Вертикали и горизонтали Валерия Брумеля
НЕ ЧОКАЯСЬ
ХАЛЯВА — ЦЕНА СПОРТИВНОЙ СЛАВЫ В РОССИИ
Из квартиры номер 50 элитного дома в Гагаринском переулке, в которой лучший спортсмен мира начала 60-х годов, олимпийский чемпион-64 по прыжкам в высоту Валерий Брумель прожил более 35 лет, открывается великолепный вид на храм Христа Спасителя. В тяжкие минуты Валерий Николаевич подолгу смотрел на него, и это, как он утверждал, приносило успокоение.
Бывший коммунист, член ЦК ВЛКСМ, любимец Генерального секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева, хоть и принял крещение только
в 48 лет, к Богу пришел гораздо раньше. Пытался найти опору после того, как страшная мотокатастрофа сначала выбила из-под него трон «величайшего из великих спортсменов мира», а потом потушила семейный очаг.
Бог все-таки даровал Валерию Николаевичу личное счастье в лице третьей жены — красавицы Светланы, наконец-то сделавшей его (50-летнего отца двух взрослых детей) любящим отцом. Но вне семьи он так и не взобрался на прежнюю высоту…
Мой добрый знакомый, знаменитый журналист (увы, уже покойный) Стив Шенкман однажды написал в журнале «Юность»: «Мы шли с Валерием Брумелем по людной улице, и никто его не узнавал. Никто. Вот цена спортивной славы! А ведь Валерия Брумеля трижды называли лучшим спортсменом мира. Три года подряд не было в мире спортсмена более популярного, чем Брумель. А теперь вот не узнают!»
Похожее чувство рядом с Брумелем я испытывал сотни раз (представляю, что творилось при этом в его ранимой душе с необычайно обостренной самовлюбленностью).
И все-таки исключения бывали. Вспоминаю, например, весну 1994 года. В составе туристической группы летим с Валерием Николаевичем в Париж на чемпионат Европы по легкой атлетике. Вернее, хотим улететь. Рано утром заказаны два автобуса у метро «Сокол», которые должны доставить всех в «Шереметьево-2». Однако ни в назначенное время, ни через полчаса транспорта нет. Начинается легкое волнение, которое через двадцать минут перерастает в панику, поскольку возникает реальная угроза опоздать на самолет. Расталкивая друг друга локтями, начинаем ловить редкие попутные машины. В итоге мы с Брумелем оказываемся в салоне пятой модели «Жигулей», немолодой хозяин которой с первых же минут начинает пристально вглядываться в зеркало, в котором отражается лицо моего попутчика. Через десять минут езды он все-таки решается: «Извините, а вы не Брумель?» Из того восторженного, что было дальше, есть смысл сказать только о том, что я за счет Валерия Николаевича доехал до «Шереметьево-2» на халяву…
КОРОЛЬ, БРАТ ИМПЕРАТОРА
С огромным трудом, но он мог простить невежество молодому участнику телеигры «Поле чудес», начавшему крутить барабан после вопроса «Кто из советских легкоатлетов трижды подряд признавался лучшим спортсменом мира?», но в то же время выходил из себя, когда слышал невинный, казалось бы, вопрос о его взаимоотношениях с двумя родными братьями. А они, надо сказать, у него были непростыми: и отношения, и братья. Младший, Игорь — активный участник известных приднестровских событий, член Народно-трудового союза, которого братья-украинцы обещали повесить на трехцветной портянке за призывы во время референдума на Украине к ее воссоединению с Россией.
Средний, Олег (изучивший научный коммунизм с другой стороны: как с ним бороться), вовсе отказался от имени, которое дали ему родители, и, назвавшись Алексеем, объявил себя «Всероссийским императором, царем Московским Алексеем Первым» со всеми вытекающими отсюда последствиями…
Валерий Николаевич на дух не переносил разговоры о братьях (одна из публикаций, где я упомянул о них, в итоге стала причиной нашей ссоры, растянувшейся до конца его дней). Помнится, я битый час уговаривал его дать мне «добро» на публикацию в «Советском спорте» давней семейной фотографии, где средний брат (в то время еще Олег) почему-то застегивал старшему пуговицы на пальто. Даже подпись к ней придумал, как мне тогда казалось, оригинальную: что-то о детских годах будущего императора и уже состоявшемся короле.
