кто-то должен руководить процессом игры. Может быть, Аленичев еще не созрел, как тренер, для «Спартака». Может, еще созреет. Посмотрим.

– Может, «Спартаку» еще и не хватало вот этого старостинского «поможем»? Почему никогда не пробовали вас сделать, скажем так, Старостиным для нового «Спартака»?
– Чтобы быть Старостиным надо быть Старостиным. Вот и все. А мне лет 15 назад предлагали войти в руководство, но я сказал: «Ребят вы опоздали лет на 15». Позволю себе вывод: такого альянса, как Старостин – Симонян, думаю, больше не было. Все бытовые вопросы решали вместе. Потом Николай Петрович шел в профкомы их решать, а я на поле – тренировать. Обсуждали вместе и состав.

– Вы долгое время занимали отсутствующий ныне пост в сборной страны – начальник команды. Вы были тогда этаким мостиком между общественностью и командой. Стоит вернуть эту должность?
– Нужен авторитетный человек. В том же «Спартаке» братья Старостины могли пару слов в перерыве сказать, чтобы это возымело действие. Или помню случай, когда сборная СССР играла матч в Польше. Я тогда был начальником команды и руководителем делегации. 100 тысяч народу на трибунах, в основном антисоветская публика. Шум, гвалт. У бедного Феди Черенкова, когда наш гимн потонул в криках, аж правая щека отнялась. Началась игра. Только мяч у наших – крик, свист. После первого тайма проигрываем 0:1, мяч абсолютно не держится. Заходим в раздевалку. Лобановский сделал несколько поправок, а потом обратился ко мне: «Никита Павлович, может, что-то скажете?» Говорю. «Ребят, такое ощущение, что вы обо…сь! Вы мужики или нет? Вы что не знаете, как им глотки заткнуть? Только голом! Возьмите себя в руки, наконец!» Во втором тайме заиграли, сравняли счет.

– При иностранных тренерах должность начальника команды пропала?
– Да. Когда при Хиддинке ездили на товарищеский матч против Голландии (1:4), я был руководителем делегации тогда. Обед. За главным столом, за которым сидели Бородюк, Корнеев и Хиддинк, оставалось еще три-четыре места. Думал, из вежливости Хиддинк пригласит, посмотрел на него, но он показал, мол, иди к другому столу. Пошел, сел за другой стол, где сидели врачи, массажисты. А потом мне Илья Казаков, пресс-аташе, передал, что Хиддинк попросил меня вообще питаться в другом зале, но не с командой. Тогда я позвонил в Москву и сказал, что возвращаюсь. Полвека со сборной, и такого унижения терпеть не намерен. Прилетели Мутко, Прядкин. Жил в городе какое-то время. Правда, Хиддинк потом извинился через прессу.

– На сколько лет вы себя чувствуете?
– На 60. Или как шутят, чувствую себя хорошо, но играть не буду. А если серьезно, главное, что чувствую себя востребованным. Работаю, а не просиживаю время в мягком кресле.