Денис Юсков: Мы с Кулижниковым - не герои своего времени? Пусть будет так

Чемпион мира, с недавних пор двукратный чемпион мира , один из самых быстрых конькобежцев планеты, перед отлетом в Калгари на еще один мировой чемпионат, на сей раз по многоборью, дал эксклюзивное интервью Sovsport.ru.

В котором честно ответил на вопросы о том, что он чувствует, зная, что его забеги не транслируются в прямом эфире по федеральным каналам. И что, даже становясь лучшим в мире, он, наряду с «русским Усэйном Болтом» Павлом Кулижниковым , не слишком известен в собственной стране. Ради которой он бьется на дорожке, месяцами не видя жену и сына.

«У меня всегда перед глазами пример Клаудии Пехштайн»

- Денис, я хочу начать даже не с этого. А с вашей свежей золотой медали. Золотой медали, которую в чем-то можно назвать обидной?

- Золотую медаль чемпиона мира и вдруг — обидной? Это почему же?

- За год до Олимпиады в Сочи вы чемпион мира на 1500, через год после Сочи вы снова чемпион мира на этой же дистанции. А на Олимпиаде, мечте всей жизни у вас деревянная медаль.

- Да что вы, мне совсем не обидно. Я под таким ракурсом на все это не могу смотреть. Никак. Мне в любом случае приятно. Наверное, в Сочи я просто не должен был ничего завоевывать, так было нужно. Моей судьбе. У меня еще остается шанс, и я постараюсь его использовать. Мне сейчас двадцать пять, до следующей Олимпиады остается три года, мне будет двадцать восемь. Разве это возраст? Возраст, конечно, но весьма неплохой.

- За три года многое может случиться.

- Может. Но надо верить в лучшее. У меня всегда перед глазами великолепный пример Клаудии Пехштайн. Продержавшейся много лет на высочайшем уровне.

- Ее поймали на допинге.

- Это не совсем простая история. Непонятная история. Я особенно глубоко не вникал, но я знаю, что Клаудиа судится, у нее до сих пор продолжаются суды по всем этим делам. Насколько я слышал, она стремится доказать свою версию: генетически в крови могут происходить некие изменения, и то, что у нее было обнаружено, совсем не доказывает факта употребления допинга.

- Двадцать восемь — неплохой, как вы говорите, возраст. При этом многие замечают, что даже между 20 и 25 годам явно ощущается разница в силах и возможностях.

- Да, ощущается, и в то же время в двадцать лет лишь очень немногие, особенно ярко одаренные ребята, показывают результат. Если сравнить мои двадцать и двадцать пять, то я вижу совсем другие вещи. В двадцать пять у меня гораздо больше осознанного отношения к работе, осознание мира, себя, своего места в этом мире уже немного иное. Я стал взрослее.

«Пусть проверяют. Мне бояться нечего»

- Кстати, это правда — то, что говорил недавно ушедший в отставку президент федерации легкой атлетики Валентин Балахничев? О том, что так, как проверяют русских, не проверяют больше никого. У вас тоже проверки носят драконовский характер?

- Да какая мне разница? Пусть проверяют. Мне бояться нечего. У нас спорт — самый чистый. Вернее, один из самых чистых.

- И все-таки у вас была дисквалификация, у Павла Кулижникова она была.

- Ну, знаете ли, если заглянуть в эту тему поглубже... Хотя я не хотел бы заглядывать. Меня оправдали. И я совершенно точно знаю, что я ничего не делал, чтобы улучшить свои результаты. И Пашка тоже.

- Кулижникова называют «русским Болтом, о котором Россия ничего не знает». И у вас похожая ситуация. Ваши забеги не транслируют в прямом эфире федеральные каналы, в отличие от советской эпохи конькобежцы, при ваших выдающихся достижениях, не могут быть названы героями нации, героями своего времени.

- Я совершенно спокойно это воспринимаю. «Не герои своего времени?». Ну что ж, пусть будет так! У меня нет каких-то особенных переживаний по этому поводу. Могло быть, конечно, и лучше, но я вполне удовлетворен тем, что есть. В повторе нас показывали нон-стоп после завершения чемпионата, едва ли не каждую ночь, насколько я знаю, показывали и в выпусках новостей... И дело даже не в этом! Когда я стою на старте, по обыкновению своему низко опустив голову, я чувствую колоссальную поддержку. Видят меня в этот момент мои болельщики в России, или не видят, я точно сказать не могу, но я так явно ощущаю, что они сейчас со мной... Я верю своим чувствам, это придает мне силы. Если бы я не чувствовал этого на старте, мне кажется, я бы выиграть не смог! Но это чувство у меня есть, и это не самообман! Я же быстро бегу, для меня индикатор — это мой бег, если я быстро бегу, значит, все за меня болеют.