Закончилось это тем, что Брумель в сердцах положил снимок в ящик письменного стола и закрыл на ключ, посчитав, видимо, что я способен не устоять перед соблазном его опубликовать.
Тогда я не очень удачно пошутил: приятно, мол, иметь в братьях императора — всегда есть хороший шанс получить от него титул князя или графа, ведь назначил же он Жириновского королем Эстонии. И услышал в ответ: «А зачем мне такой титул, если я был самым настоящим королем в своем деле и остаюсь им до сих пор? Ты ведь знаешь, что Международная легкоатлетическая федерация назвала меня лучшим в мире прыгуном в высоту за последние 75 лет…»
ПЕЛЬМЕНИ ПО-БРУМЕЛЬСКИ
Вспоминаю свой первый звонок Валерию Николаевичу осенью 1985 года с робкой просьбой об интервью. После некоторой паузы (о нем тогда практически уже никто не писал) он согласился.
Я ехал к нему, как на Олимп. А у «бога» в то утро раскалывалась голова от жестокого похмелья. Это было видно невооруженным глазом, и потому нашу беседу я разумно начал с того, что предложил ему выпить. «А что, есть?» — вмиг оживился он. «Нет, но, в принципе, есть деньги…»
Через десять минут он привел меня к гастроному у метро «Кропоткинская»:
«За мной не ходи — жди тут, я быстро», — и, одарив продавца улыбкой старого знакомого, Брумель зашел за прилавок и скрылся в подсобном помещении. За окном, напомню, стоял 1985 год, самый разгар горбачевской борьбы за трезвость, и я, сполна познавший прелести перерезавших всю Москву «талонных» очередей за спиртным, по достоинству оценил перспективы нового знакомства: ровно через три минуты Валерий Николаевич уже протягивал мне бумажный пакет:
— Водки, к сожалению, не было, пришлось взять коньяк. Пошли — дома есть хорошая закуска. Пробовал когда-нибудь пельмени по-брумельски?
Еще через десять минут мы сидели в его шикарной, но полупустой квартире, за нехитрым холостяцким столом и говорили «за жизнь». Он обвинял всех и вся, жаловался, что ему, лучшему спортсмену планеты, нет места в родном Отечестве, и эта роль забытого гения, казалось, вкладывала смысл в его существование.
— Вот как ты думаешь, сколько стоят мои брюки? — совершенно не интересуясь ответом, допытывался он. — Правильно, рублей тридцать, а они, не поверишь, у меня единственные. В приличном обществе появиться не в чем. Зарплату уже девять лет не получаю, пенсию неизвестно когда дадут, а я между прочим инвалид второй группы. Вот и приходится сдавать стеклотару, чтобы как-то прокормиться. Но ты не переживай, говорят, моя пьеса должна скоро пойти на польском радио, с гонорара долг за коньяк верну…
— Вот вы говорите, что жить не на что. А почему «Золотую каравеллу Колумба» не продадите, ведь там паруса из чистого золота? В конце концов вторая — «серебряная» — на память останется?
— Запомни: если я это сделаю, перестану себя уважать. Это приз, который вручается лучшему спортсмену планеты, самая престижная награда в мире спорта, а если король потеряет скипетр, он перестает быть королем…
ВИКТОР – ЗНАЧИТ ПОБЕДА
Жены у Валерия Николаевича были на зависть. Марина Брумель — известная гимнастка-«художественница». Елена Петушкова — олимпийская чемпионка по конной выездке. И, наконец, Светлана, врач, кандидат медицинских наук, моложе мужа на 16 лет, но сумевшая, как никто из обеих ее предшественниц, понять его. Именно Светлана возвратила его к полноценной жизни в трудную минуту, заставила поверить в себя. И Брумель возродился, перестал искать успокоение в алкоголе и полностью посвятил себя маленькому сыну Витюше. Он не скрывал, что его последнему сыну повезло с отцом в несколько раз больше, чем старшему и дочери от второго брака. «Тогда я дома практически не бывал — спорт отнимал все время. Витюше я отдаю практически весь свой день, благо я на пенсии…»
ЛЮБИТЕЛЬСКИЙ СПЕКТАКЛЬ В ГЕНУЕ
За одиннадцать лет нашего знакомства с Брумелем сделал о нем десятки публикаций, в которых можно проследить весь путь от полного разочарования до плохо скрываемого восхищения им. В моих «секретных» дневниковых записях есть много страниц, посвященных Валерию Николаевичу, благо, впервые признаюсь, тешил себя надеждой написать о нем книгу. Его внезапная смерть определила и некую сумбурность этого материала. Нет времени все осмыслить, упорядочить и выстроить в хронологической последовательности, поэтому рискну предложить читателям «Советского спорта» выдержки из опубликованных и неопубликованных записей. Пусть каждый, кто не знал Брумеля раньше, составит о нем собственное представление.
Постановление Секретариата ЦК Коммунистической партии Советского Союза
«О направлении т. Брумеля В.Н. в Геную (Италия)»:
1. Направить т. Брумеля В.Н. в гор. Генуя (Италия) проездом из Брюсселя в октябре с.г. для участия в церемонии вручения ему международной премии «Золотая каравелла Колумба» сроком на три дня.
2. Утвердить тексты телеграмм совпослам в Бельгии и Италии (прилагаются).
«За»: Суслов М.А., Козлов Ф.Р., Ильичев Л.Ф., Шелепин А.Н.
БРЮССЕЛЬ
Вне очереди
СОВПОСОЛ
Организуйте отправку В. Брумеля в Геную 11 октября. Указания совпослу в Риме о встрече Брумеля в Генуе даны.
В. Брумель должен получить присужденную ему премию «Золотая каравелла Колумба», но в своей речи при получении премии заявить, что эту премию он передает на вечное хранение в Музей спорта СССР как знак признания не только его личного спортивного мастерства, но и достижений всего советского спорта. Тут же он должен вручить эту премию представителю советского посольства в Италии с просьбой направить ее в Москву в Музей спорта. При таких обстоятельствах вопрос о дисквалификации В.Брумеля и непризнании его спортивных рекордов не может быть поднят. Во всяком случае, для постановки этого вопроса у наших противников не будет никаких правовых оснований. Совпослу в Италии даны на этот счет соответствующие указания.
9 октября 1962 года.
Из интервью Брумеля в январе 1995 года:
— Когда перед поездкой в Италию меня вызвали на Старую площадь и зачитали сценарий моего будущего поведения в Генуе, я твердо заявил: никуда не поеду, если заслуженный мною приз не станет моей собственностью. Как ни странно, но я своего добился. Сошлись, правда, на том, что «спектакль» на глазах у всех все-таки разыграю, поскольку мы в то время считались спортсменами-любителями и не имели права получать ценные подарки, а тем паче деньги в качестве призов. В противном случае могла последовать дисквалификация…
НАЧАЛЬСТВО ПРОСИЛО НА ИКРУ НЕ НАЛЕГАТЬ
Из интервью с Брумелем в марте 1995 года:
«…Кого ты слушаешь? Кто тебе сказал, что Брумель двадцать лет был невыездным потому, что развелся со своей второй супругой Еленой Петушковой, у которой папа был генералом МВД?» Генерал Петушков здесь абсолютно ни при чем. Если хочешь знать, это дело рук румяного комсомольского вождя, карьериста Сергея Павлова, который отомстил мне за дружбу с семьей Хрущева и, в частности, с сыном Никиты Сергеевича Сергеем.