- Получается, на Олимпиаде в Сочи все болели против вас?

- Нет, на Олимпиаде я сам... Чуть-чуть не был готов. Сомневался в себе. Да в целом я в Сочи нормально сбегал, мне просто немножко времени не хватило. Я начал выступать не за четыре года до Игр, а за три, у меня цикл получился неполным. И как раз сейчас это можно увидеть по моим результатам, когда наступил четвертый год. Кстати, на моих забегах в Сочи на трибуне были жена и сын. И сын так возмущался, что вот же он, папа, рвался подойти, взять за руку, и был очень расстроен, не понимая, почему этого сделать нельзя!

«Атмосфера в Голландии — это нечто. Люди в теме!»

- Выиграв недавно чемпионат мира, вы руками, как шторками то «задергивали» на ходу лицо, то открывали его. Что это за трюк?

- Придумал спонтанно такую фишку, проезжая мимо монитора, показывающего мои победные секунды. Вроде бы всем понравилось... А перед этим, в Норвегии я сделал другое: отдернул рукав, словно у меня там часы, посмотрел на запястье и показал большой палец: «Хорошее время!». Развлекаю людей, как умею. Хотя есть один финский конькобежец, он на старте всегда какие-нибудь сценки показывает. Я перед стартом обычно о другом думаю. А когда пробежал, уже можно немножко и пошутить. Просто хочется отметить какой-то яркий момент. Особенно в Голландии — семь тысяч на трибунах, и все болеют, как сумасшедшие. С ними хочется «поиграть». Там такая публика: они разбираются в технике бега, им раздают пустые протоколы, народ вооружается ручками, заполняет их. Это нечто! Люди в теме.

- Секунды быстрее в такой атмосфере?

- Секунды быстрее на высокогорье (смеется)

- Что нужно сделать, чтобы и в России публика приблизилась к уровню голландской, или это уже менталитет?

- Скорее, плохой маркетинг. Скоростной бег на коньках ведь очень интересно смотреть! И выглядит он захватывающе, наконец, просто красиво. Светло-голубой, переливающийся лед, эффектные костюмы конькобежцев, скорость! Это касается прежде всего коротких дистанций, хотя я, например, люблю смотреть и длинные. Меня интересуют графики их прохождения... Кстати, вот такой интересный факт: я проходил исследования по ДНК, и оказалось, что у меня генетическая предрасположенность именно к средним и длинным дистанциям!

- Интересно. Еще мне интересно, каким, по вашему личному мнению, должен быть хороший маркетинг

- Я не могу себе позволить об этом думать. Мне нельзя отвлекаться. Есть примеры, на которых я учусь. В том смысле, что если я начну отвлекаться — это скажется. Пока мой вклад в маркетинг — мои результаты. Я дома был всего четыре дня за три месяца. Что со мной будет, если я начну заниматься еще и маркетингом, или даже просто мыслями о том, что и как нужно в этом плане делать?

«Кризис? Не заметил. Мне не на что тратить деньги»

- И когда вы вот так вырываетесь домой — чего больше всего хочется?

- Да ничего. Просто дома потусоваться. Хотя все равно даже в эти дни приходится тренироваться, тренировки я никогда не бросаю.

- Неужели нельзя сделать свою жизнь полегче?

- Нельзя. Это спорт высших достижений.

- Кризис сказался на представителях спорта высших достижений?

- Я не чувствую. У нас зарплаты такого уровня, что сокращать их бессмысленно. Мне не на что тратить деньги. Мои повседневные расходы ничем не отличаются от расходов любого другого москвича. Земельные участки я не покупаю, домов загородных не строю. У меня нет денег на землю, и на дом, соответственно, тоже. Я весь в спорте. И душой, и головой... Всей своей жизнью.

- Что вы еще любите в жизни?

- Семью. А что мне еще любить?

- Не сориентируете немножко, чего от вас ждать на чемпионате мира в Калгари?

- Пока не знаю. Там лед другой, высокогорье, к нему нужно адаптироваться, его почувствовать. И там уже будет понятно, что нужно изменить, чтобы к нему подстроиться. Поэтому мы и выезжаем туда заранее, за десять дней.