У Хрущева была одна речевая особенность: в паузах между словами он тянул звук «эм». Павлов копировал это «мычание» один к одному. Если он начинал это делать в моем присутствии, я тут же демонстративно уходил, случалось — даже во время пленумов ЦК комсомола. Как только Хрущева сняли, Павлов прекратил «мычать» на следующий же день. Вот тут-то он надо мной поиздевался…
— Существует еще одна версия вашего «домашнего ареста». Говорят, в свое время Брумель был задержан на таможне при попытке вывезти в Мексику золото в костыле?
— А еще говорят, что Брумель пять лет назад покончил жизнь самоубийством – повесился. Немцы, кажется, распустили такой слух. Запомни: у меня на таможне проблем не было никогда. Я никогда не занимался контрабандой. С органами безопасности сталкивался лишь один раз в своей жизни. Произошло это в начале 1965 года на правительственном приеме сборной по случаю успешного выступления на Олимпийских играх в Токио. Воронов, Микоян, Козлов – почти все члены Политбюро нас тогда приветствовали. Я приехал туда с тренировки голодным. Подошел к столу, налил стакан любимого «Кинзмараули», сделал бутерброд с толстым-толстым слоем черной икры и только поднес его ко рту, как почувствовал на плече чью-то тяжелую руку.
Поворачиваюсь – стоит мужик в точно таком же, как у меня, темном костюме. «Ты что, забыл? — спрашивает. — Начальство просило на икру не налегать». Сначала я просто отмахнулся, а когда ко мне подошел его товарищ в таком же точно костюме и с таким же предупреждением, понял: эти ребята приняли меня за своего. Ну и меня, конечно, прорвало: «Что мне ваше начальство! Я Олимпийские игры выиграл, дайте хоть поесть нормально…»
А с икрой у меня был еще один веселый случай. Кажется, во Франции — я только выезжать за границу начал. Суточные по тем временам давали мизерные, даже на элементарные сувениры родным и близким не хватало, несмотря на жесткую экономию. Поэтому я, Тер-Ованесян и был еще такой прыгун Маматкин взяли с собой в поездку 25–30 баночек черной икры (как сейчас помню: стеклянная 100-граммовая баночка стоила тогда 3 рубля 15 копеек). Думали, продадим — разживемся деньжатами. А там этой икры навалом — иранской по 6 долларов за банку. Никто, естественно, у нас не покупает. Что делать? Не везти же все обратно? И тут нам выдают небывалые суточные — по 20 долларов в день — большие по тем временам деньги, хотя для ресторанов все равно маловато. И вот заваливаемся мы в одно кафе, заказываем мягкие булочки, открываем наши баночки и делаем царские бутерброды — икры в два раза больше, чем хлеба. Наворачиваем и видим, что хозяин кафе смотрит на нас, как на сумасшедших миллионеров. В то же время в глазах — нескрываемый восторг. «Кто вы?» — спрашивает. «Мы — спортсмены из Советского Союза». – «А почему такой дорогой продукт в таких количествах едите?» – «Нам нужна энергия, сила, а в икре много белкового вещества». – «О! Вы – настоящие профессионалы и патриоты, — еще более восхитился он, — не жалеете денег, чтобы прославлять себя и свою страну…»
— Как-то в одной из статей я натолкнулся на рассказ об очень известном нашем атлете (без указания имени), который на Олимпиаде в Риме посетил публичный дом накануне старта, а на следующий день выиграл серебряную медаль. Речь, случаем, шла не о вас?
— Нет, не обо мне. Я никогда не ходил в публичные дома, хотя к женскому полу всегда был неравнодушен. Во-первых, советская пропаганда с детства вдолбила в голову, что это плохо и можно подхватить заразу. А во-вторых, у меня и денег-то на публичный дом не было. На нищенские суточные, что ли, любовью заниматься?
— Говорят, что в свое время у вас было три автомобиля. В советское время факт невероятный. Тем не менее это правда?
— Да. Скажу более того: за всю мою жизнь у меня машин было штук двенадцать. А может быть, и больше. А что касается трех машин одновременно, у меня были «Жигули», спортивный «Фиат» и «Мерседес».
— И все закончилось тем, что вы отказались от всего этого «гаража» исключительно из-за того, что испугались ненароком сбить кого-то?
— Увы. Что греха таить, иногда садился за руль в нетрезвом виде. Может быть, успокаивало то, что в ГАИ меня все знали? Я тогда сильно популярным был.
Знаешь, какие у меня случаи были? Прямо по Высоцкому. Просыпаюсь, бывало, дома после вечеринки и вспоминаю: с кем же я был вчера? А главное: где машину оставил? Потом звоню в районное отделение ГАИ: «Иван Васильевич (или Петр Григорьевич) я вчера где-то машину оставил. Ты не можешь сказать своим ребятам, чтобы посмотрели?»
Через десять минут звонят: «Валерий Николаевич, нашли, приезжайте…»
— А это правда, что на номере одной из ваших машин было написано «BRUMEL»?
— Просто ребята пошутили. У меня был автомобиль марки «RАMBLER», а они буквы переставили, переделали в «Брумель»…
МОЙ БРУМЕЛЬ
После нашей ссоры мне несколько раз передавали своеобразные приветы от Брумеля: говорили, что он по-прежнему на меня обижается за какую-то статью. Для меня это был бальзам: я знал, если Валерий Николаевич об этом говорит – значит он помнит обо мне. Несколько раз на каких-то легкоатлетических тусовках я ловил его взгляд: мне кажется, что он жалел о том, что стал инициатором нашей ссоры, что ему нужен был собеседник, имеющий такую трибуну, как «Советский спорт», но гордыня не позволяла сделать шаг навстречу.
Сейчас корю себя за то, что я тоже не проявил инициативу. Четырнадцатого мая 2002 года, в день 60-летия Брумеля, я по служебным делам встречал в аэропорту «Шереметьево-2» президента Всероссийской федерации легкой атлетики Валентина Балахничева, прилетевшего из Кении (там состоялся Конгресс ИААФ, на котором определялась столица будущего чемпионата мира, и среди соискателей была Москва). Валентин Васильевич пригласил меня прямо из аэровокзала поехать на юбилей Брумеля. Я не поехал. Потом услышал, что Валерий Николаевич был непонятно грустен. И только сейчас узнал, что он знал о своей неизлечимой болезни. Но я уверен, что он не сомневался в том, что победит, что в очередной раз сумеет преодолеть нечеловеческую высоту, но, увы, на сей раз не получилось…
ИЗ ДОСЬЕ «СОВЕТСКОГО СПОРТА»
Валерий Николаевич Брумель. Выдающийся прыгун в высоту, лучший легкоатлет мира начала 60-х годов. Родился 14 мая 1942 года в деревне Разведки Тыгдинского района Амурской области. Заслуженный мастер спорта (1961). В 1959–1960 гг. «Авангард» (Луганск) и «Буревестник» (Львов), в 1960–1971 гг. «Буревестник» (Москва). Олимпийский чемпион-1964 (2.18). Чемпион Европы-1962 (2.16). Серебряный призер Олимпийских игр-1960 (2.16). Трижды – в 1961, 1962 и 1963 гг. был признан лучшим спортсменом мира. В 1962 г. получил высшие международные призы «Приз Хелмса», «Золотую каравеллу Колумба». Чемпион СССР (1961–1963). Шестикратный рекордсмен мира: 2.23, 2.24, 2.25 (1961), 2.26, 2.27 (1962) и 2.28 (1963), причем последний оставался непревзойденным в течение 8 лет. Награжден орденом Трудового Красного Знамени.
Умер 26 января 2003 года в Москве.
НАША СПРАВКА
Все мировые рекорды Валерия БРУМЕЛЯ
2.23. Кубок Москвы. Москва. 18. 06. 1961 год (17 часов 48 минут)
2.24. Матч СССР — США. Москва. 16. 07.1961 (18 часов 40 минут)
2.25. Универсиада. София. 31. 08.1961 (18 часов 40 минут)
2.26. Матч СССР — США. Стэнфорд (США). 17 часов 15 минут
2.27. Первенство ГЦОЛИФКа. Москва. 16 часов 10 минут
2.28. Матч СССР — США. Москва. 19 часов 15 минут
